– Оставь нас, – велел шехзаде Осман ее служанке, и та, поклонившись, поспешно удалилась. – Доброе утро, сестра, – он как-то странно, немного пугающе улыбнулся. – А я зашел проститься с тобой перед своим отъездом.

– Что же… – залепетала Айнур Султан, с трудом выдерживая на себе его пронизывающий взгляд. – В добрый путь. Думаю, теперь мы увидимся не скоро, так что я хочу пожелать тебе, чтобы ты, наконец, остепенился. Я верю, что по-настоящему ты не такой, каким желаешь себя показать. Ты – мой брат, и я… несмотря ни на что желаю тебе добра.

– Говоришь совсем как Бельгин Султан, – жестко усмехнулся мужчина. – Как ты ее называешь? Ах да, «валиде». И правда, она вырастила тебя воистину своей дочерью.

– И я горжусь этим, – преодолев свой страх, воскликнула султанша.

На мгновение в покоях стало ужасно тихо, и вдруг шехзаде Осман как-то угрожающе шагнул к ней, сильно возвышаясь над своей невысокой и худенькой сестрой.

– Неужели? Тогда что же ты мертвой хваткой вцепилась в это ожерелье? Когда, уезжая в санджак, я пожелал забрать его с собой в память о своей матери, ты, еще девчонка, устроила настоящую истерику. Отец, конечно же, не позволил мне забрать у тебя любимую игрушку. И я смирился. Думал, подрастешь и станешь с гордостью носить его в память о своей настоящей матери. С уважением относясь к ней и к этой вещи – единственной, что осталась нам от нее. Но, оказывается, ты гордишься лишь тем, что тебя вырастила эта… благодетельница, – он буквально выплюнул это слово, щедро приправив его презрением. – И раз так, я хочу забрать это ожерелье.

Неосознанно рука Айнур Султан дернулась вверх и накрыла собой ожерелье, как бы защищая его от посягательства. Девушка испугалась, действительно испугалась, потому что он был не прав – она дорожила этой вещью больше, чем чем-либо еще. И ни за что бы не рассталась с нею по собственной воле.

– И что же, ты сам станешь «с гордостью носить его»? Сомневаюсь, что тебя правильно поймут. Хотя, тебе не привыкать, – почувствовав нарастающий в груди гнев, усмехнулась султанша, и впервые в ее жизни это вышло настолько ядовито. – Или, быть может, подаришь его одной из своих наложниц? Вот уж истинное уважение к памяти матери! Она только о том и мечтала, чтобы ее любимую драгоценность, которую для нее собственными руками сделал повелитель, носила безродная рабыня ее непутевого сыночка.

Айнур Султан испугалась того, что сказала, едва закончила говорить, и ожидала, что после подобных ее слов брат придет в неописуемую ярость. Но она была готова встретить ее, внезапно ощутив в себе взявшиеся ниоткуда силы противостоять его натиску.

Однако тот изумил ее тем, что разорвал воцарившуюся тишину смехом. Она бестолково уставилась на него, не понимая подобной реакции. Оборвав свой смех, шехзаде Осман насмешливо оглядел ее.

– Сколько бы ты не притворялась дочерью Бельгин Султан, ты не сможешь утаить свою истинную сущность, сестра. Ты – дочь Эмине Султан, и, как видишь, в тебе от нее не так уж мало. Ты похожа на меня больше, чем думаешь. Когда-нибудь, повзрослев и почувствовав горький вкус жизни, ты поймешь это и примешь. Вот тогда ты почувствуешь себя… свободной. Настоящей, – он начал говорить как будто бы даже весело, но закончил с мрачным вдохновением и пылающим взором. – Пока что тебе нравится притворяться невинным ангелом по примеру своей «валиде», но однажды, я в этом уверен, тебе осточертеет эта маска, – с этими словами он обхватил ладонями ее лицо и, не дав опомниться, быстро поцеловал в лоб, а после с усмешкой на лице развернулся и ушел.

Прошло уже несколько дней, но Айнур Султан все не могла забыть этих слов, которые эхом звучали в ее голове. Она страшилась того, что они окажутся правдивыми. Это как пророчество. Проклятие. Султанша меньше всего хотела стать такой, как ее брат, но она против воли чувствовала в себе все чаще и чаще дающее о себе знать темное начало. Что, если брат прав, и со временем эта тьма в ней будет становиться все сильнее?

