– Вовсе нет! – уже твердо произнес шехзаде Мурад и, обхватив ладонями лицо Сулеймана, заставил его посмотреть на себя. – Ты – мой сын, и как отец я всегда буду любить тебя. Возможно ли, чтобы родитель стыдился своего ребенка?
Шехзаде Сулейман недоверчиво смотрел в темные глаза отца и искал в них намек на неискренность. Но его не было.
Он все эти годы жил с ужасным ощущением того, что был не в силах удостоиться гордости отца. Что не мог даже сравниться с своим братом, которого так любила и восхваляла вся семья. И он привык к этой мысли, а теперь… В его голове все смешалось. Сулейман, наконец, услышал то, что мечтал услышать всю свою жизнь. Отец любит и его.
– Простите, что… – в пылу чувств сбивчиво заговорил он. – Что я подвожу вас. Раньше я старался быть достойным вас, но потом… Потом я понял, что мне это не под силу. У вас перед глазами всегда будет Алем, а я…
– Что за вздор? – перебил его возмущенный шехзаде Мурад. – У меня двое сыновей, и я горжусь ими обоими. Да, Алем воин, но ты… Ты похож на меня куда больше, чем другие мои дети, Сулейман. Я, признаться, не всегда так хорошо сидел в седле, – мужчина усмехнулся в бороду и, отпустив лицо сына, поглядел задумчиво в сторону. – Я и меч-то в руках держать не мог как следует. Я любил книги, поэзию, науки… Совсем как ты.
Шехзаде Сулейман жадно слушал каждое слово отца, и в его груди пела радость, полная облегчения.
– Как я?..
– Да, – с улыбкой подтвердил шехзаде Мурад. – Но я учился. Годами тренировался в езде верхом и в воинском умении. У меня в юности был хороший наставник, – взгляд отца на этих словах почему-то повеселел.
– Кто же?
– Нилюфер Султан.
В полном недоумении Сулейман уставился на отца, не ожидав услышать женское имя, да еще из династии.
– Она – мой большой друг до сих пор. Но речь не об этом… Я хочу, чтобы ты понял, сын. Мы – это наш выбор. Вся наша жизнь есть череда принятых нами решений. И только от них зависит, кем мы станем. Если пожелаешь, ты будешь владеть мечом лучше любого воина в империи – стоит лишь взять в руки меч и без капли жалости к собственной слабости начать заниматься. И тогда ты увидишь, как спустя время слабость уступает место силе.
Уязвленно опустив взгляд на землю у своих ног, Сулейман с досадой понял, что прежде он и правда шел на поводу у своих слабостей. Он никогда еще не пытался бороться, а заведомо признавал себя проигравшим. Без всякой борьбы, без попыток это изменить, он всех обвинял в несправедливости. В том, что они раз за разом не принимали его в расчет. И, верно, именно это вызывало огорчение его отца. Ведь он-то в свое время сумел найти в себе силы побороть свою натуру и стать настоящим воином. Отец победил самого себя, свою слабость, и теперь ждал, что и он, его сын, наследник, поступит также.
– Тогда… мне тоже понадобится наставник, – наконец, выдавил он и немного неуверенно посмотрел на отца.
Тот впервые улыбнулся ему с одобрением и подошел ближе.
– И им стану я, – шехзаде Мурад с теплом смотрел на сына. – Иди сюда.
Раскрыв объятия, он крепко обнял подавшегося к нему сына, и почувствовал, как Сулейман порывисто обхватил его руками за торс, словно ребенок, уже давно отчаявшийся дождаться ласки, но вдруг получивший ее. Мужчине стало не по себе от чувства стыда, которое прожгло его грудь. Сам того не ведая, он был несправедлив к собственному ребенку…
Они стояли так, обнявшись у обочины дороги, и вдруг после оглушительного раската грома из туч резко грянул ливень, тут же намочивший их кожаные дуплеты и головы.
Восседая верхом на своем коне, Алем не обращал внимания на дождь и с неясным чувством наблюдал за тем, как отец и брат, засмеявшись, отстранились друг от друга и поспешили к ним. И почему-то тот факт, что рука отца при этом покровительственно лежала на плечах Сулеймана, отозвалось в нем болью и тихой ревностью.
Дворец Топкапы. Покои шехзаде Мехмета.
– Мой милый, ну как ты себя чувствуешь?
