— Бог свидетель, это в самом деле так. Я помню, что с давних пор мой отец был юрисконсультом у Чарлза в годы между двумя войнами. Как раз в то время, когда его бизнес процветал. Разумеется, я тогда был еще слишком молод.
— Но вы тем не менее были знакомы с ними?
— Ну, Кристэл в Лондоне знали все, — задумчиво произнес Планкет. — Я не могу, конечно, похвастаться тем, что входил в круг ее друзей. В общем, ее компания не совсем соответствовала моей натуре. Я, наверное, чересчур уж положительный, — с сожалением уточнил он. — Потом наступил тридцать девятый год. Война. Меня забрали в армию. Времена были тревожные.
— Это очень мягко сказано, — понимающе произнес Генри. Сам он сражался в пустыне, потом их часть перебросили в Италию. — Вам удалось побывать на фронте?
— Увы, нет, меня приписали к военному министерству.
— Понимаю. В Лондоне во время авиационных налетов и массированных бомбардировок было очень невесело.
— Нас эвакуировали в Дорчестер, — уточнил Планкет и зачем-то добавил: — Да, чувство было такое, что ты участвуешь в великих моментах истории. Я никогда не понимал тех ребят, кто уклонялся от военной службы и не выполнял свой долг. Ну, тех, кто пользовался броней и все такое прочее. Лично я гордился военной формой.
— Когда же вы стали серьезно заниматься делами Кодуорти? — вернул Генри собеседника к интересующей его теме.
— После войны. Когда мой отец умер.
— Сразу после смерти лорда Бэллока?
— Ну… да, можно и так сказать.
— Поня-ятно, — разочарованно протянул Генри. Он-то надеялся на то, что Планкет издавна был знаком с семейством и мог поведать ему много интересного, но оказалось, что он принял дела от отца только после войны, а в то время, когда процветал лорд Бэллок, был неоперившимся птенцом. — Ну хорошо, увидимся завтра, мистер Планкет. До встречи.
Генри повесил было трубку, но, подумав пару секунд, снова снял и принялся набирать лондонский номер. Вскоре он уже беседовал с одним из своих старых приятелей, Майклом Баркером. Тот не только работал адвокатом в суде, но еще и считался первоклассным специалистом в вопросах международного права. Ему было приятно услышать голос Генри, и он с удовольствием не только пригласил его к себе в кабинет для консультации, но и предложил перед этим вместе пообедать где-нибудь в ресторане.
Генри чувствовал себя немного виноватым. В общем, необходимости отправляться в Лондон не было. Просто атмосфера, царившая в Фокс-Троте, начинала давить на него, и он постоянно думал о своем провале. От Долли пока что получить нужную информацию не представлялось возможным. Она должна была сначала прийти в себя и отдохнуть. А без ее помощи было сложно следовать инструкциям Сары Мэссингем и пытаться узнать, что же нового и необычного поступало в дом в последнее время. Наверное, нужно было проверить поставки из магазинов, но с этим могла бы справиться и Эмми. Короче говоря, Генри нужно было хотя бы ненадолго вырваться из Пламли-Грин, сделать передышку. Он надеялся, что Эмми поймет его правильно.
Он отыскал ее в Черной комнате. Эмми заворачивала какую-то коробочку в оберточную бумагу. Когда Генри рассказал ей о своих планах отправиться в Лондон и встретиться с Майклом Баркером, она отреагировала на эту новость достаточно спокойно и только заметила:
— Правда? Тогда, пожалуйста, сделай одолжение и отправь вот это заказной экспресс-посылкой со страховкой. В общем, зайди на почту, если тебе не трудно.
— А что это?
— Брошь Дэффодил с изумрудами и алмазами. Она ее случайно оставила здесь.
— Ты думаешь, будет безопасно отправлять такую дорогостоящую вещь в Париж обычной почтой?
— А я про Париж ничего не говорила, — поправила его Эмми. Она в это время как раз надписывала адрес на посылке. — Я созванивалась с ней вчера вечером. Дэффодил сказала, что останется в Лондоне до четверга.
— Ты хочешь сказать, что у нее проснулась совесть и она решила присутствовать на похоронах?
— Не думаю, — хмыкнула Эмми и, написав слово «Лондон», подчеркнула его два раза. — Она пока что развлекается с друзьями. — Эмми чуть было не назвала имя Уоррена Суошгеймера, но передумала.
— Вот ведь стервочка! — покачал головой Генри. — Ну хорошо, я отправлю ей эту посылку. — Он взял сверток, адресованный просто миссис Суошгеймер в гостиницу «Белгрейв-Тауэрс», и сунул в карман.
