– Прогуляемся, если ты этого хочешь, – с намеком на ласку в голосе ответил он.

Эти слова согрели ее. Выпутавшись из его рук, Тансу с улыбкой повернулась к шехзаде. Вглядевшись в его лицо, которое она уже так хорошо знала, девушка в который раз заметила про себя, что оно не отличается правильностью черт. Но в этой-то неправильности, в бурлящем энергией взгляде серых глаз, в волевом подбородке и резком разрезе рта и заключалась его своеобразная привлекательность. Шехзаде Орхан был неправильным с любой точки зрения, но это и являлось тем, что рождало его необъяснимый шарм.

Тансу чувствовала, как в ее душе что-то назревает, растет и полнится с каждой ночью, что она проводила в этих покоях. И она боялась этого растущего чувства, потому что знала: она всему отдавалась без остатка. Такова была ее натура. Все чувства в ней были широки и необъятны, без всяких оттенков и полумер. Если она гневалась, то до беспамятства, если радовалась, то смех ее был слышен во всей округе, а если печалилась, то слез ее было ничем не остановить.

А если уж в ее сердце поселится любовь, она в ней целиком растворится. И, очевидно, будет также бурно страдать, ведь ее господин еще совсем юн и горяч, да и он – шехзаде, которому положено иметь гарем, а он им явно не намерен пренебрегать. Уже от взгляда на одну из его фавориток Тансу ощущала опаляющую ее ревность – жгучую и становящуюся все ядовитей. Когда страсть шехзаде остынет, он тут же вспомнит о своем гареме – вот чего она боялась больше всего.

Тансу даже не думала, что шехзаде Орхан, совсем еще мальчишка, вызовет в ней такие чувства. Попав в Топкапы, она жаждала быть частью гарема его старшего брата, шехзаде Османа – уже взрослого мужчины, который был так красив и пленителен. Тансу чувствовала досаду и сожаление, когда та рабыня, Десен, оставила ее ни с чем, и ей пришлось идти на хальвет в эти покои.

Она-то думала, что из нее сделали жертву, но судьба хитра – она привела ее в объятия шехзаде Орхана и показала, как она ошибалась. Любовь – это чувство, которое приходит в тот момент, когда ты ждешь ее меньше всего. Она как неожиданная болезнь, которая поражает тебя по случайности и стремительно отравляет тебя изнутри. Разливается по венам, заполняя собой сердце и обретая огромную власть над человеком.

И сейчас, смотря в обращенные к ней глаза шехзаде, Тансу чувствовала, как это чувство растет в ней. Как что-то томится в ее груди, сдавливает ее, по-хозяйски обосновываясь на новом месте. Импульсивно она подалась вперед и с присущей ей смелостью поцеловала его, обхватив руками за шею. Пока еще его страсть не угасла, и шехзаде Орхан ответил ей, но чуть менее пылко, как будто просто позволяя, уступая ее натиску.

Тансу с досадой прервала поцелуй, просто обняв его и положив подбородок на его плечо. А сама мрачновато уставилась в окно. Она ясно чувствовала, что он словно бы никогда не был с нею… целиком. Кто-то еще постоянно находился в его мыслях – пусть даже на самых задворках разума. И эта тень стояла между ними, не позволяя ей, Тансу, подойти ближе. Из-за этой тени шехзаде не отдавался времени, проводимым с ней, полностью. И, уже зная, какие толки идут в гареме, Тансу догадывалась, кто эта тень, вставшая на ее пути к сердцу шехзаде…

Дворец Топкапы. Покои Айнур Султан.

– Султанша, может, все-таки немного поешьте? – посмотрев на нетронутый поднос с завтраком на столике, мягко спросила Алиме-хатун. Она вернулась в покои, думая забрать пустые тарелки у своей госпожи, но она так и не стала ничего есть. – Вы очень худенькая, да и недавно чувствовали недомогание…

– Что-то не хочется, – не отрывая взора от страницы читаемой книги, пробормотала Айнур Султан.

Алиме-хатун вздохнула и, с неодобрением взглянув на нее, подошла к столику и забрала с него поднос, чтобы отнести обратно на кухню. Но, схитрив, оставила на столике кубок с клубничным шербетом и блюдо с фруктами.