Дворец Топкапы. Гарем.

– Идрис-ага, но как же?.. Я же заплатил вам! Целый меш…

– Я тебе что сказал?! – с раздражением прошипел тот, перебив евнуха. – Придется подождать! Как только того агу в Старый дворец отправить удастся, тогда и получишь свою должность, ты понял? И не доставай меня этим по пять раз на дню!

Заложив руки за спину, за ними с серьезным видом наблюдал стоящий в начале коридора, где шел разговор, мужчина. Он был весьма высок, плечист и сухощав. Карие глаза его были лишены каких-либо эмоций и смотрели скорее оценивающе. Одет он был просто и сдержанно в кафтан из темно-синей плотной ткани, а на голове его – тюрбан, покрывающий уже седеющие на висках темные волосы. Во всем его облике читалось холодное достоинство, которое обычно было не свойственно людям его положения, а именно – слугам.

– Я и так жду уже второй месяц! Вы меня обма… – тут молодой евнух осекся, увидев за спиной у Идриса-аги того самого мужчину, наблюдающего за ними, и тут же напрягся.

Идрис-ага в непонимании обернулся и проследил за направлением его взгляда, а затем сдвинул брови. Это еще кто?

– Уважаемый, в чем дело-то? И вообще, кто ты такой? Откуда взялся?

Мужчина непроницаемо посмотрел на него и не спеша пошел навстречу в сопровождении двух евнухов, один из которых нес большой деревянный сундук – вероятно, с вещами.

– Как вижу, дела здесь обстоят много хуже, чем я себе представлял, – сухо заметил он, поравнявшись с, наоборот, невысоким и упитанным Идрисом-агой. – Меня зовут Кемаль-ага, и прибыл я из дворца в Эдирне по приглашению Фатьмы Султан Хазретлери, раз уж вы интересуетесь.

Идрис-ага перестал недоуменно хмуриться и уже настороженно оглядел его. Он сразу же почувствовал в этом человеке угрозу, а теперь понял, что угрожал он непосредственно ему и его положению в гареме. Фатьма Султан вызвала в Топкапы этого скверного агу? Для чего, интересно? Уж не его ли потеснить?

– Какова же цель вашего прибытия, любезный?

– Меня можно охарактеризовать многими словами, но в их число слово «любезный» не входит, – отрезал Кемаль-ага. – Если позволите.

Идрис-ага весь побелел от негодования, провожая злобным взглядом надменного мужчину, который обошел его и направился дальше по коридору с неестественно прямой осанкой. Увидев, что тот молодой евнух, с которым он до этого говорил, косится на него, ставший свидетелем его унижения, Идрис-ага поспешил отделаться от него.

– Ну, что ты встал? Иди работай, а то не видать тебе должности как своих ушей, хоть полдюжины мешков с золотом мне принеси!

Дворец Топкапы. Покои Валиде Султан.

Поутру, проводив мужа на службу, Нергисшах Султан уже привычно отправилась в Топкапы, чтобы провести немного времени вместе с любимой тетушкой. Но, оказавшись в ее покоях, неожиданно для себя застала ее в обществе хорошо знакомого человека, который, казалось бы, остался в прошлой жизни, когда она еще жила с тетей в Эдирне.

– Кемаль-ага?..

Действительно, перед ней стоял он, немного постаревший с годами, но все равно прежний – полный достоинства и выдержки.

– Рад снова вас видеть, султанша, – он ей улыбнулся весьма приветливо, что делал только ради исключения, и поклонился. – Я все эти годы молился за вас и ваше благополучие.

Фатьма Султан, восседающая на тахте, с ласковой улыбкой наблюдала за ними. Подле нее стояла Айнель-хатун в том же простом, но ладно скроенном сером платье, как верная помощница и правая рука.

– А как я рада, Кемаль-ага! – искренне воскликнула Нергисшах Султан. – Неужели вы останетесь здесь, в Топкапы? Приехали из Эдирне, чтобы навести здесь порядок?

– Именно так, – встряла Фатьма Султан, и в это время племянница села рядом с ней. – Идрис-ага, скажем так, не справляется со своими обязанностями, и я решила, что нет лучшего человека для освободившейся должности главного евнуха, чем наш Кемаль-ага.

– Благодарю за ваши лестные слова, султанша, – сдержанно, но с благодарностью ответил мужчина. – Я почту за честь и здесь верно служить вам.