"Неужели это и есть решение командира?" — подумал Телль.

Тогда он будет стоять возле ребят до тех пор, пока их не заберут отсюда, и не позволит никому ничего сделать им.

Милиционер, довольный тем, что не один охраняет наказанных за мародерство, не умолкал. Он рассказывал Теллю, что отопление в городке дадут нескоро, а, может, не дадут совсем, что поэтому спальные мешки такие дорогие и их сразу разбирают, что школа неизвестно когда заработает, так как сперва там не скорректировали учебный план, а теперь холодно.

Телль почти не слушал милиционера. Он смотрел на привязанных ребят, думая об их родителях, которые любят их, ждут, переживают за них. Для которых они всегда дети. И сейчас их дети стоят у столба, избитые, с веревкой на шее. В батальоне Телля много ребят такого же возраста. Которых тоже ждут дома, которых так же любят. У его напарника Макса третьего осталась одна мать. Она старенькая, и он у нее поздний ребенок. Макс пишет ей каждый день. И, когда пишет, шепчет нежные, теплые слова: родная, любимая. У Саши дочка только начала ходить, он часто достает из кармана ее фото, смотрит, скучает. А второй Макс хотел жениться…

Зачем они сюда пришли? Сюда, где их ненавидят, где их могут убить, — оттуда, где их любили. Разве правильно то, что им придется стрелять в таких же, как они сами, ребят?

Как потом им смотреть в глаза своим матерям, своим женам, своим детям? Какими они вернутся домой? Да и — вернутся ли?

Те, кто остался дома, все равно их будут любить, ждать. Потому что любовь родного человека — не к солдату, пришедшему в чужую страну, а к сыну и папе, которого забрали на войну. Теллю хотелось позвать сюда всех, кто остался у этих ребят дома. Чтобы они пришли, взяли каждого из них за руку и увели домой.

Но такого никогда не случится. Ведь чувства матерей, жен, детей, ответная любовь этих ребят к ним — оно не имеет ничего общего с тем, что здесь.

— Не они это, — вырвала Телля из раздумий продавщица рыбы, внимательно рассматривавшая ребят у столба. — Зачем же вы их?

Продавщица взглянула на Телля так, словно это он отнял у нее на рынке товар, а потом привязал к столбу невиновных.

Около полудня на площадь пришли несколько добровольцев. Кивнув Папаше, они хотели приблизиться к привязанным, но Телль крикнул им отойти.

— Ты что, Папаша? — удивился один из пришедших. — Мы ничего им не сделаем.

Телль встал между привязанными к столбу и добровольцами. Те не отступали. Сзади из добровольцев кто-то бросил в пленников камешек.

— Я сказал отойти! — Телль решительно поднял автомат.

— Папаш, ты что, в своих стрелять будешь? — не верил главный из пришедших.

— Буду.

— Они же враги, — показал на пленников доброволец.

— Кому? — уверенно спросил Телль. — Их дома ждут так же, как нас.

— Знаешь что, Папаш? Иди ты!

Ругаясь, оглядываясь на Телля, недовольные добровольцы удалились.

— Что ты творишь? Кто тебя вообще здесь поставил? — подскочил милиционер, который в момент перепалки Телля с добровольцами куда-то исчез.

— Им пить надо, — взглянув на слепящее глаза солнце, сказал Телль про пленных милиционеру.

— Мне на это инструкций не давали, — сквозь зубы ответил тот.

— А сам как думаешь?

— Мало ли что я думаю!

Телль пожалел, что не захватил с собой фляжку. Неподалеку был магазин, и он отправился туда. Возвращаясь с бутылкой воды, Телль увидел, как милиционер не пускал к пленнику с заплывшими глазами женщину.

— Сынок! — кричала та. — Сыночек мой!

Солдат поднял на ее голос голову.

— Нельзя! — изо всех сил держал женщину милиционер.

— Это мой сын! — плакала женщина. — Зачем его привязали? Зачем его били?

— Они на рынке отнимали продукты.

— Ничего он не отнимал, он в армии был, его в армию забрали, — защищала мать своего мальчика.

Вырвавшись от милиционера, она бросилась к сыну.

— Саша, родной мой.

Женщина хотела прижаться к нему, но, боясь сделать больно, только легко гладила сына по ладони.

