– Кстати, Мехмету уже лучше, – чтобы нарушить это неловкое молчание, проговорила Бельгин Султан. – Хочешь навестить его?

– Конечно! – с энтузиазмом согласилась Айнур Султан, которая за дни болезни брата успела соскучиться по нему. – Отправимся к Мехмету сейчас же.

Дворец Топкапы. Гарем.

Айнель-хатун не знала, почему, но она чувствовала себя рядом с этим человеком неловко и скованно – так, словно она в чем-то провинилась. Прежде в гареме всем заправляла она, так как на Идриса-агу полагаться не приходилось. Но с появлением Кемаля-аги положение ее резко изменилось. Не сказать, что она была не рада этому, но чувствовала дискомфорт. Ибо Кемаль-ага столь неусыпно следил за порядком, так тщательно и расчетливо вел все гаремные дела, что ей попросту не оставалось возможности как-либо проявить себя. Евнух, по сути, не оставлял ей работы – теперь она лишь, как и положено по должности, ведала финансами гарема, да выслушивала бесконечные жалобы слуг на чрезмерную строгость нового главного евнуха.

Она, как могла, справлялась с их возмущением и, наоборот, проявляла мягкость и терпимость, буквально уговаривая их работать как следует, дабы получать поменьше выговоров и замечаний бдительного Кемаля-аги, который каким-то мистическим образом умудрялся уследить за всем и каждым во дворце.

Немного волнуясь, Айнель-хатун прошла по ташлыку и привычно окинула быстрым изучающим взглядом наложниц, которые при ее появлении тут же притихли. Ее вызвал к себе в комнату Кемаль-ага, и женщина направлялась туда с тяжелым сердцем. Очевидно, что-то случилось, ведь прежде он удовлетворялся парой сухих слов в ее адрес, брошенных как бы вынужденно, так как формально она была выше его по должности.

Предварительно постучав, Айнель-хатун отворила дверь и вошла в комнату, которая заметно изменилась с тех пор, как здесь поселился Кемаль-ага. Все подушки на тахте, на которых любил возлежать Идрис-ага вприкуску со сладостями, исчезли, а на прежде заставленных всяким хламом полках шкафов ровным строем стояли одни лишь книги.

Кемаль-ага с прямой осанкой стоял возле письменного стола и с хмурым видом перебирал какие-то бумаги. Он даже не обернулся и, продолжая изучать некий документ, сдержанно проговорил:

– Айнель-хатун. Долго же вы добирались до моей комнаты. Я успел полностью изучить расходные документы за этот месяц.

– Неужели? – она удивилась и напряженно покосилась на документ в его руке, который он неспешно отложил к остальным и, заложив обе руки за спину, обернулся к ней с невозмутимым видом. – Что послужило для этого причиной? По-вашему, я тоже не справляюсь со своими обязанностями? – нотки возмущения прозвучали в ее голосе.

– Я лишь исполняю поручение госпожи о наведении в гареме порядка, – Кемаль-ага никак не отреагировал на ее тон и остался раздражающе сухим. – Уверяю вас, я очень хотел бы, чтобы хотя бы в ваших делах не было никаких проблем, но, увы, они есть.

– Что вы имеете в виду? – Айнель-хатун волевым усилием сохранила самообладание.

Она всегда выполняла свою работу как положено и была уверена, что проблем быть не должно. Ему, верно, попросту нравится тыкать человека носом в его ошибки, даже тогда, когда их нет.

– Насколько я могу судить по этим документам, золота из казны в гарем в этом месяце поступило недостаточно для того, чтобы выплатить жалованье всем наложницам и слугам, однако, его хватило на то, чтобы госпожи заказали персидские ткани, украшения из золота и серебра со всевозможными драгоценными камнями и… – он, словно забыв что-то, взял один из документов и быстро поглядел на него. – … трех лошадей редкой и оттого весьма дорогой породы. Это, верно, заказал кто-то из шехзаде.

– Вопрос с выдачей жалованья уже решен, – решив проявить твердость, заявила Айнель-хатун. – Я не вижу смысла обсуждать это.

– А я и не поднимал вопрос о жаловании, хотя стоило бы, признаться. Меня интересует, почему госпожи позволяли себе подобные ненужные траты в то время, как финансы гарема не позволяют даже жалованье выплатить их же слугам.

