— Смотри, а поезд — это будто много-много трамваев, соединенных друг с другом, — как мог, объяснил отец.

Ханнес кивнул. Конечно, он хорошо представлял себе поезд, ведь в учебниках, да и в простых книжках картинки поезда были. Но на картинке — это одно, а тут — даже не просто увидеть своими глазами, — тут ехать в нем.

Дорога на вокзал получилось тихой и грустной. Телль испытывал вину за то, что Фина остается, а он едет. Ему не хотелось бросать жену в одиночестве. Ханнес весь был в предвкушении путешествия. Погрузившись взглядом в окно трамвая, он уже представлял себя в поезде. А Фина смотрела на Ханнеса и думала: как сын с мужем будут без нее? Получится ли спасти их мальчика? Все ли Телль для этого сделает? Она нисколько не сомневалась в муже, но все же лучше матери никто не чувствует и не понимает своего ребенка.

— Мама? — спросил Ханнес, видя, что Фина не может оторвать от него глаз.

Фина не ответила, только улыбнулась. Ханнес вновь стал смотреть в окно, но вскоре опять повернулся на взгляд матери.

— Что? — не понимая, спросил он.

— Ничего, сынок, — покачала головой Фина.

Народу на вокзале оказалось столько, что пройти среди этой толпы можно было только поодиночке. Собравшиеся ждали, когда объявят посадку на поезд в столицу, о котором сообщалось на табло.

Ханнес со времен школьных построений не был среди такого количества людей. Растерявшись, он беспомощно переводил взгляд с одного незнакомого человека на другого. Ханнес чувствовал гул, чувствовал движение толпы в этом до отказа заполненном зале, но не мог понять его.

Фина быстро сообразила, что, когда объявят столичный поезд, и вся толпа ринется к нему, Ханнес окажется у нее на пути. Быстро схватив его за руку, она повела сына на перрон.

— Мы не видим тут табло, — Телль отставал, протискиваясь со своим рюкзаком и сумкой с едой, которую он таки забрал у Фины, когда та сходила с трамвая.

Фине некогда было отвечать. К тому же, она сама чувствовала себя неуютно в толпе, поэтому старалась избегать участия во всяких демонстрациях, митингах, собраниях.

Оказавшись на перроне, Фина глубоко вздохнула. Дождавшись Телля, она кивнула в сторону пути, где должен был остановиться их состав. Они успели дойти туда прежде, чем разрешили посадку на поезд до столицы, и хлынувшая к нему из вокзала толпа рассыпалась по перрону.

Ханнес не мог оторвать глаз от состава, сверкающего окнами бесконечных вагонов, возле которых выстроились очереди пассажиров. Каждый вагон был как этаж дома. Если их поставить один на другой, то как раз получится дом. И этот дом может ездить!

— А наш поезд когда будет? — Ханнес вспомнил, зачем он здесь с родителями.

— Сейчас этот уйдет, — Фина кивнула на столичный состав, — и подъедет наш.

Довольный ответом, Ханнес стал смотреть на готовящийся к отправлению поезд. Возле него остались несколько провожающих. Когда состав медленно поплыл, они замахали руками тем, кто был в вагонах. Дождавшись, пока поезд уедет, провожающие пошли обратно в вокзал.

Теперь на перроне, кроме Ханнеса с родителями, не было никого.

— Наш поезд будет стоять две минуты, — повернулась к мужу Фина.

— Так мало? — удивился Телль.

— Может быть, это последние две минуты, когда мы вместе, — глаза Фины стали грустными.

— Да ну, хватит тебе, — простодушно ответил Телль.

Он хотел только, чтобы Фина не волновалась.

Фина строго взглянула на мужа.

— Не забывай — зачем ты туда едешь.

Поняв, что жена не заплачет, Телль улыбнулся.

— Я не хочу, чтобы вы возвращались, — взяв мужа за руку, негромко продолжила Фина. — Вернее, хочу, но это не нужно. Если получится — бегите.

— Как ты без нас будешь? — с чувством вины спросил Телль.

— Справлюсь, — спокойно и уверенно ответила Фина. — Главное — не забыть отмечаться у коменданта. А то в розыск объявят, тогда и вас дергать начнут. Сына береги. И сам будь осторожен, знаю я тебя…

Фину прервал донесшийся издали гудок поезда. Она с мужем посмотрели в ту сторону — по сверкающим от солнца рельсам к ним устало полз тепловоз. Приближаясь, он становился больше и больше. Ханнес глядел на него, открыв рот, не моргая.

