Шатер запахнулся, погрузив все в темноту. Охотница почувствовала за спиной ровной спокойное дыхание Райги и невольно вжала голову в плечи.

Он щелкнул пальцами, и посреди шатра взвилось лиловое пламя, освещая все вокруг. Шатер был просторным и весьма чистым. Ширмой отделялась одна половина — за ней стояли шкафы и стол. Перед ней — кровать, судя по резным столбикам с волчьими головами, явно принадлежавшая когда-то Волку. Впрочем, шкура под ногами скорее всего тоже ему принадлежала. Нэм вытерла ноги и разулась. Пройдя босиком по татами, присела на край кровати и потянулась.

— Такой большой и просторный шатер. Неужели для меня?

— Это мой шатер, — усмехнулся Райга. — Тут я работаю, тут я сплю, — и сел с другой стороны кровати.

— Как… романтично, — поморщилась Нэм.

— О какой романтике речь? — отозвался Райга за спиной. — Мне на днях сказали, что я чудовище и настоящее животное. Что ж, на четверть я лев, на четверть тигр. Не думаю, что тем и другим знакома романтика. Да и ты сама куница наполовину.

Нэм вздрогнула:

— Да с чего ты решил, что я куница?! — зашипела она, оборачиваясь.

— Это же очевидно, — Райга потянулся и завалился на кровать. Поднял глаза на Нэм. — Ты говорила, у тебя дома есть зеркало. Неужели ты в нем не видишь, кто ты?

Охотница показала рукой на ноги и лицо.

— Где?! У меня даже хвоста нет!

— Ну и что? — усмехнулся Райга. — Остались вторичные признаки. Ты некрупная, у тебя маленькое лицо, аккуратные черты, острый носик.

— Этого мало, — Нэм потерла нос, щупая его. И правда острый?

— Ты очень худая и гибкая. Слишком гибкая для многих других видов. А еще у тебя развита моторика рук. Гораздо сильнее, чем у меня. Ты постоянно что-то трогаешь, сжимаешь, твои руки всегда в движении.

— Это не говорит в пользу того, кто я, — Нэм сжала руками колено и попыталась удержать там ладони. Но нет, она и сама понимала, что не может — руки так и норовили поправить пуговицу, подтянуть манжеты.

— Для енотовых ты слишком изящна, — продолжал Райга, вертя рукой перед собой. — Из куньих точно. Но для норки и выдры у тебя нет перепонок между пальцами, а после терапии Имагинем Деи они остаются как минимум на ногах. Барсук? Точно нет. Ласка? — снова посмотрел на Нэм снизу вверх. — Похожа, но ласки прыгучие донельзя, ты бы и лишившись своих привычных лап осталась бы такой же, — он покрутил рукой, подбирая слово, — «воздушной», прыгучей. Хорек или горностай? Эти как ласка, тоже нет. Соболька? Ты стреляешь из лука, значит, со зрением у тебя все отлично, а у соболей с этим проблема. Остается только куница.

— Браво, — Нэм демонстративно медленно похлопала в ладони. — Откуда ты такой умный?

Спустя минуту молчания Райга пожал плечами:

— От скуки. Лет двадцать непрерывно за книгами провел. И еще лет шестьдесят вперемешку с хирургической практикой. Книги, тренировки, врачевание — долгая и скучная жизнь.

— Думаю, теперь ты точно не скучаешь. Кайно, херувимы, новые шисаи, хамелеоны… — косо ухмыльнулась Нэм.

— Но иногда хочется вернуться в то время и отдохнуть впрок.

Вздохнув, Нэм откинулась на кровать.

— Мне тоже, — призналась она, скорее даже самой себе. — Лет на двадцать назад. Когда правила Люцифера, было так спокойно.

— Люцифера? — Райга приподнялся на локтях и удивленно глянул на Нэм. — Ты знала?

Нэм кивнула:

— Кирана, уходя, рассказала. Алиса не стала отрицать, но мы все равно не распространялись. Кто знал — держал язык за зубами. Все понимали, что от этой новости ничего хорошего не будет. Да и у императрицы хватало забот и проблем, не хотелось усложнять ей жизнь, — грустно вздохнула она. — Кайно беспокойный, Берси это сглаживает, но все равно нервно.

Райга хмыкнул. Нэм повернула к нему голову:

— Надеюсь, ты не будешь это никому рассказывать.

