— Запускай свой огненный шторм, маг! Устроим им Пандемониум! — зазвучал его задорный голос.

И маги, как огня, так и воздуха, начали действовать синхронно, создавая и облака огня, и крутящиеся шторма смерчей, которые подхватывали и подпитывались этим первородным огнём, перерастая в пламенные торнадо, выжигающие напрочь и винеи с их спрятавшимися отрядами, и всех, кто был вокруг башен, толкая их, и натягивая передвижные тросы, и сами деревянные постройки вместе со всем войском, что сидело внутри каждой, и простых воинов на поле боя, шагавших с мечами и луками.

Огненные смерчи танцевали перед разрушенной стеной из стороны в сторону, сметая и отдалённые стрелковые полки, и вооружённые пешие отряды, подхватывая своими полыхающими потоками тлеющие тела, покрывающиеся волдырями, прогорающие снаружи и изнутри, пока чёрные скелеты не обугливались и не обращались почти целиком в пепел.

Остовы позвоночников и рёбер, верхние части черепов, изредка какие-нибудь кисти рук или стопы, а также раскалённое железо их оружия от клинков до наконечников и прочих металлических оплавившихся деталей — осыпалось вниз на землю, устилая собой безжизненное пространство, по которому гуляли красно-рыжие магические вихри, сочетавшие в себе и разрушительные порывы воздуха, и безудержный голод пламени.

— Это ли не божественное чудо! — дивился Такехарис, — Вот они, наши боги! Не те истуканы, что стоят идолами на капищах, в фонтанах да церквях. Наши боги — живые, истинные, могучие! Вот оно торжество человека, укротителя природы, над всеми стихиями и элементами! Какое колоссальное и гениальное сочетание стремительных потоков воздуха сначала с землёй, а потом и с огнём! — восхищался камерарий, вспоминая сначала песчаную бурю, а теперь любуясь полыхающими вихрями перед западной стеной крепости.

— Да уж, красота, — соглашался король, не влезая в спор о божественном происхождении магов, благо рядом не было ни прелата, ни его игумений, чтобы резко возражать весьма спорным утверждениям верховного королевского советника и развязывать полемику на тему божественных сил, в целом.

Но вся эта помпезная, пугающая и безусловно величественная красота, особенно в сумерках, когда сверкающий кружащийся огонь во тьме становился особо красив и выразителен, имела и свою цену. Уставшие пиромаги едва стояли, носы многих из них обильно кровоточили, иногда вместе с глазами и ушами, но куда сильнее досталось аэромагам, ведь те трудились, можно сказать, вдвое больше.

Те уже не могли стоять, еле дышали, словно их грудные клетки были сдавлены. Они мучились от головных болей и судорог, истратив больше жизненной энергии, чем дозволительно с их запасами мощи. У половины из них истрескались деревянные посохи, сводя на нет всю силу катализатора энергии, требуя скорой и незамедлительной замены, если на этой стихийной буре упёртая осада по-прежнему не закончится.

Часть волшебников словно постарела на пяток лет, они отдавали слишком много жизненной силы, забирая несчётное количество жизней в обмен на свою, будучи отнюдь не самыми могучими и стойкими представителями касты могучих магов. Придворные представители гильдий никогда не отличались высоким рангом, да к тому же служившие в Олмаре, а не в Триграде, обычно не славились выдающейся мощью.

По большей части они, конечно же, были опытными в своих областях чародеями, исследователями стихий, ассистентами магистров или даже сами проводили собственные исследования, участвовали в ликвидации разных чудовищ, досаждающих мирному люду, служили при баронах и лордах, получая знаки отличия, в итоге попав так в королевский двор. Но при этом представляли собой просто рядовых многое повидавших и многое умеющих волшебников, нежели поистине выдающихся и могучих чародеев. Для этого при дворе был сам архимаг.

Однако они храбро и преданно служили своему властителю, с честью выполняя свою работу и принимая последствия применения своих сил в таком глобальном плане. Не просто нагоняя облаков на полив или раскачивая крылья мельниц в безветренный день, а верша исход затяжной битвы, стоившей без их участия многих жизней среди стражников обороняющейся стороны.

— Величие, могущество… но, где теперь твои «боги»? — глядя на них, тихо проговорил король своему камерарию, — Немощные, уязвимые. Вот она расплата мага за свой талант, посмотри на них.

