— Можно мне с тобой побыть? — попросила Фина.
— Конечно, мама.
Они долго стояли, глядя, как засыпают с гаснущими окнами дома, а звезды зовут в пугающую неизвестностью тьму.
Ханнес, чувствовавший поначалу, что может так провести всю ночь, устало опустился на диван. Фина открыла форточку. Ночной декабрьский холод наполнил душную комнату. Ханнес укрылся одеялом.
— Включи лампу, — попросил он.
Завесив окно, Фина зажгла лампу. Ханнес подвинулся на диване, мать села с края.
— Мам, скажи мне: когда человек умирает, куда девается его сознание? — вдруг спросил сын.
Вздохнув от тяжести неожиданного вопроса, Фина нахмурилась в раздумье, но не нашла ответа.
— Я не знаю. Никто не знает. Умершие люди ведь не могут об этом сказать, — призналась она.
Слова сына поселили в Фине тревогу.
— Почему ты решил спросить об этом сейчас?
Ханнес пожал плечами.
— Просто говорят: потерял сознание, а потом пришел в себя. Пришел в себя, значит — сознание вернулось. А если не вернулось, то куда оно делось?
— Да, — согласилась Фина, — значит, действительно, оно куда-то девается.
— Мне однажды приснилось, что я умер. И умер я во сне: мне было так хорошо, и я просто не захотел просыпаться, — Ханнес улыбнулся.
— Давно этот сон был? — внимательно посмотрев на сына, спросила Фина.
Ханнес не придал значения ее взгляду и вопросу.
— Давно. Но я его помню… Просто, если все так с сознанием, то, когда я умру, — я попаду в другое место и там встречусь со своими братьями.
— Встретишься с братьями? — удивленно переспросила Фина.
— Ну да, — спокойно, со знанием того, что он говорит, отвечал Ханнес. — C Марком, Бобом и Карлом. И буду им как старший брат.
Фина слышала, как из родительской комнаты в уборную прошуршал Телль. Потом он остановился у двери сына и распахнул ее.
— Вы чего здесь? — щурясь от света лампы, заспанным голосом спросил Телль.
— Сейчас ляжем, — успокоила мужа Фина.
— Папа! — помахал отцу рукой Ханнес.
Когда Телль ушел, Фина наклонилась к сыну.
— Ты спи. Я с тобой еще немного посижу, — поправив ему одеяло, сказала она.
Ханнес закрыл глаза. Погасив лампу, Фина вернулась на диван.
— Мама, — прошептал Ханнес, — дай я набок лягу.
Фина отодвинулась на самый край. Ханнес повернулся, подтянул одеяло к шее и поджал ноги.
Слушая спокойное дыхание сына, Фина осторожно поднялась с дивана.
Нет, не отдаст она своего мальчика. Пусть делают, что хотят. Не отдаст.
Фина долго не могла заснуть. Она лежала на спине, стараясь не ворочаться, чтобы не разбудить мужа. Вдруг из коридора донеслись легкие шаги Ханнеса. Фина, подумала, что, может, ей это показалось, но щелкнул выключатель, и в щель между дверью и полом она увидела свет на кухне.
Сын наливал из чайника воду в свою чашку.
— Пить хочу, — объяснил Ханнес вышедшей к нему матери.
Кивнув сыну, Фина вернулась в постель. Ханнес иногда так вставал среди ночи, и она сейчас не придала этому значения.
Снилось Фине, как она смотрела с Ханнесом в ночное небо за окном. Но потом сын открыл окно, встал на подоконник, шагнул вперед и исчез.
Сын
Телль уже проснулся, когда в квартиру постучали. Он вскочил, как ошпаренный, и бросился к двери, пытаясь сообразить, кто может быть там. У Ханнеса еще один день! Или это какая-то проверка? Или что-то еще?
Постучали снова. Встав боком у двери, Телль прислушался. С той стороны кто-то сопел и переминался с ноги на ногу. Из комнаты вышла встревоженная Фина.
— Точно дома? — спросил голос за дверью.
Видимо, получив ответ, человек начал стучать сильнее.
— Что нужно? — не выдержал Телль.
— Национальная полиция. У нас распоряжение инспекции по Ханнесу Хансену.
Когда голос за дверью назвал имя Ханнеса, у Телля обожгло спину. Бросив решительный взгляд на мужа, Фина отправилась к сыну.
