Впустила я ее неохотно: прямо-таки чувствовала, что она собирается что-то мне навязать.

— Энайя, — начала она, присев на старый деревянный стул около меня, — я думала не говорить об этом, так как считала, что это не моё дело…

— Вот и дальше так считай… — с неожиданно навалившимся раздражением оборвала её я. Это было грубо, но я не смогла удержать рвущиеся наружу чувства.

Моника замерла, почувствовав себя не в своей тарелке, но потом стряхнула с себя унижение и стойко продолжила:

— Но я всё равно собираюсь это сказать! А уж ты делай с услышанным то, что считаешь нужным! — она сделала глубокий вдох и серьезно произнесла:

— Ты, наверное, думаешь, что из тебя хозяйка для Талиэна вышла невероятно замечательная, особенно после того, что он пережил в предыдущем рабстве?

Я опешила, смутившись, потому что Моника попала в точку: я действительно так думала. Мне не удалось скрыть своего замешательства, но Моника продолжила:

— А ты знаешь, что сегодняшнее рабство для Талиэна даже более болезненное, чем предыдущее? Ты знаешь, что он переживает его с большей болью, чем то, где над ним постоянно издевались как морально, так и физически?

Я замерла, абсолютно выбитая из колеи ее словами, и воззрилась на Монику изумлённо-ошарашенным взглядом.

— О чем ты говоришь? — бросила я хмуро, пытаясь скрыть свое волнение и страх.

— О том, — продолжила Моника уже более мягко, но очень проникновенно, — что Талиэну гораздо больнее быть отвергнутым тобою, чем человеком, которого он ненавидел и презирал!

Я нахохлилась:

— Но я его не отвергаю!!! Я его принимаю и… жалею. Я по-настоящему сострадаю ему из-за того, что ему пришлось пережить!!!

Моника скептически выгнула красиво очерченную бровь.

— И поэтому до сих пор не освободила? И поэтому не даешь ему почувствовать себя полноценной личностью, мужчиной, в конце концов???

Я замерла. Разве я это делаю??? Ну да, я его еще не освободила. Думала, что сделаю это, когда мы вырвемся из этой передряги и сможем быть предоставлены сами себе… Но ведь я из лучших побуждений: благодаря этой привязке мы лучше чувствуем друг друга, нам проще взаимодействовать…

— Он страдает! — проговорила Моника приглушенно. — Он прячет свои настоящие чувства от тебя… Ему больно так, как не было никогда в жизни… А все потому, что у него искалеченное чувство собственного достоинства. А ты — признаю, неосознанно — но всё же усугубляешь его проблему! Отпусти его! Покажи ему, что он равный тебе, а не какой-то там раб, мнение которого ты даже не удосужилась спросить, когда решила заключить клятву на крови!..

Я побледнела. Та ситуация очень ярко предстала перед моими глазами, и я вдруг осознала: она права! Я действительно даже не собиралась с ним советоваться. Воспринимала его как послушного и удобного парня рядышком, который всегда беспрекословно восполнит все мои нужды и чаянья…

Вся эта правда полоснула по мне таким острым лезвием, что я дернулась и мучительно закрыла глаза. Хотелось кричать во все горло: «Я не такая!!! Я хорошая!!!». Но это не умаляло факта моей чудовищной ошибки.

И что теперь? Талиэн меня… ненавидит?

Мне хотелось спросить об этом у Моники, но я не решалась открыть рот. А вдруг это правда? Вдруг он относится ко мне также, как к Антонио Лиеззо, и просто вынужден это скрывать? И все те наши поцелуи — это просто его рабское послушание, которое он был вынужден терпеть из-за рабской привязки?

Мое лицо залилось густой краской стыда, когда дверь вдруг резко открылась.

Талиэн стоял в проходе и тяжело дышал, словно прибежав откуда-то издалека. Его глаза странно блестели, пока он хмуро осматривал обстановку, а потом пунцовую меня.

Моника поспешно ретировалась и покинула комнату, а Талиэн осторожно прикрыл дверь и, подойдя, сел на ее место.

Мне было стыдно и страшно смотреть ему в глаза. Так стыдно, что я едва сдерживала слезы. Чувствовала себя чудовищем.

