— Теперь наша очередь играть с тобой.

Ранее

Наручники щёлкают на запястьях. Нэнси дёргается от этого звука, понимая, что ей не выбраться. Случись с ней подобное не в руках Аарона и Дирка, уже пора было бы запаниковать. Но рядом с ними она уверена: ни ей, ни её свободе ничего не угрожает.

Пока что.

Нэнси утыкается лбом в одеяло, расслабляясь. В голову бьют остатки алкоголя, или ей только так кажется. Скорее, она пьянеет от тех эмоций, что вызывают в ней Аарон и Дирк. Грудь словно стягивает тисками, почти невозможно сделать глубокий вдох. И голова начинает кружиться. Немного повернувшись, Нэнси пытается рассмотреть парней, стоящих позади неё, но не видит их. Лишь слышит сбившееся дыхание.

Догадывается, что им хочется её наказать, не дав того, что ей нравится. Хочется хотя бы немного её помучить.

Оттопырив ягодицы, Нэнси дёргает запястьями в наручниках, пытаясь выбраться из них с одной лишь целью — это ускорит парней. И больше ей не приходится ждать. На лопатки давит чья-то рука, заставляющая лечь обратно на постель. Нэнси ещё делает вид, что сопротивляется, точно зная, как закончится эта игра — она сдастся и будет ждать.

Наслаждения.

— Надеюсь, ты не собираешься уйти от нас?

Голос Дирка отзывается дрожью предвкушения и горячей волной, поднимающейся вдоль позвоночника. И если он скажет что-нибудь ещё, то, кажется, она кончит только от тех рычащих нот, что проскальзывают в его словах.

— Никуда… — Нэнси не успевает договорить. Внутрь неё проскальзывают пальцы. И она не может сдержать громкого протяжного стона. Выгнувшись в пояснице, медленно выдыхает: — Не собралась.

Ласка — поначалу нежная, томительная — с каждым движением становится всё горячее. Прикусив губу, Нэнси сама толкается назад, стараясь уловить тот ритм, что задаёт Дирк… или Аарон. Неважно, сейчас совершенно неважно то, кто из них дарит ей желанное наслаждение. Но её грубо останавливают шлепком по ягодице.

— Я не ваша кукла, — стараясь выровнять сбившееся дыхание, возмущённо произносит она. И, немного оттолкнувшись коленями, отодвигается вперёд. Хватка на ягодице становится крепче. — Или мы будем на равных условиях, или никак.

Кивком Нэнси указывает на свои руки. Сегодня она не намерена играть в игры. Она желает касаться их так же, как и они её. Желает распалять их, ласкать, доводить до исступления.

Склонившись над ней, Дирк расстёгивает наручники, освобождая запястья. «Игрушка» же падает на постель. Металл холодит кожу в месте соприкосновения, и Нэнси сбрасывает наручники на пол.

— Иди ко мне.

Поймав взгляд Аарона, Нэнси манит его пальцем, и как только он оказывается рядом — притягивая к себе за шею. Нетерпеливо впивается в губы. Пуговицы на его рубашке быстро поддаются в умелых руках, но, кажется, что всё происходит слишком медленно. Хочется разорвать на нём одежду, чтобы добраться до самого лакомого.

— Быстрее! — Аарон подначивает её, словно читая мысли.

Нэнси не нужно, чтобы её долго уговаривали. Она медленно скользит вдоль его тела к полу. Встав на четвереньки, выгибается и, изображая кошку, делает несколько плавных шагов вокруг него. Трётся о его ноги, почти мурлыча.

— Я больше не могу… — Дирк шепчет почти жалобно, словно прося закончить эту пытку.

Он явно держится только потому, что между ним и Аароном существует негласная договорённость — Нэнси сама должна сделать первый шаг.

Нэнси касается пальцами бёдер Аарона, скользя ладонями вверх. Через ткань белья обхватывает напряжённый член, с удовольствием оглаживая по всей длине. Практически срывает молнию на брюках, царапая пальцы. Но сил сдерживаться больше нет. Оставшиеся пуговицы на рубашке отлетают в разные стороны, за ней следует футболка, которую она буквально сдирает с Аарон.