Айнур Султан даже не заметила этого, увлеченная своим любимым занятием – чтением. В последние дни она лишь этим и занималась, чтобы отвлечь себя от нежеланных мыслей об Орхане. Он вдруг сильно увлекся своей новой фавориткой и тем самым стал уделять ей много меньше внимания. Вечерами он пропадал с той наложницей в своих покоях, не позволяя кому-либо их беспокоить. И теперь даже свои утра шехзаде проводил с приглянувшейся ему русской рабыней, а после отправлялся или на занятия, или на прогулку верхом.

Султанша не хотела этого признавать, но она жутко ревновала брата, который резко, удивительно резко отдалился от нее. Эта девица – Тансу-хатун – вызывала в ней холодный, леденящий гнев, ведь именно из-за нее Орхан стал сам не свой. Он, как видно, больше не стремился проводить с ней время. И Айнур Султан решила для себя, что не будет ходить за ним хвостиком, чтобы выпросить время и для себя. Что же, если ему стала дороже нее та рабыня, пусть будет так. Она унижаться не станет и лучше уж погрустит у себя в покоях с книгой в руках.

Казалось, в такой ситуации ей стоило бы проводить больше времени с Мехметом, но тот разболелся – простыл во время одной из своих прогулок в саду. Опасности не было, но лекари рекомендовали оградить захворавшего шехзаде от общения, чтобы он никого не заразил и сам быстрее поправлялся, пребывая в покое.

Бельгин Султан, конечно, от беспокойства места себе не находила. Лекари не позволяли ей достаточно часто, как ей того хотелось, навещать сына, и она тяжело это переживала. Айнур Султан она строго-настрого запретила навещать брата, ведь с ее хрупким здоровьем, если она подхватит болезнь, может возникнуть много серьезных проблем.

И вот она осталась совсем одна – матери было не до нее, так как один ее брат был болен, а другой, прежде окружавший ее вниманием и заботой, неожиданно переменился из-за своего очередного любовного увлечения. Оставалось уповать на то, что все это – временно. Вскоре все станет по-прежнему, верно? Айнур Султан тайком надеялась на это. Она так не любила быть в одиночестве…

Ее также тяготило и то, каким вышло прощание с братом Османом, когда он впервые за время своего регентства зашел к ней перед отъездом – скорее из вежливости, чем по собственной воле. Он был единственным ее родным братом, и, казалось бы, этот факт должен был сближать их, но все обстояло ровным счетом наоборот.

Айнур Султан стыдилась своего порочного брата, которого все осуждали и попрекали за его распущенность, лень и презрительное отношение к обязанностям наследника престола. По правде говоря, она его даже побаивалась. Шехзаде Осман был слишком непредсказуем, вспыльчив и злобен, чтобы она питала к нему теплые чувства.

Он отвечал ей тем же. Верно, она чем-то его сильно раздражала. Может быть, тем, что совершенно не была похожа на их мать. Или потому, что была слишком уж другой – неприемлемо чистой и непорочной для его мировоззрения. Шехзаде Осман таил на нее какую-то тайную злобу, и Айнур Султан часто замечала ее на дне его темных глаз.

Бельгин Султан полагала – пару раз она обсуждала это с дочерью – что Осман, который все еще тосковал по матери, помнил, как та после рождения Айнур посвятила всю себя ей, а его оттеснила в сторону от себя. Осман чувствовал себя несправедливо обделенным материнской любовью после рождения сестры, ведь ему так остро не хватало этой любви после исчезновения Эмине Султан.

И вот, явившись в то утро к ней в покои, шехзаде Осман застал сестру за утренним туалетом. Служанка, уже облачив свою госпожу в бледно-зеленое платье из бархата, застегивала на ее шее то самое роскошное ожерелье, доставшееся ей от Эмине Султан. Крупное и тяжелое, оно было выполнено из серебра с чередующимися изумрудами и сапфирами и сверкало в лучах солнца, пробивающихся в опочивальню. Для юной султанши это ожерелье было единственным напоминанием о матери, и она любила по настроению надевать его и чувствовать какую-то особую связь с Эмине Султан, которую никогда не знала.

Но, едва увидев ожерелье на ее шее, шехзаде Осман напрягся всем телом, и глаза его заволокло той самой злобой. Оглянувшись на него, Айнур Султан удивилась его приходу, но удивление ее быстро сошло на нет. Девушка насторожилась, заметив выражение лица брата. Оно не сулило ничего хорошего.