— Вы зачем пришли? — жестко спросила Фина.

— Мы хотели поговорить… — начал первый из инспекторов.

— Не буду я с вами разговаривать, — резко перебила Фина. — Вызывайте к себе, если нужно.

— Подождите. Здесь речь не о вашем сыне. К нему же приходил учитель? — пытался объяснить первый инспектор.

Фина поглядела на нацполицейского. Тот не спускал с нее глаз.

— Тогда вам надо ждать, пока муж вернется с работы, — нашлась Фина. — Это он был в комнате с ними каждый раз, когда учитель занимался с Ханнесом.

— Долго ждать? — спросил второй инспектор.

Фина пожала плечами.

— Конец года. Они там план гонят…

Нацполицейский посмотрел на первого инспектора. Тот покачал головой. Все трое вышли из квартиры, не сказав ни слова.

Фина набрала воды в ведро, взяла тряпку и стала мыть за ними полы.

***

Телля вызвали в Нацкомитет безопасности. Телль, которому приходилось иметь дело лишь с инспекцией Нацдетства да с нацполами, не знал, что думать. Нацкомитет занимался врагами, а на врагов ни сам он, ни Фина вроде как не тянули.

Время явки по повестке было 14.00 — разгар рабочего дня, поэтому о предстоящем походе в Нацбез пришлось сообщить мастеру. Телль поначалу думал отпроситься под предлогом, что его вызвали в школу, но в конце года, когда фабрика не останавливалась, в школу могли и не отпустить. Нацбез — дело другое. И лучше пойти туда, чтобы потом не пришли оттуда.

— Что ж ты такого сделал Тридцатый? — говорил мастер, выписывая пропуск Теллю.

— Пока не знаю, — пожал тот плечами.

Огромное серое здание с большими деревянными дверями выглядело как неприступная крепость. Телль никогда не видел, чтобы туда кто-нибудь заходил или выходил, даже стоящих рядом людей там никогда не было. Подойдя к двери, он показал в глазок камеры повестку. Дверь медленно открылась. За ней сразу находилась рамка металлодетектора, которая противно запищала, едва Телль шагнул в нее.

— Что у вас там металлического?

Дежурный протянул Теллю пластиковую коробку, в которую тот положил ключи.

— Пряжка ремня еще, — сказал Телль.

— Кладите.

Когда Телль повторно прошел через рамку, она промолчала.

— Кабинет 210, это второй этаж. Лестница справа, — дежурный вернул Теллю повестку, отметив в ней время.

Внутри Нацбеза тоже было безлюдно. Ни на лестнице, ни на этаже Телль не встретил ни одного посетителя. Только дежурные сидели за столами. Протянув дежурившему у правой лестницы повестку, Телль направился к кабинету. Как ни старался он ступать тихо, шаги его раздавались на весь коридор.

На часах оставалась минута до назначенного времени. Телль хотел постучаться, но дверь сама открылась. Голос из кабинета позвал: "заходите!"

Между тяжелыми коричневыми шторами висел портрет Нацлидера. Под ним, за столом, на котором не было ничего, сидел человек.

— Первый раз здесь? Волнуетесь? Не стоит, — снисходительно произнес он.

Каждое его слово задевало Телля. Хотелось спросить, зачем он здесь, ведь он ничего не сделал.

— Мы позвали вас, чтобы вы помогли нам разобраться, — хозяин кабинета, опять снисходительно, показал на стул.

Телль сел.

— Вам? — спросил с недоверием он.

Телль весь напрягся. Руки, которые он не мог засунуть в карманы штанов, держали друг друга под свернутой курткой. Спина уперлась в спинку стула.

Но человек не услышал вопроса. Он положил на стол лист бумаги, ручку, потом еще один лист.

— Вы знакомы ведь с… — наклонившись над вторым листом, человек прочел неизвестное Теллю имя.

— Я никогда не слышал о нем, — немного покопавшись в памяти, ответил Телль.

Незнакомое имя озадачило его.

— Это тот учитель, который ходил к вам домой, — подняв глаза на Телля, пояснил хозяин кабинета.

— Да, к нам приходил учитель, заниматься с сыном, — теперь Телль догадался, что приход к ним домой нацполов с инспекторами, и его вызов сюда — связаны.

