– Вы уверены, что ему можно верить? – настороженно спросил Ферхат Бей. – И что может пойти не так?

– Верить ему можно, пока он уверен, что за свое содействие получит желаемое, – усмехнулся Махмуд Реис, ответив за шехзаде, который позволил ему это. – Я знаю этого человека достаточно хорошо. В походах часто пересекались. При султане Баязиде он не продвинется выше того чина, который имеет, но он хочет большего и имеет возможность это получить, если поддержит нас. Возможно ли удержаться от соблазна? Да и он не из тех, кто отказывается от своих слов – гордый до абсурда.

– А насчет того, что может пойти не так… – с ухмылкой продолжил шехзаде Махмуд. – Этими делами ведает валиде. Ей нет равных в подобных играх. И, насколько я знаю, скоро эта игра начнется.

– Игра? – мрачно переспросил Ферхат Бей, почуяв неладное.

– Сейчас я последний в очереди на престол – после моего брата мне преграждают путь к трону его сыновья. И прежде, чем низвергнуть брата, я избавлюсь от них – один за другим. Когда-то таким путем к власти пришла валиде, и я верю, что нам это удастся вновь. Когда у султана Баязида не останется наследников, когда он будет сломлен потерями, а горе будет убивать его изнутри, я нанесу ему удар кинжалом в спину, и он меньше всего будет этого ожидать. Вот тогда, уже ничего не опасаясь, я сяду на трон, который по праву принадлежит мне.

Ферхат Бей почувствовал тревогу и смятение от подобных кровавых намерений. Слушая полный ненависти и откровенной жажды власти голос шехзаде, он невольно испугался последствий их неудачи, которая для всех участников заговора станет смертельным приговором. Посмотрев на Махмуда Реиса, бей наткнулся на его тяжелый внимательный взгляд.

– Теперь, когда ты женишься на моей дочери, ты на моей стороне, Ферхат, – положив руку на его плечо, произнес шехзаде Махмуд. – Я ведь могу положиться на тебя? Поддержка твоего санджака понадобится мне в будущем, когда я подниму восстание. И я буду на нее рассчитывать, зная, что за это вручил тебе собственную дочь.

– Разумеется, – выдавил мужчина. А что ему оставалось? После того, что он узнал, ему не простят предательства. Да и такой человек, как шехзаде Махмуд, способен на любую жестокость, если считает ее необходимой. Ему, не глядя на родство, просто перережут глотку за любой неверный шаг. – Вы можете на меня рассчитывать.

– Вот и прекрасно, – ухмыльнулся тот. – Ну что, выпьем за наше дело? – взяв свой кубок, шехзаде Махмуд поглядел на мужчин, последовавших его примеру. – Дай Аллах, у нас все получится, и однажды мы будем вот так восседать в Топкапы, с улыбкой вспоминая былое.

– Аминь, шехзаде, – усмехнулся Махмуд Реис.

Гарем.

Он шел к матери, потому как знал, что она ждала его после возвращения с охоты, и был так погружен в свои мысли, что даже не заметил, как наткнулся на кого-то, заворачивая за угол. Раздался оглушительный грохот – рабыня, которая несла поднос с яствами кому-то из господ, от столкновения выронила его, и все опрокинулось на мраморный пол.

– Шехзаде, простите, я… – испуганно залепетав, девушка тут же села на корточки и стала лихорадочно собирать упавшие блюда обратно на поднос. – Я не заметила вас.

– Успокойся, – хмуро посмотрев на нее сверху-вниз, шехзаде Ахмед неожиданно для себя тоже опустился на колени и принялся ей помогать.

Только когда их руки случайно соприкоснулись, он вздрогнул, словно обжегшись, и опомнился. Распрямившись одновременно с рабыней, шехзаде напряженно взглянул на нее, неловко прижимающую к себе поднос.

Девушка тоже смотрела на него, но смущенно и испуганно, чуть опустив ресницы, и на щеках ее алел румянец. Невысокая и худенькая, длинные темные волосы струятся по плечам мягкими волнами. Они обрамляли ее миловидное лицо с большими и чистыми светло-карими глазами в обрамлении пушистых ресниц. Не красавица, но облик ее был полон своеобразного очарования и источал невинность.

Столкнувшись взглядами, они, сами не зная, почему, несколько секунд стояли неподвижно и смотрели друг на друга. Но момент был испорчен звуками приближающихся шагов и мужских голосов.

