Шехзаде Онуру в этом году уже исполнилось девять лет. Его брату шехзаде Селиму, названному так в честь умершего брата, сына Айше Султан, которая от горя покончила с собой, было шесть лет. Еще были шехзаде Ибрагим – темноволосый и единственный похожий на отца мальчик пяти лет – и шехзаде Мурад, рожденный на год позже. А затем шел самый младший шехзаде Баязид, которому было только четыре года.

Султанша смогла создать в гареме большую семью, в которой дети, как и она сама, лучились радостью и жизнелюбием. В которой царили покой и часто звучал смех. Среди своих детей Элиф Султан и сама цвела еще больше. Шехзаде Махмуд ее по-прежнему не забыл и часто звал к себе – ей этого было достаточно. Единственной ее серьезной соперницей в гареме была Нуране Султан, но та куда реже бывала с господином, детей больше родить не смогла, да и как-либо насолить ей не стремилась, так что Элиф Султан относилась к ней спокойно и без ревности. Остальные жены были забыты, а фаворитки, которых было по-прежнему много, не задерживались в покоях шехзаде Махмуда дольше двух-трех ночей. По его же велению они не рожали, так как шехзаде было достаточно тех детей, которых ему подарили его многочисленные жены.

Наверное, жизнь Элиф Султан, несмотря на болезненные потери, была полна радости, потому что она сама ею полнилась несмотря ни на что. За это ее любили дети, за это ее ценил шехзаде Махмуд, который, если ему хотелось тепла и улыбок, всегда шел к ней.

Обычно, возвращаясь с охоты, он первым делом звал ее, и этим вечером Элиф Султан пребывала в радостном предвкушении их встречи. Это заметил даже шехзаде Мустафа, видя, как его валиде то и дело поглядывает на двери, будто в нетерпении ожидая, когда придет Радмир-ага и сообщит о желании отца видеть ее у себя. Понимая это, он тактично удалился, пожелав и матери, и братьям доброй ночи.

Элиф Султан уже уложила сыновей спать, но к ней по-прежнему никто не пришел. Она начала чуть беспокоиться, однако, несмотря на это, велела служанке принести ее любимое ночное платье из желтого шелка и, стоя перед зеркалом, старательно расчесывала свои светлые волосы с персиковым оттенком.

Когда двери вдруг отворились, она в надежде обернулась и тут же поникла, увидев свою служанку, вернувшуюся в покои с подносом – шехзаде Махмуд всегда любил перекусить, если приходил к ней. Теперь он должен прийти сам, решила султанша, если до сих пор не позвал к себе.

Но минуты утекали, а его все не было. Элиф Султан, сидя за накрытым столом, на котором горели свечи, освещая ее непривычно хмурое лицо, чувствовала неприятное разочарование и досаду. Такого прежде не было, чтобы господин не навещал ее по возвращении с охоты. Он всегда первой выбирал ее среди всех женщин гарема, и султанша потому столько лет и хранила спокойствие, так как знала, что ее предпочитают другим.

– Сходи, узнай, у себя ли шехзаде, – заподозрив неладное, велела Элиф Султан своей служанке.

Ожидая ее возвращения, она, будучи больше не в силах сидеть на месте, поднялась и стала нервно расхаживать по опочивальне, гадая, что же такого могло случиться, раз шехзаде нарушил установившийся за годы порядок.

Служанка вернулась с напряженным лицом, и Элиф Султан вздохнула, понимая, что она пришла с плохими новостями.

– У него наложница? – с горьким пониманием спросила султанша.

– Нет, госпожа. Шехзаде Махмуд, как мне сказали, пребывает в гареме.

Элиф Султан на миг замерла в растерянности, а после, отвернувшись от нее и направившись к столику, горько улыбнулась.

– Значит, он пошел к ней… – грустно произнесла она и, наклонившись, с какой-то обреченностью задула горящие на столике свечи.

Покои Нуране Султан.

Она совершенно спокойно готовилась ко сну, в свободной белой сорочке в пол сидя на расправленном ложе и неспешно расчесывая гребнем густые каштановые волосы, свободно лежащие на худых плечах. Сыновья уже пару лет жили отдельно, и Нуране Султан теперь почти всегда коротала вечера в одиночестве и редко, когда получала приглашение в покои господина. В эту ночь она и не надеялась на встречу, так как знала, что шехзаде Махмуд первым делом навестит более любимую жену Элиф Султан. Он всегда так поступал.

