Стамбул.

Столичный рынок привычно кипел и бурлил – не протолкнуться. Торговцы громко зазывали к своим лавкам, а покупатели упрямо спорили с ними насчет цены или ругали никудышный товар. Повсюду царили суета, гомон, шум. Что-то тащили на спинах в мешках, везли на повозках, запряженных ослами, резали, сыпали. И то и дело в солнечном свете сверкали монетки, которые тут же прятались в чьем-то кармане.

Держа под локоть свою тетю, с которой они по приказу Элмаз-хатун отправились на рынок за покупками, Эсфир с восхищением и радостью ребенка в зеленых глазах оглядывалась вокруг. Ей нечасто выпадала возможность выбраться из дома. В простеньком светло-зеленом платье с желтой вышивкой на груди она то и дело поправляла сползающий с головы зеленый платок, покрывающий ее длинные вьющиеся волосы цвета золота.

Она не могла не улыбаться, полнясь радостью от долгожданной свободы, находясь среди веселой суматохи на рынке и предвкушая грядущие покупки в лавке ювелира и портного. Она же увидит самое настоящее золото, какое носят ее госпожи, и самые прекрасные ткани, которые только существуют на свете! Даже от одного прикосновения к ним Эсфир переполнял трепет.

Как бы ей хотелось родиться другим человеком, которому бы по праву рождения были позволены все недоступные ей блага. Или хотя бы стать такой, как ее любимая хозяйка Элмаз-хатун. Ведь она тоже когда-то была рабыней, пусть и не самой обычной. Она не служила в доме, а жила в самом гареме султана и даже была его фавориткой. Но все равно Эсфир нравилось сравнивать себя с ней и мечтать, что и она однажды вопреки всему удачно выйдет замуж и будет купаться в роскоши и любви мужа.

– Эсфир, ну куда ты так несешься? – устало выдохнула Менекше-хатун, не поспевая за чересчур энергичной девушкой. – Дай дух перевести…

– Прости, тетушка, – рассеяно пролепетала Эсфир, устремив жадный от любопытства взгляд в сторону лавки торговца овощами и фруктами.

Они были такие красивые, разноцветные и манящие, что у Эсфир тут же свело желудок. Жаль, что в доме ей доставалось мало вкусностей со стола господ. Чаще всего это были сладости, которыми ее угощала Элмаз-хатун, и она их очень любила. Но как же хотелось попробовать все то аппетитное, что попадалось взгляду на рынке…

– Сначала заберем готовые платья у портного, а потом зайдем в ювелирную лавку за украшениями, заказанными госпожой, – проговорила Менекше-хатун, буквально волоча за собой Эсфир, которая с детским восторгом отвлекалась на все подряд. – Ну же, идем! И хватит вертеться по сторонам, как сорока.

– Но ведь все вокруг такое интересное! – весело возразила Эсфир и, хихикнув, приникла к ее плечу. – Менекше, знаешь, когда-нибудь вот так и мои служанки будут ходить на рынок за платьями и украшениями для меня. А я буду возлежать на подушках в своих покоях и говорить совсем как Элмаз-хатун: «Ах, что-то ноги затекли… Помассируйте их. И да, принесите жасминовый чай, да поскорее», – она изобразила жеманный капризный голосок и рассмеялась, откинув голову, отчего платок в который раз соскользнул с ее головы.

Менекше-хатун снисходительно усмехнулась в ответ и покачала головой, а сама в тысячный, верно, раз испытала огромные сожаление и досаду. Бедная девочка, она и не ведала, что могла иметь все и жить сейчас, как самая настоящая султанша во дворце Топкапы, не сложись так горько судьба ее матери. Но, несмотря на свое положение, Эсфир всегда удивляла ее своим жизнелюбием, веселым нравом, страстью к красоте. Она действительно любила жизнь, сколько бы та не пыталась ее огорчить. В ней энергия била ключом, как и жажда любить, радоваться, пробовать новое. Эсфир заслуживала лучшей жизни. Она и родилась-то совсем для иной жизни… Для той, которой намного больше подходила.

