Лобановский всегда интересовался у спартаковских сборников здоровьем Черенкова («Как там Фёдор?»). Изначально он планировал включить Черенкова в состав на Италию-90. Об этом он говорил Симоняну, Морозову и Мосягину — членам тренерского штаба сборной. Об этом же свидетельствуют технические данные о подготовке сборной. Со 2 по 24 февраля 1990 года она провела 13 контрольных матчей: десять на итальянском сборе против клубных команд Швейцарии и Италии, три в США в рамках «Кубка “Мальборо”» со сборными Колумбии, Коста-Рики и США. Черенков сыграл в двенадцати встречах, пропустив лишь одну, в Италии. В Америке все три матча он провёл полностью, в Италии полностью пять из девяти, в одной встрече его заменили, в трёх на замену выходил он сам. На заключительной стадии подготовки Черенков полностью провёл 28 марта товарищеский матч с голландцами в Киеве, а 25 апреля в Дублине выходил на замену в игре с ирландцами. 14 дублинских минут стали для Черенкова последними в составе сборной СССР.
После возвращения сборной из США Юрий Андреевич Морозов говорил мне, что «Черенков стал чувствовать вкус к коллективному отбору, встречному отбору, прессингу. Надо смотреть. Всё решат апрель — май...».
Но Лобановский и его коллеги по штабу с сожалением были вынуждены отказаться от услуг Фёдора из-за очередного обострения преследовавшей выдающегося футболиста болезни.
Черенков почти достиг 31-летнего возраста. Он, по свидетельству хорошо знавших его людей, думал в то время «не о чемпионате мира, а лишь о том, как после страшного внутреннего истощения набраться сил, чтобы вновь захотеть играть в футбол». И не «злая» воля Лобановского, о недуге Черенкова не произнёсшего ни одного слова, — тому причина.
«Конечно, — говорил Черенков о годе 1986-м, — я был страшно расстроен тем, например, что Малофеева, у которого я имел стопроцентное место в составе, за три недели до чемпионата мира сменил Лобановский и отцепил меня».
Но так ли это? Первая сборная СССР под руководством Малофеева в 1984—1986 годах провела 24 матча. Черенков принимал участие всего в девяти из них, причём только три игры — в сентябре — октябре 1985-го — провёл полностью. Ещё в двух выходил на замену, а в четырёх был заменён сам. Лобановский, сменив Малофеева, не мог «отцепить» Черенкова по одной простой причине: Черенкова на тот момент в составе не было. Он летал со сборной в январе 1986 года в Испанию (провёл на поле час в проигранной испанцам встрече), в феврале в Мексику (мексиканской национальной команде советская сборная проиграла 0:1, Черенков сыграл 25 минут, выйдя на замену) и в апреле в Румынию (вновь поражение, Черенков был заменён на 41-й минуте). Против финнов в мае в Москве Черенков уже не играл.
После того как за три недели до начала мексиканского турнира команду возглавил Лобановский, вокруг Черенкова развернулась настоящая эпопея. Лобановский, хорошо осведомлённый о том, что происходило на сборе в Мексике (рецидив болезни), о лечебных курсах применительно к Черенкову, не захотел брать на себя ответственность: в любой момент в условиях длительного отрыва от дома и тренировочных нагрузок у Черенкова мог произойти серьёзный срыв. К тому же, повторю ещё раз, могла возникнуть необходимость принимать такие препараты, в которых содержатся запрещённые компоненты.
Сам, однако, Лобановский о своём решении говорить Черенкову не стал. Никогда прежде ему не приходилось принимать решение, с которым внутренне он сам был не согласен. Лобановский очень переживал сложившуюся ситуацию и попросил врача сборной Савелия Евсеевича Мышалова поговорить с Черенковым: «Деликатно, как вы умеете, дайте ему знать, что в дальнейшем он в сборную привлекаться не будет из-за болезни, которая может в любой момент обостриться».
«Я, — вспоминает Мышалов, — не знал, с какого боку подступиться с этой чёрной для несчастного парня вестью. Взволнованно, путаясь в словах, начал издалека: “Претензий к тебе никто не предъявляет. Но в целях профилактики, чтобы сохранить твоё здоровье... Ведь мы опять летим в Мексику, где на супертурнире возникнет чрезмерная стрессовая нагрузка... К тому же высота может вернуть твои прежние проблемы...”». Черенков, по свидетельству Мышалова, «выслушав это бормотание, не выдержал — заплакал». Затем собрал вещи и уехал из Новогорска.
