— Нет, что вы, — произнес Генри, — но давайте вернемся к вечеру вторника. Я полагаю, вы неплохо знаете сотрудников «Стиля».

— Некоторых. — Барри широко улыбнулся. — Мисс Конноли, редактор молодежного раздела, часто приходит ко мне за одеждой для съемок, потому что я создаю хорошие вещи в том ценовом диапазоне, о котором она пишет. Что за девушка! — Барри поцеловал кончики пальцев. — Какой талант! Какой ум! В первый раз она была тут два года назад. Посмотрев мою коллекцию, сказала: «Мистер Барри, сделайте это платье чисто белым, уберите карманы и укоротите рукава — вот так, — и я отведу ему целую страницу». Я просто озверел. «Что, ребенок будет указывать мне, как вести дела?» — подумал я. Но «Стиль» — это «Стиль», так что я сделал, как она сказала, и продал две тысячи штук. Я этого в жизни не забуду. С того дня я всегда слушаю, что она говорит.

— Но мисс Конноли не было там во вторник вечером, — терпеливо отметил Генри. — А что вы можете сказать про остальных?

— Мисс Френч — потрясающая женщина. Потрясающая сила. Она оказывает мне честь, два раза в год приходя на мои показы. О… это действительно сила. Не знаю никого, похожего на нее. Мисс Мэннерс — она понимает в моде. Но мы с ней не всегда соглашаемся. «У вас слишком хороший вкус, моя дорогая мисс Мэннерс, — говорю я ей. — Ваш вкус для читательниц “Стиля”. Но мои вещи, мои вещи должны покупать и те, у кого другой вкус». О, но подождите, посмотрим, что она скажет, когда увидит мою линейку от Николаса Найта…

— Давайте вернемся ко вторнику, — в который раз повторил Генри. — Вы все поехали на Бромптон-сквер. Что там было?

Обычно веселое лицо мистера Барри исказила злобная гримаса, как будто он вспомнил что-то неприятное.

— Патрик Уолш и Майкл Хили, — мрачно произнес он, — такие грубияны. Не выношу их. Там была еще одна дама, которую я раньше не видел. Думаю, это секретарь мисс Френч. Мисс Филд. Мне было ее жаль, потому что она… как это сказать… оказалась не в своей среде. Я поговорил с ней о кошках, выяснилось, мы оба их любим. Майкл Хили говорил об искусстве, как обычно. Этот молодой человек не должен отходить от своего фотоаппарата. С ним он гений, этого я не отрицаю. Но разве это позволяет ему оскорблять людей? — Барри действительно злился. — Я ему говорю: «Мистер Хили, я, возможно, и не в состоянии рассуждать о пьесах Ионеско, как вы утверждаете. Я, возможно, и не способен оценить то, что вы называете линией Нуриева, но в своих собственных линиях я разбираюсь. Я зарабатываю деньги и плачу вам за работу. И если бы я не занимался своим делом, мне было бы нечем вам платить, запомните. Так что давайте я буду заниматься своим делом, а вы своим». Да, он хороший фотограф, но не единственный в своем роде. Ему не стоит думать, что я буду продолжать работать с ним, если он будет так хамить.

— Кто-нибудь упоминал мисс Пэнкгерст? — поинтересовался Генри.

— Не припоминаю. Мы там, на Бромптон-сквер, недолго пробыли. Честно скажу, инспектор, мне трудно было получать удовольствие от вечеринки, учитывая хамство Уолша и Хили. Они называют меня вульгарным, а ведь я плачу им хорошие деньги. На что им жаловаться? Так что я иду беседовать о кошках с бедной мисс Филд, которая ни с кем, кроме меня, не разговаривала. Я обрадовался, когда Николас подошел ко мне и сказал, что нам пора. Он вызвался подвезти и мисс Филд, раз ей в ту же сторону, что и мне. Кажется, она тоже была рада уехать. И верите ли, инспектор, когда мисс Филд ушла собираться, этот Уолш… — Он осекся. — Да, вот тогда, думаю, как раз и упомянули мисс Пэнкгерст. Так вот тогда этот Уолш подошел и принялся оскорблять Николаса, как обычно.

— Что именно он сказал?

Барри замялся:

— Он делал неприятные намеки насчет… морали. А потом сказал: «Ты думаешь “Стиль” тебя поддерживает, ты, маленький…». Он произнес плохое слово. «Что ж, — сказал он, — некоторым из нас не очень нравятся твои делишки. Для начала мне и Хелен тоже. Мы знаем все, и мы не дадим тебе жить спокойно. Ни тебе, ни твоему другу».

