— Если включат фары, ложись, — предупредил Телль.

Дверь полицейской машины открылась. Вылезший оттуда нацпол отошел на середину дороги, повернулся к дому и, пальцем посчитав этажи, произнес: "у них свет". Он быстро вернулся в автомобиль, тот с ревом завелся и дернулся. Телль с Финой едва успели спрятаться от скользнувшего над ними света фар.

Когда нацполы умчались, Фина встала с корточек, а затем помогла подняться мужу. Было видно, что Теллю больно, но он терпел.

— Ты все правильно сделал, — поддержала его Фина. — Я ждала бы тебя столько, сколько бы пришлось. Ведь я знала, где ты.

— Я пирожки не купил, — стараясь не улыбаться, виновато сказал Телль.

— Пусть подавятся ими. Пойдем домой.

***

Всю ночь Нацвещание вело трансляцию с подсчета явки и голосов. К утру Нацизбирком объявил окончательные цифры. Оказалось, на выборы пришли 100,8 процента избирателей, и Нацлидер набрал 100,2 процента поддержки.

"Это самый высокий результат за все время избрания Нацлидера. Наш народ продемонстрировал абсолютное доверие главе государства и поддержке его курса", — сказал диктор.

Политологи в студии Нацвещания отмечали, что такие результаты возможны только в по-настоящему свободном и сильном государстве, а приглашенные экономисты прогнозировали в связи с этим укрепление национальной валюты.

Потом популярный писатель-сатирик долго высмеивал выборы в других странах, где глупое население не знает, что ему делать сразу с несколькими кандидатами. В итоге ни один из них не набирает и половины голосов, поэтому приходится голосовать заново.

"А вы знаете, чем заканчиваются такие выборы? — стал комментировать выступление сатирика один из политологов. — Расколом общества. По итогам нового голосования один из двух оставшихся кандидатов набирает, скажем, 50,1 процента голосов, а его оппонент — 49,9 процента. Сторонники проигравшего выходят на улицы протестовать. Происходят беспорядки, столкновения с полицией, льется кровь".

"По счастью, нам это незнакомо. В нашей стране нет проигравших!" — подытожил ведущий эфира.

Зачитываемые поздравления от глав иностранных государств, как ни старались дикторы, были скучными и однообразными. После них, то ли специально, то ли так получилось, показали салют, который устроили в столице в честь победы Нацлидера.

В местных новостях говорили, что по явке город продемонстрировал один из самых высоких результатов в стране, а само голосование прошло четко и без инцидентов.

— Ну конечно! — подхватила из кухни Фина.

Увидев спину мужа, она сразу хотела вызвать "скорую помощь", но Телль отговорил ее.

— Эти скоты знают, что ты не пойдешь ко врачам, — заметила Фина. — У них на то и расчет.

В стране объявили выходной, а, дабы население провело его с пользой, в этот день решили устроить митинги. У Телля, как и у Фины, собирали всех на работе, чтобы колоннами вывести на главную городскую площадь.

— Опять ты! — обходя построившихся рабочих, воскликнул, остановившись возле Телля, начцеха. — Отмечал победу что ль?

Решив, что с таким лицом нельзя идти на митинг, где можно попасться на глаза начальству или, еще хуже, руководству города, Телля отправили домой. Вслед ему глядел весь строй.

— Знал бы — тож мордой о стол треснулся, — тихо произнес кто-то.

— Он у меня в воскресенье за это выйдет, — услышав это, пообещал начцеха.

Телль поехал не домой, а на кладбище. По дороге он купил большой букет недавно сорванных весенних цветов. Разделив его на четыре части, Телль положил цветы на могилы детей и сел рядом.

Добравшись по площади в рядах своей колонны, украшенной портретами Нацлидера, флагами, транспарантами, Фина смотрела, как на трамваях с табличками "заказной" на митинг привозят людей.

"Если такой праздник, если такая радость, то почему люди не выходят сами, а их надо сгонять?" — озираясь, думала Фина.

Столько людей она никогда еще не видела. Даже огромная площадь не могла вместить такого количества народу. Митингующими оказались забиты все прилегающие улицы. Фина чувствовала, что тонет в этом людском море. Дышать было тяжело. Тело словно не принадлежало ей. Фина не могла сама ни пошевелить рукой, ни сделать шага — это получалось только вместе с поглотившей ее толпой.