Телль достал из шкафа молоток с отверткой.
— Что нужно? — громко повторил он. — Сегодня воскресенье. У нас время до завтра.
— Есть решение сдвинуть срок исполнения на день вперед, — объявил голос за дверью. — Во избежание эксцессов с вашей стороны.
— У нас время до завтра, — рука Телля крепко сжала молоток.
Из комнаты сына медленно вышла Фина.
— Открой им, — через силу сказала она. — Ханнеса больше нет.
Огонь, горевший внутри Телля, погас.
***
Фина держала руку сына и гладила Ханнеса по голове. Когда в комнату вошли нацполы, она подняла на них опустошенные глаза.
— Довольны?
— Чем? — устало ответил старший полицейский.
Фина больше не произнесла ни слова, а младший нацпол отправился вызывать медбригаду.
Телль стоял, прислонившись к распахнутой двери комнаты, и, не отрываясь, смотрел на сына. Может, сейчас его мальчик откроет глаза, улыбнется, а потом, приподнявшись, спросит, что делают здесь чужие дяди?
Приехавший врач, осмотрев Ханнеса, повернулся к старшему нацполу и кивнул ему. Другому полицейскому он передал найденную у Ханнеса бумажку. Когда нацпол развернул ее, Телль узнал лист из школьной тетради сына. Прочтя написанное там, полицейский исподлобья посмотрел сперва на Телля, потом на Фину.
— Сам, — шепнул младший нацпол старшему. — Как оформлять? Доведение?
Старший полицейский забрал у него бумажку. Пробежав по ней взглядом, он разорвал лист на мелкие клочки и сунул их в карман.
— Оформляй как обычно. Результат тот же.
Попросив коменданта позвать соседей, нацполы о чем-то тихо спрашивали врача, записывая его ответы. По комнате, где, не отпуская руки сына, неподвижно сидела Фина, все время кто-то ходил, выходил из нее, заходил.
Посыльный из инспекции принес документ, который Телль с Финой должны были подписать. Фина сделала это механически, не глядя чиркнув ручкой под напечатанными буквами. Телль документ взял сам, но взгляд его не сдвинулся со слов "подписка о неразглашении".
— Так надо, — доверительно произнес посыльный.
— Кому? — поднял на него глаза Телль.
— Это форма такая. Надо подписать. А то придется делать вскрытие, заводить дело, — тот показал на нацполов, и Телль понял, что он вовсе не какой-то простой посыльный.
Еще Телль понял, зачем вся возня этих людей в квартире, в которой даже по отдельности никогда не было столько народу.
— Ей сделают укол, чтобы она уснула и пришла в себя, — кивнул в сторону Фины "посыльный". — А вам придется сопровождать мальчика. Надо оформить его будет.
Фина не противилась уколу. Она даже не повернулась ту в сторону. Но, когда Телль, намереваясь отвести Фину в другую комнату, взял жену за руку, Фина высвободила ее, покачав головой.
Нацполы, врач, остальные с ожиданием смотрели на Фину. Как только она стала засыпать, Телль осторожно поднял ее и отнес на кровать в родительскую. Ему самому не хотелось, чтобы на Фину глядели как на то, что мешает.
Когда он вернулся к сыну, накрытый Ханнес лежал на носилках. Два человека в белом подняли их. Остальные, кто был в комнате, расступились. Проводив носилки взглядом, Телль пошел за ними, но его остановил "посыльный".
— Документы мальчика с собой возьмите.
Уже в морге, сверяя документы с бумагами инспекции из папки, на которой были имя и фамилия Ханнеса, "посыльный" остановился на годе его рождения. Заглянув в лист с датой принятого комиссией решения, он удивленно поднял брови.
— Три года… — "посыльный" большими глазами посмотрел на совсем потерянного Телля.
— Заключение мы вам отдадим завтра. После обеда приходите, — подошел к Теллю дежурный врач.
Телль поднял на него непонимающий взгляд.
— А мой сын? Что с ним?
— Он же умер.
Впервые сказанное о Ханнесе, это слово пронзило Телля. В голове все перевернулось. Понимание того, что случилось, тяжелым камнем рухнуло на его.
— Надо было мне вместо сына… — в бессильным отчаянии глухо произнес Телль.