К этому моменту Афсун Султан уже подошла к столику и поклонилась Фатьме Султан, держась доброжелательно и непринужденно. Хафизе Султан и Нергисшах Султан поднялись с подушек, чтобы поклониться в свою очередь ей самой.

– Добрый вечер.

– Здравствуй, Афсун, – спокойно ответила Фатьма Султан, кивнув. – Присаживайся. Вижу, гарем очень тепло тебя встретил. Все благодарны тебе за твою помощь и за щедрые подарки.

Афсун Султан уловила нотки недовольства в голосе султанши, но не подала виду.

– Я рада быть вам полезной, госпожа. И всегда готова помочь всем, чем смогу.

– Ты очень любезна.

Неловкость беседы развеяла Бельгин Султан, которая в одиночестве пришла на праздник. В светло-зеленом цвета весенней листвы платье она выглядела свежо и молодо для своих лет. Светлые волосы, ангельское лицо с добрыми голубыми глазами и улыбка делали ее еще больше похожей на дитя. Гарем любил ее за доброту и милый облик, но встретил много спокойнее, чем прежде Афсун Султан. Ведь за ней не чувствовалось силы. Бельгин Султан была любимой женой султана, матерью его сына и никогда не выходила за рамки этой роли.

– Бельгин, присоединяйся к нам, – ее появлению Фатьма Султан была рада искренне. – А где же Айнур? Почему она не пришла с тобой?

– К сожалению, Айнур сегодня весь день нездоровится, – объяснила Бельгин Султан, опустившись на принесенную служанкой подушку за столик. – Но волноваться не о чем. Лекарь была у нее и после осмотра заключила, что это простое недомогание, которое пройдет, стоит Айнур немного отдохнуть.

– Да пошлет Аллах ей исцеление, – с сочувствием произнесла Нергисшах Султан.

– Теперь хотя бы понятно, куда запропастился старший из моих сыновей, – с холодным недовольством заметила Афсун Султан, обратив на себя взгляды. – Я не видела его весь день.

Фатьма Султан с племянницей переглянулись, Хафизе Султан отреагировала нейтрально, поскольку ее это не касалось, а вот Бельгин Султан напряглась даже больше, чем обычно при упоминании отношений ее дочери и шехзаде Орхана. Они пугали ее, ведь брат и сестра были уже не детьми, и их близость настораживала много сильнее. Решив после праздника зайти к дочери и проверить, действительно ли она находится в опасном обществе опального брата, Бельгин Султан повернулась лицом к танцующим наложницам и заставила себя отвлечься от тревожных мыслей.

Так как в гареме шел праздник, рабыням, отобранным для танцев в покоях султана, выделили комнату на этаже фавориток, где они могли бы подготовиться. Облаченная в то самое изумрудно-зеленое платье, Десен то и дело ловила на себе озлобленный взгляд Ольги, которая тоже была в комнате. Ей пришлось одеться в другое платье – ярко-фиолетовое, игривое и соблазнительное. Оно шло ей даже больше, красиво оттеняя ее длинные рыжие волосы, и Десен чувствовала зуд беспокойства, так как видела, что эта славянская рабыня по-настоящему красива. Она должна превзойти ее, иначе шехзаде Осман совершенно очевидно выберет Ольгу в эту последнюю свою ночь в Топкапы.

Десен старательно расчесывала свои темные и густые вьющиеся волосы, которыми гордилась также, как Ольга своими, когда в комнату заглянула Лейла. Все на нее в непонимании покосились, но девушка невозмутимо подошла к Десен и протянула ей маленький мешочек из черного бархата.

– Вот, принесла, как ты и просила. Скажешь, что в нем? И почему ты прячешь это под подушкой?

Чуть улыбнувшись, Десен отложила гребень и, раскрыв мешочек, достала из него кулон, увидев который, Лейла ахнула, хотя в нем и не было ничего особенного. На тонкой серебряной цепочке висело маленькое изумрудное сердце, которое богато сверкало и переливалось.

– Откуда у тебя это? – удивленно прошептала Лейла. – Это же настоящий изумруд!

– Этот кулон принадлежал моей матери, – с грустью ответила Десен, смотря на него и нежно сжав его пальцами. – Насколько мне известно, она была наложницей в богатом доме. Мой отец, которого я не знаю, подарил этот кулон ей, и мама хотела назвать меня в честь этого камня, изумруда, именем со своей родины – Эсмеральда, потому что ее восхитили мои зеленые глаза. Но отец не пожелал называть меня именем неверных, однако и расстраивать ее не хотел, потому назвал Эсмер. На турецком это значит «смуглая, темноволосая», – она усмехнулась и надела кулон. – Согласись, тоже подходящее для меня имя?

