Он продолжает смотреть, как я ем, пока винтики в его маленькой голове крутятся, а глаза превращаются в узенькие щелки. К тому времени, как моя ложка с грохотом ударяется об опустевшую миску, я готова запустить ею в него.

— У тебя есть, что мне сказать, Ронан?

На самом деле, я не жду, что он ответит. Большую часть времени, которую я провела с ним, я слышала лишь ворчание.

— Что Шон сказал тебе прошлой ночью? — спрашивает он.

Его голос спокоен и тих, но все его тело напряжено больше обычного. Могу себе представить, почему.

Сомневаюсь, что Лаклэн одобрит этот разговор.

— Как обычно, — честно отвечаю я. — Сказал, что Лак — кобель, которому я быстро надоем, и о том, что в стае есть крыса… а еще, что армяне умыкнули деньги из клуба. Хотя, полагаю, это были русские.

Ронан смотрит на меня, но не произносит ни звука. Я не могу сказать, что происходит в его голове, но знаю, что чтобы там не было, для меня это нехорошо. И мне не стоит знать ничего об этом. Но Шон сказал мне все это не просто так, и мне любопытно узнать почему.

— Он также сказал, что люди Лаклэна не доверяют ему, — добавляю я.

Ронан хлопает кулаком по столу, и я вздрагиваю от удивления. Он один из тех пугающе спокойных парней, которые выглядят как серийный убийца или профессор, и не могу решить, на кого же он больше похож. Хотя он всегда немного задумчив, я никогда не видела его сердитым. Но сейчас он, скорее, похож на неповоротливого громилу катастрофических размеров.

— Это бред сивой кобылы, — огрызается он. — Эти парни не просто верны Синдикату, они верны Кроу.

— Хорошо, Ронан, — говорю я ему. — Только не кипятись. Не хватало тебе еще из-за этого заработать инфаркт.

Он сердито смотрит на меня, а я продолжаю в том же духе.

— Я знаю, что парни верны Лаку, и тебе нет необходимости меня в этом убеждать. Верность очень много значит, об этом я знаю не понаслышке.

Инстинктивно мои пальцы тянутся к ожерелью, но его там нет. Мое сердце подпрыгивает к горлу, когда я обшариваю шею в панике.

— Что такое? — спрашивает Ронан.

— Мое ожерелье! — Я отталкиваю свой стул и рывком вскакиваю на ноги. — Его нет.

Ничего не могу поделать со своей реакцией на то, что моего ожерелья нет на мне. Это единственное, что когда-либо имело для нее значение. Последний мостик, ведущий к Талии. Я мчусь назад по коридору и начинаю переворачивать все в комнате Лака, чтобы найти ожерелье. Я быстро и тяжело дышу, когда кто-то позади меня входит в комнату.

— Мак? — Лаклэн кричит мне.

— Мое ожерелье, — задыхаюсь я. — Я не могу найти свое ожерелье!

— Оно у меня, — говорит он мне.

Я оборачиваюсь к нему, уставившись на него в недоумении. Конечно, серебряная цепь болтается между его пальцами.

— Сегодня я попросил Конора взять его, чтобы почистить. Его нужно было почистить.

— Вообще-то это не тебе решать! — Я вырываю ожерелье у него из рук и сжимаю его дрожащей рукой.

Он смотрит на меня, как на сумасшедшую, и я понимаю, что слезы текут по моему лицу. Меня это не волнует. Пусть думает, что я слабачка. Когда взглядом скольжу по контуру кулона в форме сердца в моей руке, я хочу кричать о моем разочаровании. Все выглядит по-другому. Это совсем не одно и то же. Оно блестяще чистое и выглядит новым, но Талия оставила его не таким.

— Ты не должен был делать этого! — ору я. — Если что-то не сломано, не пытайся это починить. Разве тебе никто этого не говорил?

Не знаю, чего ожидать от него, но уж точно не того, что он подкрадывается ко мне, заключает меня в объятия и прижимает к своей груди. Он потирает мою спину, прижимается ко мне так близко… и утешает меня.

Все слишком сюрреалистично, чтобы поверить в реальность происходящего.

— Иди сюда, милая.

Он тянет меня на кровать и позволяет свернуться калачиком у него на коленях. Я до сих пор хлюпаю носом, и мне стыдно. Боже, не могу поверить, насколько сильно мои эмоции взяли надо мной вверх. Лаклэн сцеловывает мои слезы, и он неожиданно нежен со мной.