И когда двери за ее спиной распахнулись, Нуране Султан даже не повернула головы и продолжила мерно расчесывать волосы, полагая, что это пришла ее служанка, которую она недавно отправила за мятным чаем. Его султанша любила выпить перед сном, выйдя на террасу.

– Почему так долго, Акиле? – поднявшись с ложа, Нуране Султан подошла к столику перед большим зеркалом во весь рост, положила на него гребень и, подняв голову, потрясенно замерла, увидев в отражении вместо служанки шехзаде Махмуда.

Сердце испуганно подскочило в груди и бросилось вскачь, когда султанша обернулась и, опустив взгляд в пол, поспешно поклонилась.

– Господин?.. – ее дрожащий голос прозвучал удивленно.

Нуране Султан распрямилась из поклона и, наткнувшись на тяжелый взгляд, почему-то почувствовала острое желание прикрыться, так как была одета всего лишь в сорочку, в которой никогда бы не предстала перед господином по своей воле. Она была совершенно не готова встретить его и смутилась. Нуране Султан поспешила к кровати, на изножье которой висел ее шелковый голубой халат.

– Простите, шехзаде, я не… Я не ждала вас сегодня.

Она хотела было накинуть на себя халат, но шехзаде Махмуд, молча подойдя к ней, перехватил ее руку и чуть усмехнулся.

– Что ты так разволновалась, султанша? Это всего лишь я.

– Всего лишь ты, – эхом отозвалась Нуране Султан, взволнованный голос которой наглядно демонстрировал, что она никогда бы не описала его приход небрежными словами «это всего лишь он».

Шелковая ткань халата выскользнула из ее пальцев, когда шехзаде Махмуд привычным движением пальцами приподнял ее подбородок и коротко поцеловал, после чего отстранился, вальяжно сел на кровать и увлек ее за собой, усадив к себе на колени.

Покои Карахан Султан.

В темноте, наполняющей покои, ее освещенное дрожащим светом свечи лицо выглядело зловеще. Облаченная в белый халат из шелка с широкими рукавами, туго стянутый поясом на талии, Карахан Султан склонилась над письменным столом. Перо порхало над бумагой, и изящно выписанные рукой султанши слова постепенно заполняли ее. Фатьма-хатун стояла чуть в стороне и мрачно за ней наблюдала, потому что страшилась того, что повлечет за собой это послание.

Оно станет началом конца – или их врагов, или их собственного. И то, кто станет жертвой, а кто победителем зависит от одной-единственной никчемной рабыни. Если она окажется преданной и осторожной и ей удастся выполнить задание, их ждет успех. Если же нет – всех их, зачинщиков восстания и их приближенных, ждет неминуемая гибель.

– Султанша, уверены ли вы? – не сдержала тревоги Фатьма-хатун.

– Если берешься за дело, ты должен быть уверен в том, что сможешь довести его до конца, – закончив писать, Карахан Султан вернула перо в чернильницу и с холодной улыбкой посмотрела на нее. – А я иначе не умею, Фатьма.

– Как подумаю, что она сейчас там, в самом Топкапы у них под носом, так все внутри и обрывается. Если ее разоблачат…

– Она не посмеет предать меня, – перебив ее, уверенно произнесла Карахан Султан, скручивая судьбоносное послание в трубочку. – Девушка преданная, да и она не глупа, чтобы саму себя подводить к смерти. Ради сохранения собственной жизни она сделает все, благо, трудности научили ее выживать. И ее до сих пор никто ни в чем не заподозрил. Ты же помнишь, как хатун умело притворяется невинным ангелом. Даже я порою верила, что она на самом деле такая.

– Помню, – со смятением в душе кивнула Фатьма-хатун и забрала послание из рук султанши, чтобы отправить его с агой в столицу. – Дай Аллах, у нее все получится, султанша.

– Аминь, Фатьма, – выдохнула Карахан Султан, уже поднявшись из-за стола и задумчиво посмотрев в одно из темных окон. – Аминь.

Спустя несколько дней…