Отсюда Эйверь повёл их за собой в западное крыло. Впереди каждого взвода двигался его капитан, а затем цепочкой сами кадеты, по двое и по трое в ряду, в быстром темпе шагая друг за другом. Почти бегом они двигались позади паладина, устраивая ногам и рукам такую своеобразную разминку, на которую особо не было времени.

— Ну, как тебе? — покрасовался пряжкой Нимрод перед рядом бегущим товарищем.

— Отлично, — усмехнулся тот, проведя по усам, — Дай-ка мне лучше твоего зелья хлебнуть, пока бой не начался.

— Это для храбрости что ли? — звонко заливался алхимик.

— Давай то, чтобы боли не чувствовать, — задумчиво ответил крепыш.

И его партнёр вскоре протянул ему флягу с бордово-сиреневым напитком. Тот отхлебнул прямо на ходу, так как некогда было останавливаться. Сначала чуть не облился, потом чуть не поперхнулся, но всё же, сделав пару больших глотков, после чего вернул пойло Нимроду. На деле это была просто ежевичная настойка на меду без каких-либо волшебных свойств и дополнительных примесей, но об этом знал лишь хозяин фляги, никогда не разглашавший свои рецепты.

С ранних лет он увлекался составлением зелий, изготовлением мазей, сбором трав, цветов, ягод и их измельчением для настоек и микстур. Родители Нимрода вместе не жили, мать была знахаркой, а отец мельником в ближайшей от их хижины деревни. Говорить ребёнок начал довольно поздно, был скромным, но послушным и любознательным. С детства помогал матери толочь что-нибудь в ступке. Но в деревне решили, что причины гибели скота не в упырях и серых ползунах, что наведывались ночами в деревню, а в колдовском проклятье, под давлением местного клирика обозлившись против колдовских сил травницы…

Несчастную женщину по итогу сожгли на глазах и у бывшего мужа, и у маленького сына. И оставаться в деревне, отрекаясь от всех заветов и устоев матери, он не желал, продолжая осваивать ремесло зельевара, хоть без должных знаний или книг рецептов получалось долгое время довольно-таки скверно. А когда от его зелий реально умерло несколько доверчивых человек, купивших у него расхваленное целебное пойло, как к уличного торговца, парнишку-самоучку схватила стража, приговорив либо к смерти либо вот к пожизненной службе в гарнизоне. Пришлось выбрать путь, сохраняющий жизнь, однако в том городке новички на службе нужны не были, так что его, в клетке, в кандалах, как преступника, позорно перевозили в Олмар, где в кадетской казарме ещё предстояло доказывать свое равенство с остальными, пока ему не начали доверять, как одному из них, став на учёбе более сплочённым коллективом.

— Уфф! Ух! — бодрился рослый усач, — Ну, что? Готов умереть за короля? — не слишком удачно шутил он сослуживцу.

— Да мне всё равно за кого воевать, Стромф, — на удивление по-серьёзному отвечал на его вопрос кудрявый алхимик-самоучка, — Я не верю, что знати и всем этим аристократам есть хоть какое-то дело до их воинов, до их крестьян, до тех, кто в поте лица трудится для них, воюет… Им плевать на народ… — обречённо подытоживал он.

— Ну, зря ты так, дружище! Я уверен, что король ценит каждого в своей армии. Не будь нас, и стражи бы не было. Если б никто не верил в то, что он защищает и за что он воюет, — высказывал свои мысли тот, удерживая свой массивный щит.

— А вот эту пить не смей, — предупреждал его приятель, — Здесь, в мутной склянке раствор маленького камешка морского йода пшеничным спиртом, — показывал алхимик, — Если исследования верны, должен помочь клирикам в заживлении ран и царапин. Если понадобится, то кричи, обработаем прям в бою твои раны. Но жжётся ужас! — сразу предупредил тот.

— Ха-ха, — усмехался крепыш, поглаживая свои белокурые слегка свисающие вдоль подбородка усы, — Что, похлеще того «Драконьего пойла»?

— Оно не сработало, как я полагал, — замялся Нимрод, — Однако же, капитан…

— Разговорчики там! — донёсся до них строгий голос бегущего на несколько бойцов впереди Рихарда Крэйна.