Телль тем временем отгонял любопытных прохожих.

— Не стойте тут, идите своей дорогой, — негромко просил он.

— Что же они с тобой сделали… — с горечью произнесла мать. — Тебе надо в больницу.

Она повернулась к совсем потерявшемуся милиционеру.

— Где у вас главный?

— Мам! — разбитые ссохшиеся губы солдата разорвались. — Не надо.

Говорить ему было тяжело, язык не слушался.

— За нас ждут выкуп. Или нас поменяют. Все хорошо будет, мам.

— Дайте ему попить, — Телль протянул женщине бутылку воды.

Мать намочила платок, приложила его к губам сына, а потом осторожно вытерла кровь с подбородка.

— Где ваш главный? — решительно спросила она милиционера.

— Где всегда, — как-то безразлично для происходящего ответил тот.

Женщина дотронулась до руки сына и побежала в здание народной милиции.

Телль смотрел за ней, пока она не скрылась из вида. Потом он хотел попить воды, но, спохватившись, шагнул во второму пленнику и поднес бутылку к его губам.

— Обойдусь, — отвернувшись от бутылки, сказал солдат.

Это было первое слово, которое Телль от него услышал.

Стемнело. На площади зажглись фонари, только тот, под которым держали пленников, не работал. Милиционер сел возле солдат, прислонился спиной к столбу и устало выдохнул.

— Военные вас должны забрать. Скорей бы уж.

Теллю, весь день проведшему на ногах, тоже хотелось сесть. Но отдыхать, когда рядом привязанные ребята не в состоянии даже нормально пошевелиться, он не мог.

Ослепляя фарами, подъехала машина.

— Это за ними, — вскочил милиционер.

Из машины выпрыгнули трое армейских. Ни слова не сказав, они мимоходом сунули милиционеру какую-то бумагу, быстро отвязали пленников и потащили их в машину. Телль заметил, что номера на ней были черные.

— Куда их теперь? — по-свойски поинтересовался милиционер.

Никто ему не ответил.

Когда военные уехали, милиционер потянулся и громко зевнул.

— Все. Теперь можно идти.

В бумагу, которую ему дали, он даже не заглянул.

— Пошли что ль? — позвал милиционер.

— Подожди, — Телль подумал про мать пленного солдата.

— Чего ждать? — спросил милиционер.

Махнув на Телля рукой, он ушел.

Телль остался один. Он ждал до тех пор, пока не наступил комендантский час и не погасли фонари. Дальше стоять не было смысла. Женщина не вернулась.

Утром Телля вызвали к командиру. Когда Телль вошел, капитан стоял у окна и крутил в руках бумажку.

— Папаша, — не отрываясь от окна, начал он. — Я вчера два раза за тобой посылал. Два. Хотел сам идти, но решил, что лучше утром тебе сказать.

Командир повернулся. По его серьезному взгляду Телль сразу понял — будет что-то плохое.

— Твоя жена погибла.

Телль ждал все, что угодно, только не это.

— Донесение пришло из штаба. Там похоронка и квитанция о расходах на похороны, на имя Телля Хансена. Это ведь ты?

— Я, — растерянно глядя на него, ответил Телль. — Как это случилось? Почему?

— Сообщали, что убита диверсантами выстрелом в затылок.

Придавленный этими словами, Телль вышел, не сказав ни слова. Спускаясь по лестнице, он стал думать, как так произошло. Слишком неправильно все получалось. Он на войне, он жив, а Фины, оставшейся в мирной жизни, нет. Так не должно, так не может быть! И — какие диверсанты? Почему в затылок?

Не желая принять услышанное, Телль вернулся к командиру.

— Товарищ капитан, я не верю вам, — решительно бросил Телль.

Комбат тяжело поднял голову с подоконника.

— Смысл врать? — устало спросил он. — Поезжай в штаб, если хочешь. Там тебе дадут все документы. Заодно от меня отвезешь.

Капитан подвинул в сторону Телля конверт.

Конверт этот Телль показал водителю, когда забирался в автобус до города, где располагался штаб. Денег на билет у него не было, да и билетов уже не осталось. Водитель, молча скользнув взглядом по автомату Телля, сразу закрыл за ним дверь. Переполненный автобус тронулся, оставив с десяток человек дожидаться следующего.