– Султанши привыкли к такому укладу, – недоумевая из-за его вопроса, ответила хазнедар. Чего он хотел от нее? – Они – члены монаршей семьи. Я же не могу запретить им…

– Можете, если на то есть весомые основания, – отрезал Кемаль-ага, и женщина осеклась. – Государственная казна опустошена. Мы все ждем возвращения повелителя с тем золотом, что ему выплатила Испания за заключенный мир. Но сдается мне, особенно на него рассчитывать нам, гарему, не стоит. Это золото пойдет на государственные нужды, которые, я думаю, важнее, чем выплата жалованья гаремным рабыням и тем более каким-то слугам. Если наши финансовые возможности будут урезаны, монаршая семья попросту избавится от лишних ртов. Наложниц поскорее выдадут замуж, а слуг вышлют в захолустные дворцы или даже продадут. Вы понимаете, к чему я веду?

– Будьте любезны, поясните, – холодно ответила Айнель-хатун, которая не понимала.

– Нам нужно быть готовыми к серьезным проблемам, – отвернувшись от нее, жестко произнес евнух. – Никто из наложниц или слуг не захочет по собственной воле покидать дворец. Родится недовольство, а, значит, конец порядку. Но это еще полбеды. Без золота в следующем месяце мы снова не сможем выплатить гарему жалованье. Сомневаюсь, что и на этот раз Афсун Султан даст в долг свое золото. К слову, нам и нынешний долг нужно выплатить ей. В связи с этим траты султанш на шелка и драгоценности не представляются возможным. Итак, что вы предлагаете в таком положении, как глава гарема?

Это что, проверка? Айнель-хатун нахмурилась и после недолгого молчания поймав на себе ожидающий взгляд, заговорила:

– Следует оповестить их об этом – это во-первых. Во-вторых, нужно предупредить возмущение наложниц и слуг, уже сейчас отобрав тех, кого будет разумно отправить из дворца. У кого-то возраст подошел, кто-то не лучшим образом справляется со своими обязанностями. Если выдадим замуж кого-нибудь из наложниц, получим немного золота. С отбытием части гарема будет уже легче выплатить ему жалованье, я полагаю. А долг Афсун Султан Фатьма Султан пожелала выплатить из личных средств – она намерена продать одно из своих имений в Эдирне.

Кемаль-ага оценивающе посмотрел на нее и, видимо, удовлетворенный ответом, сдержанно кивнул.

– Вам осталось лишь отдать соответствующие приказы и сообщить обо всем Фатьме Султан, чтобы она предупредила траты других султанш. Согласитесь, таким образом много проще работать? Знать заранее, на что рассчитывать и к чему стремиться. Планирование – это одна из основ порядка. Другая – контроль, и я советую почаще обращаться и к нему.

– Я не забуду ваш совет, – немного колко ответила уязвленная Айнель-хатун. – Надеюсь, теперь я могу идти?

– Еще кое-что… Этот Идрис-ага, он должен оказаться в числе тех, кто покинет дворец.

– Это решать не нам, а управляющей гарема, – чуть усмехнулась Айнель-хатун, решив тоже осадить его. – Если ей будет угодно, он уедет. Необходимо обсудить этот вопрос с ней. Хотя бы это, я надеюсь, вы в состоянии сделать сами, не раздавая советы другим?

Она, не дожидаясь ответа, развернулась и степенно ушла, шурша подолом своего темно-синего платья, а Кемаль-ага с тенью удивления смотрел ей вслед.

Не успела Айнель-хатун покинуть его комнату и отправиться в ташлык, как возле его дверей встретила идущего ей навстречу Идриса-агу. Он подошел к ней и без обычной заискивающей улыбки проговорил:

– Афсун Султан желает видеть тебя.

– Что такое? – изумилась она.

– Ты, чем вопросы задавать, лучше поторопилась бы. Она давно за тобой посылала.

Поджав губы, Айнель-хатун недовольно посмотрела на него и, обойдя евнуха, пошла в сторону покоев султанши. Он же засеменил ей вслед.

Дворец Топкапы. Покои Афсун Султан.

– Сынок, оставь книгу хотя бы за столом, – поглядев на него через столик, снисходительно улыбнулась Афсун Султан. – Что это ты так увлеченно читаешь все утро?

Шехзаде Ибрагим, опомнившись, виновато посмотрел на мать и послушно захлопнул книгу, положив ее на край столика.