Телль был не согласен с женой. Но он не хотел ее мучить, проще было терпеть самому.

И, все-таки, в одну из ночей он открыл конфорки плиты, усевшись на полу рядом.

Почувствовав запах, Фина проснулась и зашла на кухню. Не говоря ни слова, она выключила газ, открыла форточку. Склонившись над мужем, Фина проверила, в порядке ли он, помогла ему подняться и провела в комнату. Телль тяжело дышал. Он смотрел перед собой, ничего не видя.

— Не для этого сын так поступил, — в голосе Фины звучали сочувствие и разочарование.

Она не ожидала, что Телль, поддерживавший ее все дни, сам пойдет на такое.

— Нам придется учиться жить без Ханнеса, — сейчас для Фины было важно, что муж ее слышит и понимает. — И жить — ради него. Ради того, что он сделал это для нас.

Телль молчал. Ему было стыдно. Стыдно за свой поступок, за неудачу. За то, что не смог спасти сына. За то, что хотел забрать жизнь жены. И никуда из этого бесконечного стыда ему не деться.

— Переживешь, — Фина поняла мысли мужа. — Мы вместе переживем, я не сержусь на тебя.

Она положила руку на плечо Телля.

— Нам придется учиться жить без сына, — твердо повторила Фина.

После об этом случае они никогда не говорили. И Телль больше ничего такого сделать не пытался.

Телль искал цветы, чтобы принести их на могилы детей. В субботу после смены он обошел всю округу, но цены в цветочных отделах магазинов были такие, что Телль мог позволить себе купить только одну розу или полторы гвоздики. Ему предлагали искусственные цветы.

— Стоят они дешево, а мертвым все равно, — сказала продавщица.

Но Теллю было не все равно. Он решил взять одну розу — для Фины. Давно не дарил он цветов жене. Фина их очень любила. Прикрыв цветок от холода и ветра полою куртки, Телль бережно нес его по улице. Он думал, что жена обрадуется розе, но Фина только горько улыбнулась.

— Спасибо тебе! — она прижала цветок к груди.

Когда Фина наполняла кувшин водой, чтобы поставить туда розу, Телль увидел на тумбочке в прихожей распечатанный конверт. Там было предписание покинуть квартиру с формулировкой "в связи с сокращением числа проживающих". Объяснялось это тем, что квартиросъемщики больше детей иметь не могут, а потому двухкомнатная по нормам им уже не положена.

Стоя на пороге ванной, Фина глядела на предписание в руках мужа. Вода из ее кувшина тихо лилась на пол.

— Вот. Из двери торчало, — безнадежно произнесла Фина.

Телль, скорее всего, попросту разорвал бы такое письмо или выбросил. Но комендант знал, что Фина возвращается с работы раньше мужа. Тем самым он избавил себя от необходимости приносить предписание лично.

Освободить квартиру нужно было к вечеру воскресенья. Взамен супругам предлагалась однокомнатная в доме неподалеку от места работы Фины. Полчаса пути пешком с вещами. Ордер на вселение лежал у коменданта.

— Я начала уже, — Фина кивнула мужу на сложенную в рюкзаки одежду.

Все детское она решила убрать в чемоданы, чтобы не помялось и не поломалось.

Нацвещание показывало встречу Нацлидера с детьми в каком-то маленьком городе. Нацлидер жал им руки, обнимал, смеялся, говорил, что они — будущее страны, что они должны гордиться ее историей. Телль хотел выключить телеприемник или хотя бы убрать звук, но Фина предложила просто перейти в комнату сына.

Собирая вещи Ханнеса, она нашла коричневый блокнот, купленный в Детском мире. Ручкой на обложке были выведены буквы "дневник".

— Я не смогу это прочесть, — не в силах смотреть на блокнот, Фина протянула его мужу.

Блокнот Телль убрал в карман рубашки. Когда он, наклонившись над рюкзаком, составлял туда посуду, блокнот выпал и распахнулся на полу. На открывшейся первой странице аккуратным почерком Ханнеса было написано: "наша семья". Ниже, в столбик: "папа Телль, мама Фина, старшие братья — Карл, Боб, Марк и я, Ханнес". Сын сделал эту запись вечером, когда у него появился тот блокнот. На других страницах были видны портреты. Судя по подписям внизу, Ханнес рисовал братьев, пытаясь представить их уже взрослыми. Телль отнес блокнот к другим вещам сына, решив больше не заглядывать в него.

