– Топкапы и вправду твой родной очаг, но ты не управляющая гаремом. И если ты вознамерилась устроить праздник, ты должна прийти ко мне и спросить позволения. Неужели ты думаешь, что я была бы против?

– Нет, конечно, но… – все-таки ощутив себя виноватой, Эсма Султан почувствовала необходимость оправдаться, но ей не дали такой возможности.

– Возвращайтесь с Нермин в свой дворец, – велела ей тетя голосом сдержанным, но не терпящим возражений. – Фюлане, ты тоже. Идрис, Айнель – пусть слуги немедленно приберутся здесь. Полагаю, все уже достаточно повеселились.

Все вокруг тут же засуетились. Голоса Айнель-хатун и Идриса-аги раздавали поспешные приказы евнухам и калфам, а наложницы стали разбредаться по ташлыку и шептаться.

Эсма Султан, понимая, что негодование ее тети вполне оправдано, не стала противиться ее воле. Оглянувшись на Нермин, которая поспешила боязливо подойти к матери, султанша покинула гарем с чуть оскорбленным видом. Ее явно задело произошедшее.

Фюлане Султан с покорнейшим видом также вышла из ташлыка, на ходу поклонившись с достоинством стоящей посреди него Фатьме Султан. Афсун Султан поймала на себе ее взгляд, когда тоже сдвинулась с места, и поняла, что ей так просто уйти на позволят.

– Афсун, подожди, – оправдав ее ожидания, велела ей Фатьма Султан, как только хасеки поравнялась с ней. – Мне известно, что это ты надоумила Эсму устроить этот праздник. Сама бы она ни за что не стала затевать подобное за моей спиной. Я также слышала, ты решила заняться благотворительностью. Жалуешь золото в столичные вакфы, хочешь построить в Стамбуле медресе, и все это намерена оплатить из личных средств. Гарем одариваешь подарками, да предлагаешь свою помощь в выплате жалованья. Это все неспроста, верно? Мне очевидно, ты плетешь паутину интриг, замысел которых мне пока что неясен. Хотя, здесь и гадать нечего. Тебе вскружила голову мысль о власти?

Все в гареме хотя и делали вид, что прибирались и занимались делом, но ловили каждое слово, наблюдая за развернувшейся сценой. Подобного в гареме не было много лет, и все жадно следили за происходящим.

– Что вы, госпожа?.. – воскликнула «удивленная» Афсун Султан, сделав невинно-растерянное лицо. – Посмею ли я плести интриги против вас? Мне и в голову не приходило, что в моих намерениях вы усмотрите стремление к власти. Я всего лишь хочу оказать помощь тем, кто в этом нуждается, поскольку имею для этого возможности. Иных мотивов у меня нет и быть не может.

– Уверена, что это так, – не удержалась от сухой иронии Фатьма Султан. – Однако в первую очередь ты должна заниматься воспитанием своих шехзаде. Это – твоя главная и единственная обязанность, исполнения которой от тебя требует династия. Династия, давшая тебе все то, что ты имеешь и что называешь своими возможностями. И, насколько я могу судить, ты не слишком хорошо эту обязанность выполняешь, Афсун. Возможно, ты уделяешь своим сыновьям недостаточно внимания?

Ей дорогого стоило смолчать и сохранить лицо, но Афсун Султан все же встретила подобные обвинения, брошенные ей в лицо при всем гареме, с ледяным достоинством. Она даже нашла в себе силы и для куда более унизительного поступка.

– Прошу простить меня, госпожа, если я огорчила вас, – мягко заговорила султанша, удивив всех вокруг, ожидавших, что она станет защищать себя. – У меня и в мыслях не было идти против вас и вести дела за вашей спиной. И если вы считаете, что я недостаточно внимания уделяю своим сыновьям, то…

– Что здесь происходит?

Никто не ожидал постореннего вмешательства, и все, кто был в гареме в этот момент, в удивлении обернулись на мужской голос, полный негодования. Но не пылкого, а ледяного. Только один человек во дворце говорил таким голосом в минуты гнева.

Афсун Султан почувствовала трепет, увидев своего старшего сына, который, судя по всему, проходил мимо и стал случайным свидетелем этой унизительной для нее сцены. А Фатьма Султан достаточно хорошо знала своего племянника, чтобы напрячься с его вмешательством. Он буквально протаранил наложниц, расступившихся перед ним, и встал рядом с матерью, но смотрел не на нее, а на свою тетю. Взглядом, в котором бушевала пока еще сдерживаемая внутри буря.