– А что потом случилось с тобой и твоей матерью, раз ты оказалась здесь? – осторожно спросила Лейла и, увидев, что ее слова отозвались болью в глазах девушки, поспешила сменить неприятную тему. – Он тебе очень идет. И так хорошо подходит к этому платью, – с легкой улыбкой воскликнула фаворитка и, поборов себя, искренне добавила: – Шехзаде не сможет тебя не заметить. Тебе повезло… Ты родилась красавицей. Надеюсь, у тебя все получится, и ты не удостоишься моей участи.

– Спасибо тебе, – с признательностью Десен сжала ее ладонь в своей и улыбнулась красивой теплой улыбкой. – Я не забуду твоей доброты, Лейла. Возможно, в Амасью мы отправимся вместе? Если нет, мне будет тебя не хватать.

Дворец Эсмы Султан.

– Терпеть не могу эти ужины! Вечно она строит из себя милостивую хозяйку, принимающую за столом бедных родственников. Ты помнишь, как в прошлый раз она спросила: «Как вам наши сладости?» Словно у нас нет возможности есть эти «их» сладости. Тоже мне, богачка!

Искандер-паша, сидя в карете с женой и сыновьями, хмуро смотрел в окно, привычно подавляя в себе раздражение и не слушая ее. С годами его брак становился для него все невыносимее. Он уже тысячу раз пожалел о том, что тогда, много лет назад, поддался отчаянию и согласился на эту свадьбу.

Когда после казни мужа Михримах Султан, забравшая его сердце, родила сына и оставила столицу, он понял, что навсегда, навсегда потерял ее. Прежде у него была хотя бы малая радость видеть ее. Возможность любоваться ею, слышать ее голос. Но его любимая, сломленная горем по другому мужчине, вместе с их сыном уехала. И с ней его покинули все надежды. Все те крохи радости, которые он питал, видя ее, пусть и редко.

И тогда Давуд-паша предложил ему жениться на его дочери. Отказать новому великому визирю было невозможно, да и в тот момент Искандеру-паше было решительно все равно, как ему жить, с кем и где. И только сейчас он понимал, как ошибался. Лучше бы он отказался, был лишен должности и сослан в глушь. Это все же лучше, чем провести годы в невыносимом обществе Сельминаз-хатун, которая претила ему всей своей натурой.

Будь она хотя бы немного похожа на его тайную любовь, возможно, у этого брака был бы шанс. Но Сельминаз-хатун была полной противоположностью Михримах Султан, и это убивало мужчину. Порою ему казалось, что он ненавидит свою жену холодной, тихой ненавистью. Ее злобный нрав, алчность, язвительность, ехидство и совершенное неумение обращаться с детьми – ее собственными детьми, заботы о которых она равнодушно скинула на служанок и сиделок – выводили пашу из себя.

– Ты, как всегда, молчишь, – недовольно посмотрев на отрешенного мужа, Сельминаз-хатун фыркнула: – Можно подумать, тебе все равно, как относятся к тебе и твоей семье.

– А ты, как всегда, всем недовольна. Оставь эту тему, хатун. И прошу тебя, хотя бы на этот раз заставь себя обойтись без никому ненужных колкостей.

Сельминаз-хатун наградила его надменным взглядом и отвернулась к другому окну, наконец, замолчав.

Когда они выбрались из кареты, слуга встретил их у крыльца и проводил в холл, где должен был пройти ужин. Искандер-паша переступил его порог следом за женой и сыновьями. Спокойно подняв темные глаза, чтобы поприветствовать Эсму Султан, он вдруг увидел сидящую рядом с ней на тахте отдаленно знакомую женщину.

Его взгляд тут же оказался прикован к ней в абсолютном недоверии. В испуганном непонимании и ошеломлении. Это не могла быть она! Так твердил его разум, отказываясь верить увиденному, но глаза нельзя было обмануть. Его взору взаправду предстала она, его Михримах Султан. Женщина, которая столько лет продолжала жить в его сердце, как мираж, как болезненно любимый и недосягаемый образ. И то, как султанша посмотрела, как улыбнулась, тоже узнав его, не оставило никаких сомнений в том, что это действительно она.