– Мне… нужно идти, – пробормотала рабыня и сделала шаг в сторону. – С вашего позволения, – неловко поклонившись, она поспешно обошла растерянного шехзаде Ахмеда и пошла дальше по коридору, по пути поклонившись идущим навстречу ей двум другим шехзаде.

Взгляд шехзаде Орхана зацепился за нее – он никогда бы не оставил без внимания сколько-нибудь милую девицу – а после обратился к застывшему к ним спиной брату. Необъяснимое желание ранить тут же завладело им, и он, ухмыльнувшись, насмешливо произнес:

– Смотри-ка, Мустафа, похоже наш братец просто ошеломлен тем фактом, что девица впервые посмотрела прямо на него, а не мимо, как обычно.

Шехзаде Мустафа, привыкший к его задиристому нраву, промолчал и спокойно посмотрел на шехзаде Ахмеда, который на них обернулся.

– Лучше иди своей дорогой, Орхан, – твердо сказал он.

– А что ты сделаешь? – с вызовом вскинув черноволосую голову, самоуверенно отозвался тот. – Маме пожалуешься? Ты же у нас известный любитель жаловаться – чуть что, Фатьма Султан в истерике бежит к отцу с обвинениями в том, что все к тебе несправедливы.

– Брат, – попытался урезонить его шехзаде Мустафа. – Давайте мирно разойдемся и забудем об этом разговоре.

Его никто не слышал. В серых глазах шехзаде Ахмеда вскипели гнев и обида. Он с презрением на лице приблизился к нагло усмехающемуся шехзаде Орхану и сквозь плотно сжатые зубы процедил:

– Закрой свой рот и не смей произносить даже слова в адрес моей матери!

– Не впечатлил, – небрежно ответил шехзаде Орхан и хотел было обойти его, но брат в запале толкнул его в грудь, отчего он невольно сделал шаг назад, чтобы сохранить равновесие.

Миг звенящей от напряжения тишины – и он, куда более вспыльчивый и несдержанный, рванулся к шехзаде Ахмеду. Они сцепились посреди коридора прямо как обычные мальчишки.

– Хватит вам! – шехзаде Мустафа тут же бросился их разнимать. Благо, он был крепче обоих, потому спустя несколько секунд с силой оттолкнул братьев друг от друга. – Вы с ума сошли?!

Со сбившимся дыханием и помятыми кафтанами шехзаде Орхан и шехзаде Ахмед стояли и прожигали друг друга ненавидящими взглядами. Шехзаде Мустафа подтолкнул старшего брата в спину.

– Идем, Орхан, – когда тот яростно дернулся, сбрасывая с себя его руку, он твердо добавил: – Да остынь ты!

– Я тебе это еще припомню! – перед тем, как уйти, выплюнул шехзаде Орхан.

– Буду ждать с нетерпением, – в тон ему ответил шехзаде Ахмед.

Раздраженно отдернув задравшийся кафтан, он хмуро посмотрел уходящим братьям в спины, и сросшееся с ним с детства чувство острого одиночества и обиды всецело завладело юношей. Он всю свою жизнь был вынужден терпеть выходки Орхана, который только и делал, что насмехался над ним, и видеть, как другие братья всякий раз или молча за этим наблюдают, или вот так вот уходят вместе с Орханом, всегда – всегда! – предпочитая его.

Озлобленно насупившись, шехзаде Ахмед побрел в покои матери – к единственному человеку, который его любил и принимал таким, какой он есть. Фатьма Султан встретила его улыбкой и отложила в сторону читаемую прежде книгу, но тут же насторожилась, заметив мрачное настроение сына.

В темно-сером простом платье, с русыми волосами, собранными в незатейливую прическу, и почти что полным отсутствием украшений, за исключением диадемы из серебра, султанша выглядела женщиной неброской. Но в то же время в ее взгляде таилась сталь, как у человека, познавшего много плохого.

– Ахмед, что случилось?

Вспомнив, как брат обвинил его в жалобах, шехзаде Ахмед качнул головой, мол ничего, и сел на тахту. Фатьма Султан тут же примостилась рядом и заглянула ему в лицо с невеселой усмешкой.

– Снова они на тебя набросились…

– Валиде, никто на меня не набрасывался, – отрезал шехзаде Ахмед. Не хватало еще, чтобы мать и вправду снова пошла к отцу с обвинениями в несправедливом отношении. Тот и без того не особенно его уважал. – Все в порядке. Я зашел, чтобы сказать это. На охоте не случилось ничего, что заслуживало бы вашего внимания. Как вы сами, матушка?