Приподняв крышку, прошлась пальцами по клавишам. Совсем другие ощущения. На планшете я не регулировала силу надавливания, на синтезаторе нажатие давалось легче, а здесь приходилось с усилием нажимать на нужную ноту. С опаской покосилась на дверь.

Звук музыки услышат из коридора.

Быстро подбежав к двери, заперла ту на засов.

– Один раз, никто не узнает.

Присев, смело прошлась по нотам. Прикрыв глаз, окунулась в свою боль:

– Суету отринув, порознь бок о бок идем. Сожаления – в прошлом, честь ведет вперед… – голос сорвался на всхлипы. Истерика не давала петь, ошейником сдавила голосовые связки. Закашлявшись, перестала мучить инструмент.

– Если это припев, то у тебя большие проблемы! – звонкий девичий голос раздался за моей спиной.

Скрипя, как старая дверь, обернулась к неожиданному слушателю. Высокая, тоненькая, словно тростиночка, азиатка сидела на парте и по-детски мотыляла ногами. Прямая челка скрывала лоб, а короткие волосы кончиками касались худеньких плеч. Одета в комбинезон с множеством нашивок мультяшных персонажей. В целом выглядела невинно, если не смотреть в глаза. Те горели алым огнем, скрывая зрачок. Резко спрыгнув с парты, девушка приблизилась.

– Ноты с собой? – бесцеремонно спросила она.

Обалдело кивнув, достала тетрадь из набедренной сумочки. Потеснив меня на табуретке, азиатка поставила ноты. Одним глазом глядя на них, играла мелодию Марины.

– Я буду аккомпанировать, а ты пой, – скомандовала сурово девушка, не поднимая глаз от клавиш.

Закивав, с нужного момента запела куплет, однако мгновенно остановлена восклицанием:

– Серьезно?! Без вступления? Сразу петь? Куда спешишь!? Поезд? Самолет? Никуда не годится! В песне должно быть вступление. Обратить внимание зрителей, принудить их перестать ковыряться в носах… Вот так!

Девушка запорхала пальцами над клавишами. В ее исполнении мелодия звучала иначе. Если в моей версии она походила на одуванчики, то под руками незнакомки распускалась желтыми хризантемами.

– Ты не так играешь, – указала на ноты. Девушка действительно нажимала на клавиши с другой длительностью, меняла тональность.

– А ну тихо! – рявкнула на меня она. – Пой лучше, мне надо услышать весь текст. Излей в стихах эмоцию, нужную тебе.

Сглотнув, подальше отсела от девушки. Постаралась запеть, но тяжелая атмосфера угнетала. Встав, подошла к окну. Так-то лучше. Тиски ее присутствия отпустили. Рассматривая прибывавших в стены академии, запела. Мыслями витала рядом с сыном.

Как ты, Кристиан? Скучаешь так же сильно? Мечтаешь о нашей встрече?

Закончив исполнять песню а капелла, повернулась к азиатке. Девушка на худеньких коленях разложила нотную тетрадь, черкала мои ноты, дописывая свое виденье музыки.

– Как долго ты за инструментом? – спросила она, не прекращая писать.

– Два года.

В алых глазах мелькнуло удивление. Мотнув головой, она зачеркнула написанное и поверх записала третий вариант мелодии. На минуту между нами повисла тишина.

– Твое стихотворение… – протянула девушка. – Кому посвятила свою оду? Кто вдохновил тебя на столь грустную песню?

– Один близкий человек, – ушла от прямого ответа.

– Стихи говорят о твоем разбитом сердце, я думала, что все стандартно: несчастная, не взаимная любовь, но несколько строк… Будто вы расстались не по своей воле… и ты хочешь вернуть его. Так? – внимательно посмотрела на меня оборотница.

Скупо кивнув, покраснела. Так очевидно?

– Я закончила, сыграешь по моим нотам, – передала мне тетрадь азиатка.

Прижав свое будущее, улыбнулась ей. Несмотря на грубость, она мне помогла. Протянув ладонь, представилась:

– Анна Новицк.

Окинув мою руку взглядом, в котором было отвращение, девушка нехотя ответила:

– Ая Хон.

Вздрогнув от сигнала, потянулась к телефону, тот мигал непрочитанным сообщением. Разблокировав экран, прочитала:

«Я внизу, спускайся».

Перевела сонный взгляд на время. Два часа ночи. Крякнув в подушку, выпрыгнула из кровати, начала собираться.