— Как на это отреагировал Найт? — спросил Генри.

— Бедный мальчик. Он не мог найти слов. Такое оскорбление… и такая неправда. В любом случае прежде чем он успел ответить, вернулась мисс Филд, и мы ушли. Николас расстроился и очень разволновался. Он мало разговаривал в машине. Он завез меня домой около трех. Вот, я вам все рассказал.

— Спасибо, — поблагодарил его Генри, — скажите, а вы были знакомы с Хелен?

— Я знал только ее имя, но никогда не видел.

— Кстати, вы были в Париже на прошлой неделе?

— Разумеется, — вновь заулыбался Барри, к которому вернулось хорошее настроение, — это дорого, но я не могу позволить себе пропустить показы. Я купил несколько туалей, разумеется. Но основные деньги ушли на плату за вход, чтобы посмотреть и запомнить.

— Вы имеете в виду, что за вход на парижские показы надо платить? — заинтересованно спросил Генри.

— Разумеется, производители одежды всегда платят. Только пресса и частные клиенты проходят бесплатно. Как еще могла бы существовать высокая мода?

— Вы встречали там кого-нибудь из «Стиля»?

— Нет-нет. Показы для прессы отдельно, показы для оптовиков отдельно. Нет, я никого из них не видел.

— Ясно, — ответил Генри. У него испортилось настроение. Он просматривал свои заметки, пытаясь понять, насколько эти с виду гладкие рассуждения ни о чем невинны на самом деле, или же, как сказал Доналд Маккей, в данный момент он противостоял заговору, цель которого заключалась в том, чтобы сбить его с толку. — А насколько хорошо вы знаете мистера Горинга? — поинтересовался Генри.

— Насколько хорошо? Я веду с ним дела. Мы обедаем вместе. Ужинаем вместе. Играем в гольф. Мы уважаем друг друга.

— Вы знакомы с его женой?

— С прекрасной Лорной? Я познакомился с ней, когда приехал на выходные играть в гольф в их имение в Суррее.

— Оно в Хиндгерсте, верно?

У Барри был озадаченный вид.

— Хиндгерст? Такого названия я не знаю. Нет-нет. Дом Горинга неподалеку от Виргиния-Уотер. Туда удобно добираться из Саннингдейла.

— О, разумеется, — ответил Генри, — как глупо с моей стороны, видимо, я спутал его с кем-то другим. Миссис Горинг очень эффектная женщина, вы не находите?

— Настоящий огонь, — согласился Барри, — она не подходит для роли домохозяйки. Не следовало ей оставлять сцену. А он у нее под каблуком. Не хотелось бы мне быть на его месте, признаюсь честно. Но может быть, человеку, которому нет равных в финансовых вопросах, полезно, чтобы дома с ним обращались как с комнатной собачкой, — добавил он. — Как-то, много лет назад, я был в Праге с братом и его женой. Она очень напоминала Лорну Горинг — такие же рыжие волосы и полное отсутствие вкуса. И когда мы там были…

Рассказ, по счастью, прервал милосердно зазвонивший телефон.

— Извините, — сказал Барри, поднимая трубку, — одна минутка…

— Мне уже пора, — произнес Генри, — спасибо вам большое, мистер Барри. До свидания.

Он быстро вышел из кабинета, пока Барри вел оживленную дискуссию с манчестерским магазином о том, когда нужно доставить чесучовые платья с высокой талией.

Вернувшись в кабинет в Скотленд-Ярде, Генри написал длинный и подробный отчет о том, как продвигается дело. На полях он поставил несколько больших вопросительных знаков, означавших, что в данном случае улик недостаточно и требуется дальнейшее расследование. Закончив, он позвал своего сержанта.

— Если кто-то будет искать меня после обеда, — сказал он, — меня нет. На сегодня с меня хватит Лондона. Закажите мне машину, пожалуйста. Я поведу сам.

— Хорошо, сэр, — ответил сержант, довольно сносно подражая несравненному Дживсу. — А куда вы поедете, сэр?

— Сначала в Виргиния-Уотер, потом в Хиндгерст. Думаю, я успею в оба конца. Найдите мне адрес загородного дома мистера Годфри Горинга, он находится около Виргиния-Уотер. А потом свяжитесь с полицией Хиндгерста и попросите выяснить, не посещала ли мисс Пэнкгерст кого-то из местных врачей. Я буду у них около пяти. И мне нужна фотография покойной.