Вайрус молча смотрел, переполняясь сдерживаемыми эмоциями, как к волшебникам на помощь бросаются клирики в попытках помочь и облегчить боль. Он не нашёлся, что на это ответить, однако оставался при своём мнении, что могучие чародеи, способные творить поистине колоссальные вещи, вполне равны каким-либо высшим силам. И что вместо надежд и молитв всегда лучше обращаться за помощью к тем, кто может устраивать вот такие огненные шторма.

Кружащий в воздухе пепел мягко опадал на обугленную мерцающую землю. Унимались ветра, рассеивалось пламя, и ночной воздух мрачнел, пронизываясь только блёклым растущим месяцем, снующим неторопливо по испещрённому россыпью звёзд небосводу.

Но эта иллюзорная безмятежность и спокойствие длилось недолго. Король уже собирался уйти с башни, отправить генералов спать, расставив караул и организацию восстановительных работ в пробитой стене, но первым из собравшихся заметил в черноте Оленьего Леса какое-то движение в сторону долины.

— Всё никак не угомонятся, — проговорил он, злобно щуря свои зелёные глаза.

— Неужто, снова идут? — удивился Вайрус, также всматриваясь в даль.

— Вы двое, — обратился Эйверь к стоящим у края лучникам, — Сделайте-ка нам огненный залп, осветите, что творится на подходе, — велел он.

Но даже при природном освещении, под звёздным небом, в сиянии растущей луны, было видно, как маршируют толпы вооружённых воинов, сверкающих мечами и саблями, как снова выходят широкие навесы виней, скрывающих, судя по размерам, или больше отрядов, чем привычные прямые, или же ещё оставшиеся осадные орудия.

Сверкающие огнём стрелы лучше осветили спешащее к стенам войско, а те понеслись с новой силой, едва узнали, что их таким образом заметили. Видимо, изначально планом адмирала-командующего было после огненных смерчей тайком подкрасться, пока ни король, ни свита не ожидают продолжения боя.

И они и вправду его сейчас никак не ожидали, однако всегда были к этому готовы. Как готовы были воины и рыцари при дворе, не ушедшие ещё на отбой, а ждущие своего часа и голодные до возможностей проявить себя в настоящей битве.

— Никак на последний бой собрались, — проговорил Вайрус.

— Нельзя их в город пускать, остановить на подходе к крепости, — приказал король, развернувшись и начав спуск с башни к настенным галереям.

Эйверь вновь взял на себя управления катапультами, забрасывая дальние ряды подступающих, стараясь заодно угодить по передвижным сараям, чтобы раздавить всё, что было внутри. В то время, как Вайрус командовал лучниками, а король через генералов приказал выпускать гвардию и ополченцев через расщелину, чтобы поле брани оставалось снаружи крепости, а не переходило во внутренние дворы Олмара.

С громогласным боевым кличем из города сквозь дыру в истерзанной стене вновь рванули бронированные отряды. Шеренги копейщиков прикрывали следующими за них мечников, неслись вперёд, насаживая на свои копья тело за телом, после чего останавливались, чтобы вытащить орудие, а в дело вступали вооружённые клинком и щитом воины, старающиеся прикрыть их в этот момент.

Молодой Вершмитц и седой Уоттенмайер управляли построением, в проход стены выпуская всё новые отряды, отдавая приказы тем нестись прямиком в авангард врага или же бить по боковым целям. Давали указания, как действовать и каких целей добиваться. Так, например, если отвести силы неприятеля от центре правее или левее, вставив напротив башен, то в тех будет проще попадать из катапульт. При этом генералы напоминали, чтобы и сами воины под обстрел со стороны замка не подставлялись, а всегда имели в виду дальность дистанции метательных машин.

Но как только перед стеной развязалось большое сражение, широкие сараи виней замерли, начав расчехлять свои орудия. На этот раз под ними ютились уже не катапульты и не требушеты. Умельцы из стана осаждающих всё это время спешно переделывали свои одноплечевые палентоны в стреломёты: баллисты, станковые луки, гастрафеты и так называемые «скорпионы» с торсионной рамой и удобным ложем для массивных стрел с громадными литым наконечниками. Размером с копье или даже больше, они дожидались своего часа в заряженном положении, и лежали вязанками рядом, чтобы в свою очередь вовремя перезаряжать стрелковые орудия.