Выступавшие с далекой сцены говорили, по сути, одно и то же, а море подхватывало их слова.

— Тем, кто не поддерживает курс Нацлидера, не место среди нас! — сказанное очередным оратором было для Фины, как брошенный спасательный круг.

Послушавшись, она стала выбираться из толпы. Это оказалось невероятно трудно. Толпа упиралась, давила, толкалась. Фина терпела все и готова была терпеть дальше, только конца этому морю она не видела. А силы покидали ее. Фина уже готовилась смириться, но, сделав шаг, пошатнулась. Ее повело влево. Фина уткнулась сразу в двух мужчин. Те с недоумением посмотрели на нее.

— Простите, — устало произнесла Фина.

Тут она поняла, что почти выбралась. Пришедшие на митинг люди здесь стояли не вплотную друг другу, а поодиночке или маленькими группами, за ними виднелась шеренга полицейского оцепления. Опустив голову и держась за лоб, Фина направилась туда шатающейся походкой. Один из полицейских шагнул к ней.

— Вам плохо? — спросил он, взяв Фину под локоть.

— Спасибо. Все в порядке, — не поднимая головы, ответила Фина.

— Давай к "скорой" ее, — предложил из шеренги другой нацпол.

— Здесь всего три машины, и они стоят на других участках.

— Тогда просто до остановки доведи.

— Спасибо. Я сама, — с усилием чуть улыбнулась Фина.

Немного отдохнув на скамейке остановки, она села в автобус, который шел до кладбища. Заплатив за проезд, Фина поняла — денег на обратную дорогу с собой у нее нет. Она ведь специально не взяла на митинг ничего лишнего. Но особо Фина не переживала. Она почему-то была уверена, что, приехав к детям, встретит там мужа.

Его согнутую спину Фина заметила сразу. Телль, не отрываясь, смотрел на маленькое фото Ханнеса на надгробии. Неслышно подойдя к мужу, Фина села возле него.

— Я знала, что ты здесь.

— Первая весна без Ханнеса, — задумчиво произнес Телль.

— Да, — грустно согласилась Фина. — Первая.

Она с болью посмотрела на своего мальчика. Ханнес был такой взрослый, такой серьезный.

— Как мы живем без него? — тихо вырвалось у Фины.

— Пройдет еще лет двадцать, и мы тоже будем лежать здесь. С Ханнесом, с другими нашими детьми… — ответил ей Телль. — Только нужно, чтобы один из нас лежал с одной стороны от них, а другой — с другой. Чтобы мы могли защитить их хотя бы после смерти.

— Двадцать лет… — горько сказала Фина. — Еще двадцать лет… Если бы уместить их в один день!

После выборов сразу выросли цены. Подорожало абсолютно все, от спичек до автомобилей. Даже Нацлидер, выступая по Нацвещанию, сказал, что возмущен, и потребовал разобраться. Против роста цен по всей стране начались митинги. Конечно, они не собирали столько народу, сколько в поддержку Нацлидера, но и людей на них не привозили. Туда шли сами.

Фина ни на одном из этих митингов не была, хотя участвовавших в них специально отпускали чуть раньше с работы. Фина не видела в таких протестах смысла: они ничего не дадут, никто цены снижать не станет. Вопрос лишь в том, кого назовут виновником.

И еще, Фина не верила этим митингам, считая их ненастоящими. Хотелось понять, зачем они нужны государству? Чтобы дать народу выпустить пар, заодно сказав: "мы с вами"? Слишком просто.

Гуляя по вечерам с Теллем, она делилась своими мыслями.

— Смотри: если меня не станет, ни на какие сделки не иди с теми, кто представляет власть или говорит от имени государства, — предупреждала Фина. — Ни на какие! Я сейчас даже не про историю наших деток говорю. Вспомни наши вклады в Нацбанке. Я всю жизнь старалась держаться подальше от государства, особенно от его затей, и только раз вынуждена была прибегнуть к его помощи. В итоге — что? Государство, которое не просто обещало, а гарантировало сохранность наших денег, лишь развело руками. Никакой ответственности на самом деле оно не несет, как захочет — так и сделает.