— Похоже, она тут поправляла макияж, — произнес сержант, — не то чтобы нам это сильно помогло. Прежде всего нас интересует, что она сделала потом.

— Разумеется, — отозвался Генри задумчиво.

След, казалось, обрывался здесь и уже успел изрядно остыть. Что случилось с Вероникой на этих нескольких ярдах, отделявших женский туалет от десятой платформы? Наиболее вероятное объяснение — она встретила кого-то знакомого, знавшего, что она будет здесь. Этот человек сказал ей что-то, заставившее ее изменить свои планы и отказаться от поездки в Порчестер. Поскольку Вероника ожидала увидеть на платформе Доналда, вероятно, этот неустановленный человек предложил подвезти ее до Хэмпшира, утверждая, что Доналд уже ждет в машине. Это, по мнению Генри, было самым очевидным объяснением. Две другие возможности вызывали у него еще более серьезные сомнения.

Вернувшись в Скотленд-Ярд, Генри вновь просмотрел записи, сделанные за день. Сейчас требовалось во что бы то ни стало выяснить, где в одиннадцать утра в субботу были все, кто знал о планах Вероники и Доналда. Он составил два списка — тех, у кого было алиби, и тех, у кого оно отсутствовало.

Доналд Маккей возглавлял список людей, о чьих передвижениях существовало удовлетворительное свидетельство. Несмотря на то что Генри не сомневался в словах отца Доналда, он все же обратился к местной полиции с просьбой проверить. Доналда хорошо знали в деревне, и хозяева местных магазинчиков, и служащие станции подтвердили, что он приехал вечером в пятницу и пробыл до воскресенья. Утром в субботу, по словам его отца, Доналд встал рано, отправился на долгую прогулку, но в пятнадцать минут первого уже играл в дротики в местном пабе.

За Доналдом последовала Бет Конноли, которая с половины десятого до полудня была у парикмахера и сразу оттуда направилась обедать с подругой.

Тереза и Майкл обеспечивали алиби друг другу. По их словам, они были дома. Майкл валялся в постели до обеда. Он чувствовал себя нехорошо и с ужасом ожидал похорон Хелен. Тереза возилась дома, составляя букеты и отвечая на письма. Они сказали, что горничная может это подтвердить. Разумеется, она не могла. Да, разумеется, она думала, что Майкл с Терезой все утро были дома, но не была в этом уверена. Майкл велел его не беспокоить, и она всего лишь отнесла ему завтрак в девять. Только в половине первого, когда он позвонил и велел принести ему виски с содовой, она вновь его увидела. К этому моменту, признала горничная, он успел встать и одеться. Генри поставил на полях против имен супругов вопросительный знак.

Последние два имени, казалось, говорили сами за себя. Николас Найт и Хорас Барри. Генри включил их в список, поскольку помнил, что Вероника и Барри были в пятницу в ателье Найта, и, разумеется, Найт и Барри тут же подтвердили, что были в курсе ее планов насчет выходных в Порчестере. С такой же готовностью они заявили, что не знают ничего ни о Доналде Маккее, ни о его матери, но Генри решил их все-таки проверить. Как выяснилось, Николас с десяти утра до пяти вечера работал в своем ателье и посылал за сандвичем, чтобы пообедать. Хорас Барри с вечера пятницы отдыхал с друзьями в Брайтоне.

Второй список открывала Рейчел Филд, которая, по ее словам, провела утро, закупая необходимое для выходных на Хай-стрит в Кенсингтоне. Все магазины, которые она могла припомнить, оказались большими супермаркетами, и Генри, понимая, какие толпы бывают там по утрам в субботу, не удивился, что никто из служащих ее не вспомнил. Это ничего не доказывало — в отличие от Вероники Рейчел Филд не привлекала к себе внимания.

Следующим шел Патрик. По его словам, он был дома, работал над картиной. Кроме почтальона, принесшего посылку около половины десятого, он ни с кем не виделся. Рассказ Марджери Френч был также ничем не подкреплен. Она сообщила Генри, что взяла на дом много работы и провела утро за написанием статьи. Впрочем, в ее рассказе была одна занятная деталь: она упомянула, что несколько раз пыталась дозвониться до Патрика, желая встретиться с ним заранее, чтобы вместе пойти на похороны Хелен, но линия все время была занята. В конце концов она связалась с оператором, который проверил линию и пришел к выводу, что трубка была с телефона снята. Марджери все же удалось связаться с Патриком в половине второго. Когда Генри потребовал объяснения, Патрик ответил, что часто снимает трубку с аппарата, когда работает и не хочет, чтобы его беспокоили. Объяснение выглядело совершенно разумным, но все же оставляло пространство для сомнений.