Идрис-ага почувствовал, как резко переменился ветер. И его госпожа, подтверждая это, расправила свои плечи, как будто ей больше нечего было бояться.

– Орхан, я попросила бы тебя не вмешиваться, – Фатьма Султан постаралась сказать это вежливо, чтобы не усугублять конфликт.

– Я услышал достаточно для того, чтобы вмешаться, – процедил он, в свою очередь не слишком-то волнуясь о вежливости. – И все то, что вы позволили себе наговорить моей матери в присутствии целого гарема, это не только удар по ее чести, но и по моей. Обвиняя ее в плохом воспитании меня и моего брата, вы унизили и нас с Ибрагимом. А, насколько мне известно, повелитель доверил вам гарем с тем, чтобы вы оберегали его семью от ссор и конфликтов. Что же вы делаете на самом деле, султанша?

Фатьма Султан слушала его как-то беспомощно и все больше начинала нервничать, потому как не знала, чего ей ожидать от неуправляемого и своенравного шехзаде, который не признавал над собой никаких авторитетов. Его она заставить замолчать и прогнать в покои не посмеет. Да и не сможет при всем желании, учитывая его нрав.

– Гарем был на грани бунта, когда вы не имели средств, необходимых для выплаты ему жалованья, – безжалостно продолжал шехзаде Орхан. Афсун Султан, стоя рядом с ним, чувствовала и гордость, и благодарность, но и беспокойство. Как бы он не перешел границу. Ведь тогда ему придется держать ответ перед повелителем. – И кто протянул вам руку помощи? Кто одолжил вам из своих сбережений тысячи акче? Вместо благодарности моя валиде удостоилась вашего порицания и обвинений в превышении полномочий. Теперь же, когда матушка даже не причастна к организации этого праздника, устроенного по приказу и на средства Эсмы Султан, вы снова бросаетесь в нее обвинениями. Да еще теми, которые не имеют никаких оснований и унижают двух шехзаде. Так кто же недостаточно хорошо справляется со своими обязанностями? Вы или моя мать, которая вместо вас, управляющей гарема, решает в нем все проблемы и находит в себе силы, к тому же, воспитывать двух шехзаде и заниматься благими делами?

Пристыженная и задетая его словами Фатьма Султан обратила взор к Афсун Султан, ожидая, что она осадит сына, но она молчала, смотря на нее такими же, как у него, холодными серыми глазами. Лицо ее было непроницаемой маской, но каким-то образом Фатьма Султан чувствовала, что в мыслях она торжествует.

– Я не имела цели унижать твою мать или тебя, Орхан. Ты сам это прекрасно знаешь. И, прежде всего, я попрошу тебя сменить тон. Перед тобой не рабыня, которую ты можешь при всех отчитывать! Тебе не пристало…

– Я сказал все, что хотел, и не вижу смысла продолжать, – даже не слушая, холодно бросил шехзаде и впервые за все время разговора повернулся к матери, затем покровительственно коснувшись ее плеча. – Валиде, я провожу вас до покоев.

Наградив его мимолетным трепетным взором, Афсун Султан все с тем же невозмутимым видом поклонилась совершенно раздавленной Фатьме Султан и обошла ее, сопровождаемая своим сыном. Тот, не глядя, прошел мимо тети, крайне уязвленной его нападением, да еще при стольких свидетелях.

Айнель-хатун сочувственно посмотрела на свою госпожу и, подойдя к ней, тихо произнесла:

– Султанша, возможно, вам лучше вернуться к себе? Ни о чем не волнуйтесь. Мы с Идрисом-агой проследим за тем, чтобы слуги поскорее здесь прибрали.

Фатьма Султан ничего ей не ответила и, оглядевшись в ташлыке, покинула его с поджатыми плечами и ужаснейшим, невыносимым чувством унижения, засевшим в ее груди.

Дворец Топкапы. Покои Афсун Султан.

Едва переступив порог, Афсун Султан обернулась на следовавшего за ней сына и тревожно вгляделась в его глаза.

– Не стоило тебе вмешиваться… Ты был слишком резок, Орхан. Как бы повелитель не прознал об этом инциденте. Он будет очень недоволен.