Потом сделала судорожный вдох и поднялась на ноги, сделав в нему неуверенный шаг. Когда я положила руку на его плечо, он поднял на меня растерянное лицо, пытаясь понять, что со мной происходит.

— С этого момента… ты свободен… — прошептала я осипшим голосом, и, не сумев больше находиться рядом, стремительно покинула комнату.

Не знаю, почему, но меня душили слезы. Было такое чувство, что я грязная с ног до головы. А еще… я теперь совершенно одна. Привязки больше нет. Я ему больше никто…

Маруффа Эйгэ

Когда последний солдат спрыгнул на каменистый пол следующей пещеры, я чувствовала себя выжатой, как лимон.

Испытание с ментальным чудовищем далось мне с трудом и имело последствия: я резко лишилась сил. Именно поэтому, когда Макс появился в пещере и сжал меня в объятиях, я не стала отстраняться или противиться, а просто повисла на нем.

Да, не могу не признать, что его ментальная связь со мной поразила меня. Он смог передать мне важную информацию, которая, не побоюсь сказать, спасла мне жизнь, но ядовитые ростки обиды все еще терзали мою внутренность. Я уже и сама устала от этого гадкого чувства, но оно было сильнее меня.

Макс наплевал на присутствие вокруг других существ и не отпускал меня из плена своих рук мучительно долго.

— Ты знаешь, что я люблю тебя? — прошептал он мне на ухо, а я вздрогнула. Он во второй раз за последние полчаса признался мне в любви. Это было волнительно. Но я… сомневалась. Слишком живо в памяти представали картины, с каким обожанием он смотрел на Исиду.

Я слегка отстранилась и посмотрела в его лицо.

— Разве ты полюбил меня не из-за лица? ЕЕ лица???

Макс смутился.

— Не стану увиливать: вначале это сыграло решающую роль, но потом…

— Ты уверен, что, если бы не лицо, ты вообще обратил бы на меня внимания?

Но он, вопреки моим ожиданиям, широко улыбнулся.

— Уверен! — прошептал он, наклоняясь к моему уху. — Мальчика с таким милым личиком, как у тебя, я бы не пропустил!!!

Это прозвучало так… откровенно извращенно, что я покраснела. Он намекал, что даже если бы я была парнем со своим настоящим лицом, он все равно влюбился бы в меня?

Верить Максу хотелось. Я снова посмотрела в его глаза. Неужели ему нравлюсь именно я, а не образ, который он якобы любил во мне???

— Эй, голубки! — кто-то грубо хлопнул Макса по плечу. — Генерал требует вас к себе на разговор.

Я напряглась. Шин Орейн не будет дергать нас просто так…

Оказывается, мы прошли уже три уровня! Об этом сообщил генерал, как только мы с Максом поравнялись с ним.

Несмотря на сложности, мне казалось, что путь будет более тяжелым. Однако, стоило мне так подумать, как что-то произошло…

В одно мгновение все вокруг начало изменяться. Стены пещеры на глазах исчезли, солдаты тоже, Шин Орейн остался где-то позади, и даже Макса не стало…

Передо мной развернулся огромный цветущий сад. Я еще никогда не видела ничего подобного вживую. Разум твердил, что происходящее — это часть очередной смертельной ловушки, но меня просто захватила умиротворенность и красота окружающей обстановки.

Деревья благоухали, на их ветвях прыгали яркие забавные птички, мимо проносились насекомые, а чуть поодаль текла река, берега, которые были укрыты ковром зеленой изумрудной травы. На Цвинне подобных мест просто не существовало. Хотя поговаривали, что в прошлом было именно так, до того, как нас поработили ракхарцы…

Я не удержалась и сняла с ног обувь. Ступать по мягкой траве было так приятно, что я засмеялась.

Но голос благоразумия, вынырнувший из глубины, напомнил: нужно быть осторожной! Это какая-то ловушка!

Я остановилась. Сделала несколько глубоких вдохов. Да, это лишь иллюзия! Качественная, безумно реалистичная, но иллюзия… со смертельным исходом. Я быстро обулась, ругая себя за неосмотрительность, и начала оглядываться по сторонам.