Поезд остановился, тут же готовый тронуться. Со всего состава открылась дверь только одного вагона. Оттуда никто не вышел.

— Садитесь, — Фина подошла к вагону.

— С нами больше никто не едет? — огляделся Ханнес.

— Береги сына! — Фина быстро обняла мужа и прижала к себе мальчика. — Слушайся отца. Смотри за ним.

Ханнес проворно забрался по ступенькам и направился к ближайшему окну, чтобы увидеть мать. Телль, поднявшись в вагон, махнул рукой жене.

— Следи, чтобы Ханнес хорошо чистил зубы. Сам не забывай бриться. Обязательно горячий завтрак. Каша с молоком…

Голос из громкоговорителя заглушил ее слова. Поезд тихо поехал. Фина пошла рядом с окном, из которого на нее смотрели сын с мужем. Потом она отстала и скрылась из вида.

Когда вокзал за окном сменился сплошным серым забором, Телль повел сына на его место. Второе сиденье на нижней полке оказалось свободным, а первое занимала сухонькая старушка в платке, из-под которого торчали только круглый нос да подпиравший его подбородок.

— Здравствуйте! — сказали ей Телль с Ханнесом.

Старушка, как-то испуганно взглянув на них, тоже поздоровалась. Она помещалась на половине своего сиденья, держа в руках под столиком какой-то мешочек.

— Твое место — верхнее, но пока ты можешь сидеть здесь, — показал Ханнесу на сиденье по другую сторону от откидного столика Телль и, угадав, о чем спросит сын, добавил: — Пока все спать не лягут.

Ханнес кивнул и стал смотреть в окно. Телль, положив его рюкзак на верхнюю полку, пошел к своему месту.

Под ним на нижней полке лежал, развернув газету, полный мужчина средних лет, в очках, с маленьким чемоданом в ногах. Увидев нового попутчика, он отложил чтение и привстал.

— У вас нет свежих газет? — бодро обратился он к Теллю.

— Неет, — растерянно ответил тот.

— Жаль, — разочарованно сказал мужчина с нижней полки.

Оценив нового попутчика взглядом, он закрылся газетой. Газеты у него оттопыривали карманы плаща, висевшего за головой, выглядывали из-за чемодана. Телль подумал, что сосед накупил их специально в дорогу, но под боком у него оказались "Нацправда" и "Нацтруд" аж трехдневной давности.

Телль огляделся. Сесть было негде. Все нижние полки вокруг оказались заняты отдыхающими пассажирами. К себе наверх лезть было рановато. Телль, поставив туда сумку с едой, а рюкзак положив еще выше, на полку для матрасов, вернулся к сыну. Одна из нижних полок там была не застелена. Девушка, занимавшая ее, сидела у столика, поджав ноги и погрузившись в книгу. Взглянув на книгу, Телль подумал, что стоило, наверное, сыну в дорогу тоже взять почитать.

Но пока Ханнес был поглощен видами за окном. Поезд, спотыкаясь, бежал мимо серых заборов с дымящими за ними трубами, мимо клумбы с выложенной из цветов надписью "Слава труду", мимо серых коробок домов с черными окнами. Вот он проехал по мосту, под который вниз медленно уходила вереница грузовиков. Вот мелькнуло трамвайное кольцо с остановившимися на перерыв вагонами.

— Папа это наш город? — повернулся сын к Теллю. — Большой какой!

Заборы, улицы, здания за окном вдруг сменились полем, которое от поезда отделяла высохшая полоса дороги.

— Билеты ваши, — подошел к Теллю с Ханнесом проводник.

Телль протянул ему билеты.

— Постель брать будете? — спросил проводник, пряча билеты в свою папку.

— Постель? — переспросил Телль.

— На матрасах без простыни лежать нельзя. Подушкой без наволочки тоже нельзя пользоваться, — объяснил проводник и обратился к старушке. — А ты опять на голой полке будешь спать?

Старушка подняла на него глаза.

— Мне ночью выходить, — спешно ответила она.

— Ты и вчера вечером так говорила, а едешь до сих пор, — проводник чуть наклонился к ней, облокотившись на полку, где предстояло спать Ханнесу. — Что у тебя в билете? Тебе до самого конца ехать, а ты все выходить собираешься.