Им оставалось лишь переглянуться и замолчать, как бы пожав плечами и вдохнув, пусть этих жестов на ходу толком и не было видно, расстроившись, что даже поболтать на пути к баталии не дают, продолжим быстрый шаг, переходящий то на бег, то обратно. Несколько кадетских взводов дружно вышагивали вперёд на защиту Олмарской крепости.

На подходах к западному крылу уже слышалось, как лязгают мечи и алебарды, было видно стрелы, снующие в воздухе в обе стороны, а также царил непередаваемый запах от варева в котлах на стене, из которых полевали ползущих вверх недоброжелателей то раскалённой смолой, то кипящей не самой чистой и свежей водой, однако упёртые отряды всё не желали отступать.

Со времён начала штурма, который успел тогда в башне разглядеть апокрисарий-звездочёт, прошло уже немало времени. Безумные начальные атаки слабо подготовленных разбойников сменялись уже постепенно организованными их лидером-адмиралом атаками. С реки уже притащили и собрали несколько перевозных таранов, где к колёсчатой платформе на цепях крепилось массивное бревно из какой-нибудь прочной и плотной древесины, окованное с одной стороны массивным куском железа в виде бараньей или драконьей головы с закрученными полумесяцем рогами.

Их катили вперёд по траве, а затем с силой дружно закатывали на подъём холма, на котором стояла крепость города. Персонал, который обслуживал таранты, то и дело получал смертельные ранения от стрел, однако же сменялся на подхвате новыми людьми, не дающими орудию соскочить и укатиться вниз от городских стен.

Глава пиратов в своей шляпке и прекрасных сапогах вышел вперёд и был уже на виду, а не ютился в тени деревьев, однако же благоразумно стоял достаточно далеко, куда с башен никак не могли достать ни камни катапульт, ни стрелы лучников.

Усатый мужчина в дорогой и красивой форме, однако это вовсе не был истинный адмирал морского флота Его Величества — Уолтер Догарат, скорее самопровозглашённый главарь объединившихся банд и шаек, если уж на то пошло, стоял в постойке «ноги на ширине плеч», отводил руки за спину, гордо выпячивая грудную клетку, и отдавал приказы довольно звонким и гудящим голосом, поворачивая голову к соответствующим уже построившимся отрядам.

Одни затачивали «кошки» — цепкие приспособления для подъема по стенам, другие полировали щиты, чтобы на холме вставать лестницей, используя их как ступеньки для вооружённых собратьев, третьи как раз вовсю готовили свои сабли и мечи, чтобы будучи в тылу подальше от стрел и прочих напастей, вовремя взобраться по таким щитам и ловко оказаться у стен.

Из леса выходили отряды лучников в идентичной форме — светлые рубахи и лёгкий кожаный жилет поверх. Вооружение у них было разное, у кого-то чуть ли не самодельные луки, у других же довольно качественные изделия, а у некоторых даже новинки прогресса и изобретательской мысли — самострелы арбалеты.

Тем не менее такая вооруженная «солянка» послушно строилась и слаженно двигалась, как приказывал им адмирал, занимали верные позиции, вели обстрел прямиком на башни, а несколько служащих при них не вооружённых людей разводили костры, где потом можно будет поджечь зажигательные смеси и наносить на наконечники стрел.

Всё это в одночасье открылось и Генриху Дайнеру, вылезшему на вершину башен замка, оказавшись на площадке, обдуваемой прохладным ветром, заигрывающим с его не слишком подготовленной для такой вылазки одеждой. Локоны его задувались назад, не мешая разглядывать, как на западной стене крепости гибли стражники, подменяемые стоящим снизу подкреплением, льющим кипящую жижу на вопящих штурмовиков, протыкающим глотки всем, кто показывался по ту сторону башенных укреплений и пытался залезть на территорию Олмара.

Крупные белые облака то и дело скрывали солнце, но то регулярно вновь выглядывало, даруя негу тепла и ещё лучше освещало место действия, где всё сильнее разгоралась штурмовая баталия между охраной замка и кем-то умело собранными в одну армию бандами.

Отсюда двенадцатилетний принц мог частично видеть, как к замку катят ещё не взведённые катапульты, тащат обточенные массивные камни в телегах для их зарядки, выкапывают окопы, возле которых от стрел вонзают в землю остроконечные щиты под косым углом, чтобы те прикрывали под обстрелом.