Они, наконец, вошли в лавку портного, и Эсфир тут же упорхнула к прилавку с тканями, пока ее тетя направилась к встретившему их хозяину, чтобы забрать заказ. Сотни разных тканей пестрели вокруг, так что у восхищенной Эсфир разбегались глаза. Она трогала то одну, ту другую ткань, скользила по ним пальцами, прикладывала к себе, воображая, что из этой ткани могла бы сшить себе красивое платье. И, на миг омрачившись, откладывала обратно, зная, что не может себе позволить купить ее и уж тем более заказать на пошив платье. Но тут же отвлекалась на другую красивую ткань и уже восхищалась ею.

Когда Менекше-хатун, держа в руках сверток с платьями, закончила разговор с портным и обернулась на Эсфир, то улыбнулась, увидев, как та красуется с радостной улыбкой, приложив к себе медово-желтый шелк, блестящий и струящийся на пол, как водопад.

– Ну как? Мне идет? – игриво посмотрела на нее девушка и закусила губу.

– Да, очень хорошо, милая, – с тенью грусти покивала Менекше-хатун, ведь ткань ей действительно была к лицу. Подчеркивала необычный оттенок волос и зелень глаз. Но женщина заставила себя сказать: – Нам пора. Госпожа будет недовольна, если мы задержимся.

То, как Эсфир понурилась и с наигранно невозмутимым видом вернула ткань на место, заставило ее сердце сжаться. Вскоре они оказались в ювелирной лавке, где Эсфир вела себя много скромнее. Она ничего не трогала. Просто бродила и разглядывала украшения. В ее глазах уже не было жадного блеска. Лишь тихое восхищение с оттенком грусти, какое было в глазах нищего, смотрящего, к примеру, на роскошно одетого богача, проезжающего мимо него в позолоченной карете. Наблюдающего то, что вряд ли станет частью его жизни.

– Я забрала украшения, – голос тети отвлек ее от разглядывания золотого ожерелья с большим квадратным изумрудом посередине. – Нужно возвращаться. Нам еще обед готовить…

– Да, тетушка, – выдавила улыбку Эсфир и, взяв ее под локоть, легко вышла с ней из лавки.

Уже через минуту она позабыла о своей грусти, снова увлеченно оглядываясь по сторонам и то и дело смеясь. А Менекше-хатун гадала, как всегда: была ли она и вправду настолько легкомысленной и ветреной или же просто хорошо притворялась, скрывая за смехом свою тоску и пытаясь отвлечь саму себя?

Дворец Нергисшах Султан.

Дети радостно бросились к ней, едва увидев вошедшую в покои мать, и Нергисшах Султан с счастьем в глазах обняла всех троих, прильнувших к ней в одном общем объятии. Ее муж Кемисхан Бей улыбнулся в бороду, наблюдая за ними со стороны. Он перехватил взгляд жены и кивнул ей, приветствуя.

– Султанша.

– Мои родные, ну как вы? – то и дело касаясь ладонями лиц каждого из детей, воскликнула Нергисшах Султан. – Устали с дороги?

От первого недолгого брака у нее был сын Ферхат, которого Кемисхан Бей тепло принял и растил его вместе с женой также, как и их общих детей – сына Эмира и дочь Зеррин, названную так в честь почившей матери султанши. Сама Нергисшах Султан считала, что со вторым браком ей повезло, пусть она и не была влюблена. Кемисхан Бей был много моложе первого ее мужа и отличался приятным характером. За годы супружеской жизни между ними сложились доверительные, полные взаимоуважения отношения. Это были крепкий брак и счастливая семья.

Когда дети ушли, Нергисшах Султан подошла к мужу и подставила лицо для короткого поцелуя. После он погладил ее по щеке и, улыбнувшись, устало присел на тахту.

– Хвала Аллаху, вы здесь, – с облегчением произнесла султанша, сев рядом с ним. – Повелителя еще нет, Давуд-паша с ним, так что в совете правит Коркут-паша. Ты думаешь дождаться их возвращения? Сомневаюсь, что такой человек, как Коркут-паша, даст тебе должность, обещанную Давудом-пашой. Да и в его ли это полномочиях?

– Я тоже думаю, что стоит подождать с должностью до возвращения Давуда-паши и султана. Но я обязан предстать перед Коркутом-пашой, поприветствовать его и объяснить цель своего приезда в столицу. Он должен знать, что я не без причины оставил свой санджак.

– Да, это так. Когда ты собираешься пойти к нему?

– Сегодня, полагаю. Лучше сразу все разъяснить во избежание проблем.

Нергисшах Султан кивнула и огляделась в покоях, которые так старательно готовила к приезду мужа.