Я проспала! Черт, черт, черт! Ая меня съест! Но почему будильник не прозвенел?

Подняв телефон из-под подушки, проверила будильник. Я не сохранила настройки!

Застегивая ширинку джинсов, параллельно натягивала водолазку. Ночью в Монреале холодно. Открыв дверцу мини-бара, достала батончики. Они спасут от гнева азиатки.

За всей возней не услышала проснувшуюся маму. Она стояла у дверей моей комнаты в отельном халате.

– А ты куда?

– Репетировать, меня ждут.

Оглядев комнату позади себя, мама прикрыла двери и указала на мою кровать. Присев на нее, я покорно ждала вопросов.

– И кто в два часа ночи репетирует? Где вы будете играть?

– Студенты академии Грома и Ветра, – с ноткой гордости ответила на первый вопрос. Хотя сама еще не являлась студенткой. – А играть там же. В академии. Творчество никогда не спит.

Погладив меня по щеке, мама поправила несколько прядей у лица. В ее жесте было столько трепета и любви, что у меня сжалось сердце. Разве можно так сильно любить? Вопрос являлся риторическим.

– Аня, ты два дня репетировала в академии, отказала от экскурсии, через семь часов экзамен. Ты уверена? И кто тебе помогает? – продолжила сыпать вопросами мама.

– Ая. Она второкурсница. Я не знаю ее мотивов. Она просто командует, когда и куда подойти для репетиции. Показывает, как играть, – нерешительно продолжила, – знаешь, она так играет, будто создает вселенную в музыке. Между Аей и роялем духовная связь, не меньше. Не знаю, как объяснить. Когда она опускает пальцы на клавиши, вокруг замирает время, а энергия пространства пульсирует в такт. Невозможно оторвать взгляд. Хочу так же.

– А что мне папе сказать? – спросила мама после минутного молчания.

Пожав плечами, заиграла бровями.

– Ну ты же истинная. Не знаешь, как отвлечь папу?

От моего двузначного ответа мама порозовела, а дальше я получила шлепок по плечу.

– Анна, что за мысли?! Я воспитывала тебя скромной оборотницей. Иди уже, – махнула она в сторону выхода.

Поцеловав ее в щеку, пообещала встретить их у академии перед своим выступлением. Сбежав вниз по ступенькам, осмотрела холл отеля: Ая сидела в кресле в зоне отдыха. Положив ноги на столик, а голову на спинку кресла, девушка дремала.

Не одна я работаю на износ последние дни.

Подойдя к оборотнице, достала из рюкзака батончик. Намеренно шурша фольгой, наблюдала за дрожащими кошачьими ушками девушки. Во сне она приобрела полутрансформацию. Настоящая неко-тян. Оборотни наверняка за ней толпой бегают и такой же толпой убегают… из-за скверного характера.

– Ты долго, – констатировала Ая, забирая батончик из моей руки. Достав аирподсы, она вставила один в ухо, включая музыку на телефоне.

Мне стало обидно. Не за батончик. Бездна с ним. Просто неприятно, когда при тебе слушают музыку. Неуважительно выглядит. Сразу показывает, насколько в твоем общении заинтересованы. Ае я интересна ровно на одно ухо.

Тогда почему она таскается за мной? Помогает… не спит по ночам?

– Пофли, времени нет, а второй куплет профаботать надо, – поторопила азиатка и, пережевывая сладость, направилась к выходу. У стеклянных дверей она наклонилась к отражению, приглаживая волосы на местах, где недавно были кошачьи ушки.

Надувшись на Аю, вышла первая из отеля. На парковке нас сиротливо ждал мопед оборотницы. В студенческом городке многие пользовались этим видом транспорта. Он компактный, легкий в управлении, и на нем можно ездить с восемнадцати лет. Когда поступлю, выдадут такой же.

Обогнавшая меня Ая подала второй шлем и завела мопед. Тот, тихо пофыркивая, ждал пока, я умощусь.

– Только не обнимай! Не люблю, когда меня касаются посторонние, – попросила Ая.

– Хорошо, – сдержанно ответила, цепляясь за обивку сидушки.

Интересно, почему ей не нравится? Может, пунктик творческих личностей? У одних застроенный перфекционизм, у вторых мизофобия, а у Аи гаптофобия. Тогда это объясняет, почему она отказалась пожимать руку при знакомстве.