Фина посмотрела на распахнутый опустевший шкаф. Ханнес в нем хранил свои игрушки, учебники и книги. Там лежала его одежда.

— Кто-то ведь сюда переедет, — вздохнула Фина.

— Какая разница, — Теллю это было безразлично.

Прикрыв двери шкафа, Фина подошла окну. Она повернулась к мужу, подложив ладони между собой и подоконником.

— Однажды, сбежав из детдома, я отправилась не на вокзал, а туда, где жила с папой и мамой. Нашу квартиру заняли соседи. Тетка в халате с тазом белья вышла на наш балкон — я узнала ее. Она заметила меня, попросила подождать, сказала, что даст конфетку. Схватила за руку и отдала нацполам. Я им объясняла, что это наша квартира. Соседка говорила, что мои родители — враги, а она с мужем туда переехала законно.

Телль нахмурился. Он сразу подумал про старого математика, приходившего к Ханнесу.

На ночь Фина осталась в комнате сына. Заснуть она даже не пыталась. За отведенные до утра часы предстояло заново прожить все прошедшие тут годы. Фина не боялась переезжать. Новое жилье — не новая жизнь, это всего лишь смена ее декораций. Просто — тяжело так взять и оставить все. Слишком много было прожито и пережито в этой квартире, которую завтра они покидали навсегда. Здесь Фина ждала Карла, здесь качала на руках Боба, здесь жил Марк и рос Ханнес. И трех ее сыновей не стало здесь.

За окном было темно, только звезды горели в небе. Фина последний раз отсюда смотрела на небо, на пустую улицу, по которой ходила четверть с лишним века, на черные силуэты спящих домов.

Стоя в темноте у окна, Фина всегда открывала форточку, с наслаждением вдыхая ночную прохладу. Но сейчас она хотела запомнить запах комнаты сына.

Слышно, как в ванной зажурчала вода. Это пошел умываться Телль. После он заглянул к Фине. Поняв, что жена тоже не спит, Телль включил свет и спросил карандаш. Удивившись просьбе, Фина протянула мужу авторучку. Телль недоверчиво взял ручку, но быстро решив, что и она сойдет, стал писать на стене у пола в углу комнаты.

Каждую букву Телль обвел несколько раз. И, все же, надпись не бросалась в глаза. Заметить ее можно было только присев на корточки. "Здесь жили…" — дальше шли годы, с какого по какой Телль с Финой жили в этой квартире, их имена, имена их детей с датами рождения и смерти.

— Зачем ты? — растроганно спросила Фина. — Новым жильцам не будет никакого дела до тех, кто тут жил перед ними.

— Если здесь станет играть ребенок, он увидит. Он будет знать, будет спрашивать. Он будет помнить.

— Если не закрасят.

Телль почесал голову. Другого ничего придумать он не мог.

Утром пришел принимать квартиру комендант. Первым делом проверив дверные замки, он покрутил краны, пощелкал выключателями, зажег плиту. Потом комендант осмотрел мебель. Нужно было убедиться, что она не поломана, что шкафы с кроватью не откручивали от пола и не двигали.

— Кровать годная, — заключил он. — А диван, может, поменяем.

— Давайте тогда этот диван мы заберем? — предложила Фина.

Комендант недоверчиво покосился на нее.

— Куда? В одну комнату? К тому же он у меня вот, в описи, — комендант протянул к Фине лист. — Чемоданы отодвиньте, я пол под ними гляну.

Напоследок он полез смотреть под ванную.

— Надо все проверить. А то, может, вы тут бомбу оставите после себя.

— Дурак что ль? — негромко в детской комнате сказала Фина.

— Ну, дурак — не дурак, а дело свое знаю, — отряхнув колени, невозмутимо ответил комендант. — Потому столько лет тут и служу.

Характеристику Теллю с Финой на новое место жительства он написал неплохую. Даже, можно сказать, справедливую, поскольку супруги действительно не были гостеприимными.

— Все собрали? — торопил комендант. — Это что?