Шехзаде Мехмет смущенно покосился на сестру, но та, стоя за спиной у матери, смотрела на него с тем же беспокойством. Они давно не виделись – с тех пор, как он заболел, Айнур его не навестила ни разу. Матушка объяснила ему, что она сама ей запретила, боясь, что и Айнур с ее хрупким здоровьем подхватит простуду, но от этого едва ли становилось легче.
– Уже намного лучше, валиде, – со скованной улыбкой ответил он. – Не волнуйтесь.
– Мы с Айнур так переживали… Но, хвала Аллаху, ты поправился, – ласково скользнув ладонью по лбу сына, Бельгин Султан с нежностью ему улыбнулась. Он еще лежал в постели, а султанша сидела подле него поверх одеяла. – Лекарь сказала, на днях ты уже сможешь покидать покои. Но на улицу тебе еще нельзя выходить. Ты слышишь, Мехмет?
Выдохнув, тот с вымученной улыбкой кивнул. Он давно усвоил: мать никогда не оставит его без своей заботы, порою излишней и даже удушающей. И поскольку это объяснялось всего лишь ее любовью к нему, шехзаде Мехмет с покорностью это принимал и терпел.
– Теперь я смогу навещать тебя, – воскликнула с ободряющей улыбкой Айнур Султан. – Я, кстати, принесла тебе книгу, – она приподняла руку, в которой держала небольшую книгу в ветхом переплете. Очевидно, что-то очень старое и ужасно интересное. – Будем вместе читать по вечерам. Ты не против?
– Конечно, не против! – не сумев сдержать своей радости, с энтузиазмом ответил шехзаде. И уже чуть смущенно добавил: – Я буду… ждать тебя.
Бельгин Султан с явным довольством наблюдала за ними и с облегчением вздохнула.
– А на балкон хотя бы ему можно выходить? – уточнила Айнур Султан. – Столько дней сидеть взаперти, без свежего воздуха…
Шехзаде Мехмет с мольбой взглянул на мать, но та осталась непреклонна, как всегда в вопросах, касающихся благополучия ее единственного и горячо любимого сына.
– Разумеется, нет. Он ведь только поправился, а на улице такой холодный ветер. Все-таки конец октября, если вы не забыли.
Молодые люди устало переглянулись и одинаково расстроенно понурились.
– Я тогда просто приоткрою двери, чтобы внутрь влетел свежий воздух, – нашлась Айнур Султан и, не дожидаясь позволения, быстро подошла к дверям, ведущим на террасу.
Шехзаде Мехмет только сейчас понял, как он скучал по небу, по ветерку, по запахам осени, когда она отворила двери, и его покои наполнились прохладой. Бельгин Султан, нахмурившись, поспешно натянула одеяло ему по самую шею и не обратила никакого внимания на недовольный взгляд уже давно выросшего для подобного сына.
– Если только на пару минут.
Уже собравшись было вернуться к ним, Айнур Султан через приоткрытые двери случайно наткнулась взглядом на бредущих по саду юношу и девушку, которых она тут же определила. Их нельзя было не признать: высокую фигуру брата она знала слишком уж хорошо, а такими красивыми и длинными рыжими волосами в гареме могла похвастаться лишь одна женщина – его русская наложница, Тансу.
Все в султанше тут же зазвенело от напряжения, разлившегося по всему ее телу – от головы до кончиков пальцев на ногах. Орхан никогда еще не проводил столько времени в обществе своих фавориток и уж тем более не брал их с собой во дворцовый сад. Он терпеть не мог неспешные пешие прогулки, предпочитая им одиночные поездки верхом по предместьям дворца, и делал исключение лишь для нее одной. А теперь шел по саду под руку с этой Тансу, которая заливисто рассмеялась над какими-то его словами, запрокинув рыжеволосую голову и ведя себя невыносимо развязно.
Ей было трудно совладать со своими чувствами, но Айнур Султан все же сделала это и вовремя заметила направляющихся к беседке старшую сестру Эсму Султан с ее дочерью Нермин и еще какую-то незнакомую ей невысокую женщину со светлыми волосами.
– Валиде, а кто это в саду с Эсмой?
– Ах да, Айнель мне сказала, что на днях в столицу из Эрзурума вернулась Михримах Султан – кузина повелителя. Они с Эсмой Султан давние подруги и сегодня вместе приехали в Топкапы. Видно, Михримах Султан хочет со всеми нами познакомиться. К слову, мы с ней еще не сталкивались.