Олвен Пайпер также предоставила в высшей степени неудовлетворительные сведения. По ее словам, она начала день с упаковки вещей Хелен, но это печальное занятие вкупе с мыслью о предстоящих после обеда похоронах настолько ее измучило, что она прибегла к своему излюбленному средству успокоения — ходьбе без какой-либо цели. Кроме того, она поняла, что не вынесет похорон… Она вышла из дома примерно в половине одиннадцатого и отправилась гулять. Нет, она не может сказать куда… просто по улице. Она была слишком расстроена, чтобы что-то замечать. В три часа Олвен неожиданно поняла, что проголодалась. Оказалось, она забрела в Килберн. Она зашла в кафе, съела яичницу с жареной картошкой и вернулась домой на метро. По счастью, Генри сумел определить кафе по данному ею описанию, а владелец вспомнил ее. Это опять-таки ничего не доказывало. Миссис Седж, убиравшая в квартире, подтвердила, что Олвен ушла в половине одиннадцатого, и ее еще не было, когда миссис Седж отправилась домой около полудня.

Последним в списке людей без алиби стоял Годфри Горинг. Несмотря на его категорическое отрицание самого факта знакомства с Вероникой Спенс, Генри вспомнил, что в пятницу Горинг был в редакции, а следовательно, его тоже нужно проверить. Он заявил, что утро субботы провел на работе. Кроме него, никого в здании не было. Тем не менее обедал он, как обычно, в «Оранжерее», и этому нашлось подтверждение. Однако имела место одна нестыковка. Швейцар «Оранжереи» утверждал, что Горинг не перешел улицу от редакции, как всегда, а подъехал на своем «бентли». Горинг объяснил, что сначала оставил машину на платной парковке, но решил потом перегнать ее к «Оранжерее», чтобы припарковать в другом месте.

Генри внимательно просмотрел оба списка. Затем он поставил маленькие крестики рядом с именами Патрика, Марджери и Горинга — все они имели машины.

Закончив с этим, он задумался о Веронике, о том, что она сказала, и об испачканной салфетке, о сотрудниках «Стиля», о пропавшем ключе, о Николасе Найте и Хорасе Барри, а также о предмете, привезенном из Парижа Терезой. И в первую очередь он подумал о Доналде Маккее.

Без пятнадцати десять Генри позвонил Доналду и получил от квартирной хозяйки ответ, что мистера Маккея нет с шести часов и она не может сказать, где он и когда вернется. Генри надел плащ и доехал до Пиккадилли, откуда пешком направился на Эрл-стрит.

Шел сильный дождь, и ветер на узкой улице крутил в воздухе клочки мокрой бумаги. В здании редакции не светилось ни одно окно, и само здание, по всей видимости, было пустым. Только из окон «Оранжереи» струился теплый свет. Швейцар разумно решил укрыться в здании и выходил, только когда подъезжало такси с посетителями. Единственным человеком на всей улице был продавец роз, несший свою одинокую вахту на тротуаре. Из ателье Николаса Найта двумя этажами выше лился свет сквозь незанавешенное окно на омытую дождем улицу.

Генри подошел к торговцу.

— Сколько за полдюжины? — спросил он.

Чтобы защититься от холода, торговец в натянутой на глаза клетчатой кепке застегнул старый плащ и поднял воротник чуть ли не до носа.

— Десятку, начальник, — хрипло ответил он.

— Думаю, нам пора поговорить, мистер Маккей, — произнес Генри.

И тут торговец молниеносно схватил свою корзину и швырнул ее ему в лицо. Когда Генри пришел в себя, никого уже не было видно. Он побежал к телефонной будке за зданием редакции и набрал номер Скотленд-Ярда.

— Нет, — сказал он, — я не хочу, чтобы его арестовывали, пусть за ним просто проследят. И еще свяжитесь с полицией Эссекса и велите им поискать…