Он подхватывает её под бёдра, и Нэнси цепляется за него, позволяя ему целовать себя везде, куда он только может дотянуться. Её трясёт от возбуждения, от предвкушения, как он возьмёт её.

Аарон укладывает её на постель. Резкий толчок, и она протяжно стонет, понимая, что уже почти на грани. Аарон двигает бёдрами, придерживая её под ягодицы. Каждый новый толчок подталкивает её к желанной пропасти. Аарон явно ничего не забыл, делая всё так, как ей нравится больше всего. Нэнси выгибается и закрывает, наконец, глаза. Вцепившись в его плечи, вскрикивает от удовольствия. Кажется, что она буквально плавится от жара, охватившего её тело.

В следующую секунду она бросает чуть поплывший взгляд на Дирка. Не отводя глаз в сторону рассматривает его напряженное лицо с горящими глазами, его обнажённое тело и подрагивающий член.

— Б-л-и-ж-е, — по буквам произносит Нэнси.

Пульсирующая головка оказывается у неё во рту, что доставляет двойное блаженство. Это и было ей нужно. Их двойное участие. Глядя на Дирка снизу вверх и слушая его стоны, которые он не может сдержать, Нэнси и сама распаляется ещё сильнее.

— Давнео я не слышал от тебя подобного. — Аарон улыбается, остановившись на пару секунд.

— Заткнись!

Дирк теряет концентрацию, но понимая — это правда. С другими девчонками у него такого не бывает. С ними он не издаёт никаких звуков. Разве что спрашивает: «Тебе вызвать такси или останешься до утра?»

И Нэнси тоже это понимает: для него она особенная, как и он для неё. Как они оба. Может, у них получится построить всё заново? Или она всего лишь ошибочно принимает просто секс за шанс новой жизни? Но в эти секунды, минуты и предстоящие часы она будет любить их на всю катушку и забудет обо всём, что когда-то изменило её окончательно и бесповоротно.

Будет ложью, если она не согласится с тем утверждением, что именно они создали Воровку. Она лишь её взрастила. Потому что иначе она просто исчезла — тихо и бесследно. Разбив им сердце собственной смертью.

Профессор дал ей новую жизнь. Но надолго ли её хватит?

Ранее

Утро выдаётся хмурым. Открыть глаза удаётся не с первого раза. Дикая жажда заставляет с трудом приподняться на постели. Осмотревшись, она замечает на прикроватной тумбочке полный стакан воды с каплями испарений на стекле — кто-то о ней позаботился.

Опустошив стакан наполовину, Нэнси обводит взглядом комнату: на полу раскиданы вещи — не только её, но Аарона и Дирка. Всё встаёт на свои места, а в памяти всплывают воспоминания о прошедшем празднике и о том, чем он закончился. Она досадливо морщится — до отца быстро дойдёт новость о том, с кем она уехала с вечеринки. Если уже не дошла. И внутри холодеет от мысли о том, что он о ней подумает. Это даже смешно. Ей казалось, что она уже вышла из того возраста, когда недовольство отца заставляло сжиматься от чувства вины. Но похоже в глубине души она по-прежнему остаётся той девочкой, которая склоняла голову, выслушивая его упрёки. И воспоминания, которые так не вовремя возвращают её в прошлое, лишь подливают масла в огонь.

— Нэнси, давай-ка поговорим!

Тон, которым отец обращается к ней, убивает в ней даже намёк на желание поговорить с ним. Он взвинчен после работы, но именно в таком состоянии обычно вспоминает о том, что дочь нуждается в заботе. Пусть представления об этой заботе у него порой весьма специфичны. Нэнси считает, что именно из-за этого мама и ушла. Устала от одиночества, потому что отец почти всё время был на работе, а если возвращался домой, то часто — осознанно или нет — сливал накопленный негатив на семью. Но обидно не это, Нэнси вполне может понять мать. Да, она любит отца, но и ей порой с ним невыносимо. Чего Нэнси никак не может принять, так это то, почему при разводе мама не стала бороться за неё. По крайней мере, Нэнси этого не помнит. Может, споры между родителями происходили за закрытыми дверями? Ведь по доброй воле отец не отдал бы её. Но в глубине души Нэнси кажется, что правда проста и неприглядна — мама просто выбрала путь наименьшего сопротивления.