— Вы оставляли этого человека наедине с вашим ребенком?

— Они занимались в комнате сына, — ответил, как было, Телль.

— Под вашим присмотром? Вы были дома в тот момент? Или жена? — настойчиво спрашивал человек.

— Конечно! Как бы тогда учитель смог попасть к нам в квартиру?

И тут Телль понял, что сказал лишнее. Руки под плащом сжали друг друга еще сильнее. Главное, чтобы сейчас человек с той стороны стола не задал вопрос про то, почему Ханнес сам не мог ему открыть дверь. Но человека эта деталь не интересовала.

— То есть, вы находились в квартире во время занятий? Или прям в одной комнате? — уточняя, спросил он.

— Ну, с самого начала учитель сказал, что станет заниматься с сыном только в присутствии меня или жены. Кто-то из нас всегда был во время занятий рядом.

— Понятно. И ничего странного не заметили?

— Я в математике не очень, — Телль ответил так, как понял вопрос.

— Вы слышали, о чем учитель говорил с вашим сыном? Что он делал?

— Да, — Телль все хорошо помнил, но не мог уяснить, для чего все эти вопросы. — Учитель держал учебник или тетрадь и объяснял Ханнесу какие-то задачи, решения.

— Понятно.

Значит, дело таки не в Ханнесе. Телль чуть расслабился и даже сам задал вопрос.

— Что он сделал?

— Он гей.

Телль отпрянул назад. Геи — одни из тех, кого считали врагами нации. Телль беспомощно посмотрел в сторону — и столкнулся взглядом с портретом главы Нацбеза. Вокруг не было ничего, за что он мог бы зацепиться. И тогда Телль стал смотреть на свои колени.

— Значит, его признают врагом. Но почему? — не поднимая головы, спросил он.

Такого вопроса человек с той стороны стола не ожидал. Разжевывать подобные вещи, тем более — взрослому мужчине… Ну ладно.

— Нашей нации нужно здоровое потомство, сильные дети, которые вырастут, окрепнут и займут наше место. А от геев какое потомство? Они живут противоестественной половой жизнью. Они разрушают нацию.

Видя, что Телль принял его ответ, человек придвинул к нему лист бумаги с большими печатными буквами — "Протокол допроса свидетеля".

— Вам надо написать… — человек положил рядом с листом авторучку.

— Что написать? — напрягся Телль.

— Показания. Напишите, как учитель к вам приходил, что делал. Этого достаточно.

— Достаточно для чего?

Человек на той стороне стола смотрел на него и молчал. Он ждал, что Телль поймет сам. И Телль понял.

— Я не буду, — покачав головой, Телль отодвинулся вместе со стулом.

От звука царапающих пол ножек лицо человека чуть дернулось. Когда стул остановился, оно снова стало спокойным.

— А вы подумайте, — тихо сказал человек и уточнил: — О сыне подумайте.

Телль стиснул зубы. Они заскрипели.

То, что Телль сделал, грызло его изнутри, не давало покоя. Он не знал, как ему теперь смотреть в глаза сыну. Он доходил до двери комнаты Ханнеса, но готовая открыть ее рука опускалась вниз.

— Надо просто пережить, — говорил себе Телль.

Никогда раньше сам с собой он не разговаривал.

Переживания становились все тяжелее, и только слова признания, которые рвались наружу, могли освободить переполненную совесть.

Когда Телль рассказывал Фине, его голова горела от стыда.

— Ты бы все равно ему ничем не помог, — была уверена жена.

— Но я хотя бы в этом не участвовал бы, — опустил голову Телль.

— У тебя какая была цель? Навредить старику или отвести угрозу от сына?

— Думаешь, от этого легче?

— Или ты все же что-то не то написал? — чуть наклонив голову, Фина пристально поглядела на мужа.

— Я написал — это уже "не то", — Телль смотрел на стакан с чаем, который ему налила жена. — Этот человек знал, о чем я думаю.

Есть не хотелось — кусок не лез в горло.

— Как сказать сыну? — спросила Фина. — Он ждет.

— Сказать, что учитель уехал… Нет. Это будет неправда. Собирается уехать, — ответил Телль, придвинув к себе стакан чая.