Но история на этом не завершилась. У «Спартака» всегда была мощная поддержка во властных структурах. Одним из болельщиков клуба слыл, например, некто Дымков, возглавлявший в ЦК КПСС сектор выездов за границу. Прознав, что Черенкова решили не брать на чемпионат мира, он приехал в Новогорск и прямиком отправился в номер Лобановского. Номер состоял из двух комнат. В одной была спальня, в другой Лобановский оборудовал для себя временный кабинет. В нём Дымков и стал объяснять Лобановскому, кто такой Черенков, какое важное значение для страны имеет его — «народного героя, любимца!» — участие в чемпионате мира, и фактически потребовал в присутствии, стоит заметить, Симоняна возвращения Черенкова в состав. Попытка Лобановского объяснить партийному чиновнику причины, вынудившие его принять такое решение, ни к чему не привели. Дымков продолжал настаивать. Тогда Лобановский перевёл «стрелки» на Мышалова: «Идите к доктору. Если он возьмёт на себя ответственность, возражать не стану».
Дымков, по словам Мышалова, разговаривал с ним, «мягко говоря, некорректно». Доктор доходчиво ему объяснил: «Несколько месяцев назад у Черенкова случился рецидив. Поэтому нет гарантии, что он, даже пройдя в Мексике завершающий этап подготовки без сучка и задоринки, примет участие в первенстве мира...» Не дослушав Мышалова до конца, Дымков вновь отправился в номер Лобановского. И тогда Лобановский, приняв во внимание мнение Мышалова, заявил твёрдо: «Нет, Черенкова мы с собой не возьмём!» Попытки Дымкова надавить на руководство сборной через руководителей более высокого уровня успехом не увенчались.
Когда у Симоняна однажды поинтересовались, возникли ли у него дискуссии с Лобановским по поводу использования в сборной Черенкова, дважды лучшего футболиста СССР, он ответил: «Конечно, мы говорили об этом. Но Валерий Васильевич твердил своё: “Никита Павлович, он ведь не выдержит нагрузок, боюсь я этого...” Я тоже не хотел брать грех на душу».
«Нет, — говорил Черенков, — обиды на Лобановского не держу. В конце концов, он — тренер, он несёт за всё полную ответственность, он рискует — и он имеет право на собственное мнение. Видимо, я “не вписывался” в ту игру, какую Лобановский ждал от своей команды. Говорю это не просто из вежливости. Когда я сам вступил на тренерскую стезю, понял Валерия Васильевича».
Лобановский никогда публично не комментировал свои решения, связанные с Черенковым. Никогда, например, не говорил, что «спартаковский полузащитник не готов функционально» или же «не вписывается в нашу игровую схему» — все эти «оправдания-отговорки» приписаны Лобановскому теми, кто был возмущён отсутствием Черенкова на чемпионатах мира и Европы. Лобановского сделали в связи с этим главной мишенью. О том, что на чемпионат мира в Испанию Черенкова не взял его клубный тренер Бесков, и не вспоминали.
Но довольно о Черенкове. Ибо речь у нас всё-таки идёт о чемпионате мира 1990 года — последнем для Лобановского и для сборной СССР.
Мало кто знает, что в декабре 1989 года Лобановский раздумывал над тем, чтобы изменить свой статус в киевском «Динамо», стать начиная с 1 января 1990 года тренером-консультантом для Анатолия Пузача и Владимира Веремеева, а основное внимание сосредоточить на подготовке сборной СССР к чемпионату мира в Италии. Но по зрелом размышлении от этой идеи отказался. 1 января мы разговаривали с ним, и он сказал мне, что всё остаётся, как было, и что неизменность позиции необходима прежде всего футболистам, которые без постоянной твёрдой руки (как показал опыт 1983 года) жить и работать, к сожалению, не в состоянии.
Наверное, ошибочным можно назвать решение Лобановского заранее, за несколько месяцев до начала чемпионата мира в Италии, объявить публично о том, что он уйдёт из сборной при любом результате. Это не могло не сказаться на психологическом состоянии футболистов, сразу же принявшихся гадать: что да как будет потом, кто придёт на смену Лобановскому.