— Этого больше не повторится, — говорит он. — Я думал, что сделаю тебе нечто приятное.

Часть меня чувствует вину за напряженность, проскальзывающую в его голосе. Это была своеобразная демонстрация доброго ко мне отношения, но он не понимает, что это ожерелье значит для меня. Как будто теперь от Талии ничего не осталось. Все старое ушло, а я этого не хотела. Она не была блестящей и идеальной. Она была запятнана, как и я. Но я не могу винить Лаклэна за то, что он этого не знал.

— Прости меня, — говорю я ему.

Лак вытирает мои слезы и качает головой.

— Прими душ, дорогая, — говорит он. — Сегодня я приглашаю тебя на свидание.

Некоторые мужчины водят своих женщин в кино, по магазинам или на ужин в ресторан. А мой? Он приводит меня в боксерский зал. И я улыбаюсь, словно безумная, когда мы заходим внутрь.

— Ты собираешься драться со мной? — интересуюсь я.

Он смеется.

— Если это то, чего ты хочешь, дорогая.

— А как насчет твоих порезов?

Он смотрит на меня, и несколько парней вокруг нас тоже усмехаются.

— Не оскорбляй меня, Мак.

Я улыбаюсь и качаю головой. Я знаю, что он взял перерыв в своем плотном графике, чтобы сделать это. Времени у него, вероятно, нет, учитывая, что армяне все еще дышат ему в затылок, и все те проблемы в клубе. Поэтому, когда смотрю на него, меня охватывает волна эмоций. Я встаю на цыпочки, чтобы запечатлеть поцелуй на его губах на глазах у всех остальных ребят. Лаклэну это определенно нравится.

— Иди, переодевайся. — Он передает мне сумку, которую собрал, и указывает куда-то в конец зала. Естественно, отвешивает мне шлепок по заднице, когда я направляюсь в указанном направлении.

Когда я возвращаюсь, облаченная в свой спортивный костюм, Лаклэн разговаривает с каким-то парнем. Я почти не замечаю, кто это, потому что Лак снял рубашку, и на нем ничего, кроме черных брюк, низко сидящих на талии. Я почти пускаю слюни, глядя на него. Уверена, в этой комнате немало симпатичных парней.

Он битком набит парнями, представляющими собой смесь из пота и тестостерона. Но я вижу только Лаклэна. Мне нравится, насколько он превосходит меня. А когда он держит меня ночью, я чувствую себя маленькой девочкой в полной безопасности в кольце его сильных рук. Это безумие. Но глядя на него сейчас, я не могу найти в нем ни одного изъяна от татуировок до золотого медальона, висящего у него на груди.

Все в его теле вызывает стойкое привыкание. Сильный и поджарый, с плоским животом и выпирающими тазовыми костями, лишь подчеркивающими его великолепное мужское достоинство. Какая-то часть моего мозга хочет, чтобы он расхаживал в таком виде все время.

— Мак, иди сюда, — говорит он.

Я покорно иду к нему, и Лак тянет меня в свою сторону с выражением гордости на лице, когда представляет меня окружающим.

— Джимми, это Мак.

— Приятно с тобой познакомиться, — кивает мне Джимми. — Слышал, что ты боксируешь?

Смотрю на Лаклэна и скалюсь натуральным образом.

— Иногда, — говорю я ласково.

Лак снова смеется. Звучит неплохо. Это случается не часто.

— Тогда, вы двое можете провести на ринге столько, сколько посчитаете нужным, — говорит Джимми. — При этом пользуйтесь всем, что вам нужно.

Хм… вот оно — еще одно преимущество принадлежности Лаклэну. Не нужно ждать своей очереди в зале. Сомневаюсь, что здесь есть человек, который осмелился бы отказать ему в просьбе. Но когда я оглядываюсь по сторонам, выхватывая несколько знакомых лиц из Синдиката, я понимаю, что спортзал, вероятно, принадлежит одному из них.

Джимми оставляет нас один на один, а Лак помогает мне надеть перчатки. В течение следующего часа, что у нас есть, я просто наслаждаюсь тем, что он не сдерживается со мной. Через некоторое время мы привлекаем к себе всеобщее внимание своим смехом и оскорблениями двух конкурирующих драчунов. Все его движения легки и быстры, поэтому каждый раз он умудряется меня перехитрить. Я впечатлена его силой, но еще больше меня поражает его разгоряченное тело, но я не собираюсь говорить ему об этом.