— Когда ты вернешься? — поинтересовалась Эмми.
— Не поздно. К ужину, разумеется, успею. Я обедаю с Майком, а потом у нас будет разговор у него в кабинете. А ты пока что попробуй узнать у Долли, в каких магазинах она обычно покупала продукты для дома.
Эмми удивленно приподняла брови:
— А я это уже и так знаю. Мы с ней вчера обсуждали эту проблему, и она просила меня сделать заказ продуктов на неделю. Как видишь, я почти что начала здесь вести домашнее хозяйство.
— Отлично! — обрадовался Генри. — Тогда ты сможешь выяснить, что именно было доставлено сюда на прошлой неделе. Мне нужны списки продуктов из каждого магазина. И не забывай проверять, как там Долли. Следи за ней, ухаживай.
— Ну конечно же. И если ей вдруг станет хуже, я обязательно позвоню доктору Мэссингем, — твердо заявила Эмми.
— Правильно, — одобрил Генри. — Но я верю, что ей станет лучше. Сейчас ей требуется только отдых.
— Жаль, что она так мало разрешает мне делать для нее, — огорчилась Эмми. — Она не дает мне ни постель ей поменять, ни помыть ее. Но в обед я все равно еще раз предложу ей свои услуги. У нее все простыни смялись, их хотя бы нужно расправить, а она отнекивается. Говорит, что не хочет лишний раз беспокоить меня.
Генри был доволен поездкой в Лондон. Солнце ярко светило, а дорога проходила через лесные массивы и цветочные поляны, прежде чем поезд въехал в блеклый городской пригород. Затем за окошком засверкала столичная река и стали вырисовываться готические очертания зданий парламента. Биг-Бен как раз пробил двенадцать, когда поезд втискивался в пещеру вокзала Ватерлоо.
Генри сразу же отправился на привокзальную почту, где отправил посылку для Дэффодил с ее бесценной брошкой, затем сел на автобус и добрался до Сити. Ресторанчик, где договорились встретиться друзья, был битком набит оголодавшими клерками, но Майкл Баркер, полный мужчина средних лет, умница и остряк, позаботился о столике заранее, и теперь приветливо помахал рукой приятелю из угла зала.
Во время изысканного обеда Майк и Генри вспоминали общих знакомых, обсуждали новые книги, говорили о своих путешествиях в разные страны, и не забыли сообщить последние новости о членах своих семей. У Майка было трое детей-подростков, и поэтому он мог взахлеб рассказывать об их похождениях. Кроме того, Майк поведал приятелю о последних сплетнях в области юриспруденции. В ответ Генри рассказал другу об одном менее известном случае, затрагивающем, между прочим, интересы известнейших адвокатов международного класса. Он считал, что любому человеку интересно слушать про тех, с кем он более или менее знаком, нежели про каких-то абстрактных личностей.
В такой приятной обстановке, да еще в компании со старым другом все заботы и тревоги, связанные с Фокс-Тротом, казалось, отодвинулись на второй план. Вот почему Генри даже вздрогнул от неожиданности, когда Майкл внезапно произнес:
— Ну а теперь твоя очередь. Выкладывай-ка ты мне все, что тебе известно о печальной истории бедной Кристэл Бэллок.
— Печальной истории? — Генри постарался, чтобы голос его прозвучал обыденно. — А что ты хочешь этим сказать? Она умерла, вот и все.
— Дорогой мой Генри, неужели ты станешь уверять меня в том, будто ничего не слышал?
— Что именно я должен был слышать?
— Только сплетни. Лондон ими переполнен. Я думал, ты всегда в курсе последних событий. Где же тебя носило все это время?
— Лучше и не спрашивай! — отмахнулся Генри. — Но газеты как-то не очень бурно отразили…
— И вот это как раз самое интересное! — торжествовал Майк. — Кто-то из сильных мира сего очень не хочет, чтобы это дело имело огласку. И старается, чтобы все поскорей о нем забыли. Ну, как я понимаю, ты уединился в какой-то глухой деревне, а потому теперь считаю своей прямой обязанностью немного просветить своего друга. В общем, в информированных кругах считают — и имеют на это все основания, — что кое-кто начинил праздничный торт Кристэл смертельным ядом. Представляешь, она умерла прямо в свой день рождения. Да какой — ей исполнялось ровно семьдесят лет! Причем все это произошло при очень странных обстоятельствах и в компании ненавидящих друг друга членов ее семейства.