— Все сказанное останется между нами. Лишь бы только твои охотницы не болтали лишнего про эту нашу встречу.

— Они не станут, — улыбнулась Нэм.

— Мало ли, что они там придумали, увидев, что ты ушла со мной ночевать.

— Явно что-то не про сон.

— Ну это правда, последнее время я почти не сплю, — кивнула Райга.

— Я тоже.

— Так и проговорим всю ночь?

— Давай. Ты начинаешь. Почему ты пошел меня спасать на фестивале?

Большая просторная кузница отзывалась скрежещущим эхом на каждое движение лезвия топора по точильному камню. Подмастерья Берингарда сегодня были свободны, горны стояли потушены, а сам господин металла и огня вырезал на метательных ножах номера один за другим. В его могучей руке штихель казался когтем медвежьей лапы.

Нэм протерла полотно топора о штанину и посмотрела на свет в поисках зазубрин. Топору приходилось рубить не только человеческие руки, и это плохо на нем сказывалось. Заметив небольшое сечение, которое могло со временем усугубиться, Нэм вернулась к наточке. Точильный камень закрутился снова.

— Я рад, что у тебя все замечательно, — Берингард собрал ножи одной партии и внимательно их пересмотрел. — Но моя медвежья любознательность интересуется, что заставляет тебя так улыбаться?

Нэм, остановившись, коснулась пальцами уголков губ. Улыбка спала, и она почувствовала, как расслабилось лицо.

— Я знаю эту улыбку, — по-отечески улыбнулся медведь. — Мне позволено узнать причину?

Нэм тщательно пригладила уголки губ и взяла топор поудобнее, чтобы с еще большим увлечением рассмотреть его лезвие.

— Я закончила с хамелеонами. Я нашла их всех, и Берси освободила меня и мой отряд от работы на месяц, — Нэм покачала топором, показывая, что именно он участвовал в выполнении задания.

— Обычно отпуск тебя печалит, — Берингард сложил партию метательных ножей в общие ножны и отложил на полку к другим таким же. — Да и…

— Ну да, девочки всегда улетают по домам, а я остаюсь тут как будто неприкаянная, будто бездомыш без родных и близких, — Нэм скривилась и, протерев топор о штанину, снова принялась его рассматривать.

Берингард печально вздохнул. Куница никогда не была его дочкой, но вся ее юность прошла в стенах его кузницы и на тренировочных полигонах. Он знал все, что тревожило ее ум почти что с самой первой их встречи. Знал и сейчас.

— Ты говоришь о чем-то грустном, но твоя печаль притворна, — по-медвежьи фыркнул он, смотря на Нэм поверх лезвия ножа.

— Говорю же, с хамелеонами покончено, я столько лет на них потратила, — Нэм улыбнулась, но это была совсем другая улыбка.

— Тебя радуют не хамелеоны. Говоря начистоту, твой разум даже не понимает, что все закончено, он просто не верит в это, — Берингард склонился над ножом, зажав в руке штихель. — Ты улыбаешься от других чувств, которые живут не в твоей голове. Это улыбка сердца, моя хорошая.

Нэм резко обернулась к нему, сжав топорище в руке.

— Нет.

— Не ври старику, — Берингард усмехнулся в бороду. — У меня была жена, которую я любил. У меня есть влюбленная по самые медвежьи уши дочь. Я знаю эту улыбку.

— Это не так.

Берингард примиряюще выставил перед собой руки:

— Хорошо, не лезу. Давай поговорим о другом? Что ты будешь делать в ближайший месяц своей безграничной свободы?

Нэм подняла с пола ножны для топора и вернула его в них.

— Хочу попробовать, как девочки — попутешествовать немного, — убрав точильный камень на место — в углу — Нэм спешно засобиралась. — Надо собрать вещи, снарядить пегаса. Как на обычное задание. Только без… задания…

Медведь понимающе улыбнулся:

— Так он не из ангелов?

— Я. Лечу. Путешествовать, — Нэм в шутку погрозила топором в ножнах.

— Конечно, моя хорошая, — Берингард кивнул. — Удачных встреч!

Нэм зашипела в ответ и хлопнула дверью.

— Как быстро они выросли, — Берингард грустно вздохнул и склонился над партией метательных ножей.

***

— Может, мы просто их украдем? — Тора задрала голову к своду пещеры и приставила ладонь козырьком, будто закованные в цепи крылья слепили.