— Если я не слышал Сестёр, то поступаю в их угоду. А если бы услышал, мог бы я отказаться? А вдруг кто-то другой услышал и попытается меня остановить? Я ведь приношу Хаосу вред тем, что избавляюсь от его воплощения. Или всё же я делаю Хаосу услугу? Какую? Избавляя Хаос от Хаоса? Несуразица какая-то. Как раз в стиле Хаоса.

Микель откинулся на спину, глядя в бездонное и холодное, пустое утреннее небо. От мыслей становилось тошно, желудок сводила судорога тревоги, хотелось в туалет. Сомнения донимали. Он хотел быть уверенным, словно здоровенный валун: чтоб его нельзя было сдвинуть, чтоб однажды начав катиться, он бы докатился ровно до цели, сшибая всё на своём пути. Ощущал же он себя листиком: в Эрлоэну застрял, покружился вокруг идеи несметных богатств, время потратил, потом в АэглирЛоэй залетел и там застрял, кружась вокруг красивой женской попки.

И как лист на ветру он дрожал, раз за разом прогоняя у себя в голове, что он будет говорить гроссмейстеру-графу Кинуру, второму человеку после княгини Ради Натис.

— Здравствуйте, Кинур. У меня есть доказательство… Нет, у меня есть… Вы бы не хотели смерти Гарри?

— Нет, — ответит Кинур. И что тогда?

Тогда нужно так:

— У меня есть нечто, что Вас определённо заинтересует. Бумага, доказывающая, что Гарри не является человеком.

— И кто же он?

— Бессмертная сущность из Хаоса, способная уничтожить мир.

— А раз он бессмертный, то как с ним справиться?

Хороший вопрос. Может быть словить и заковать в цепи? Удержат ли цепи того, кто захватил Нуриен Юндил без помощи пиктограмм? Нужно избегать подобных вопросов. Может быть у служителя Беллатора есть пару козырей в рукаве. И вот Кинур спросит:

— И кто же он?

— Сущность из Хаоса, подвергающая мир опасности. Вот доказательства и моё экспертное мнение.

Кинур умеет читать?

Что за глупости!? Конечно граф умеет читать, он из благородных мужей.

Для него бумага, наверное, слишком сложная.

— Выглядит логично, благодарю Вас. Как эксперт, Вы возглавите корпус инквизиции и приведёте приговор в исполнение.

Какой приговор? Он ещё не сказал про приговор.

— Конечно же с такими тварями нужно разбираться быстро и жёстко, — сказал бы он вначале. — Кому как ни нам знать об этом?

Микель почувствовал, что руки его вспотели. Он перепроверил, с ним ли бумага. Он развернул её, ещё раз прочитал, увидел кривую букву, стал думать, что подумает про него господин граф, когда тоже заметит эту кривую букву, а ведь он обязательно заметит, тут Микель не сомневался.

Уильям достал из телеги заготовленные дрова, распалил костёр не сходя с тропы, прямо посреди дороги, достал флягу и, отхлебнув, уселся на чурку, глядя в огонь. Микель тоже смотрел в огонь, ёжась от ледяного ветра.

— Последние дуновения Тёмной ханты, — проронил Уильям. — Весна почти взяла своё.

Деревья постепенно распускали почки, а в хлевах во всю резвились маленькие багушки. Очередной круг жизни, как наверняка сказал бы бородатый и улыбающийся Агжан.

— Поделитесь тайной, что за дело у Вас в Анаторе, господин Алхимик.

— Дело… Очень важное дело, — отозвался Микель. — Нужно лишь совершить последний шаг. Миру угрожает опасность, а моя задача — эту опасность предотвратить.

Звучало по-детски.

Уильям пожал плечами:

— Большая ответственность — спасать мир.

— Вы что-то знаете про ответственность? — удивился Микель.

— Ну я ведь тоже не всегда был купцом. Моя история довольно печальна, — он оттянул ворот куртки и показал алую полосу от шрама на коже. — Это от верёвки, я пока головой вертел разодрал себе до мяса.

— Вас повесили? — округлил глаза Микель.

Уильям рассматривал свои ногти, достал ножнички и принялся ровнять уголки.

— Я сам повесился, — довольно обыденно произнёс он. — Попал в Безымянный думая, что очутился в аду. Впрочем ничего не поменялось. Ад я принёс с собой.

Он замолчал. Микель не хотел вытягивать из него историю, но жуть как интересно было узнать про ответственность из уст Уильяма. Какую ответственность сейчас нёс сам Микель? Гарри — тварь, маскирующаяся под доброго волшебника, чтобы нанести последний удар. Укол в самое сердце.

— Я был бургомистром. Название города не помню, только помню толпы людей, торговцы, высокие стены, сотни человек стражи и личной армии. Моей армии. Я всегда знал, что купить, что продать, с кем иметь дело, а с кем не иметь. И вот пришёл он. Помню только лицо: белёсый глаз, хмурые брови, тонкие усики, как у меня, и кучерявые чёрные волосы. Он был генералом с тысячным войском и отправили его осадить мой город.

Молчание. Треск поленьев в костре.

— И Вы проиграли сражение, решили, что не достойны быть бургомистром и повесились? — решил предположить Микель.

— Я всегда знал, с кем иметь дело, — повторил Уильям. — И ошибся. Сделка была — два мешка золота и Белый Глаз захватывает город без боя, но и без грабежа. За ним была плохая репутация, но я ведь знаю, насколько такие люди любят деньги.

Алхимик уже знал, чем закончится история.

— У меня в городе было десять тысяч человек. Он убил каждого, казнил несколько дней, спалил всё, кроме крепости, солдат забрал к себе в отряды и приказал моим, понимаешь, моим! ребятам грабить и убивать своих же. Меня и мою свиту он тоже оставил в живых.

Он снова замолчал, глядя в огонь. Микелю в языках пламени чудились крики горящих заживо людей, пылающие дома, разорённые семьи, плачущие дети.

— Я принял неверное решение и был ответственен за это. До сих пор не пойму, почему меня дёрнуло в этот мир? Чем я заслужил второй шанс? Это какая-то насмешка. Надеюсь у Вас, господин алхимик, всё выйдет куда лучше, нежели это когда-то вышло у меня.

— Нужно с этим разобраться, — стиснул зубы Микель. — А дальше у меня уже есть один ученик. Может возьму второго, может даже школу создам, буду преподавать. Алхимия нынче востребована.

— Благородное дело, — подтвердил Уильям.

Микель сидел какое-то время молча. Сотни жизней, весёлая улыбка Инги, бородатая непосредственность Агжана, детский смех. Все эти аэльи — он нёс за них ответственность. Будут они жить или умрут, спасёт он их или нет — он ощущал ответственность за них. И это угнетало.

— А может повернуть назад? Плюнуть на всё, да сразу открыть школу? Пусть другие решают вопросы жизни и смерти, — попробовал он откупиться, как когда-то попытался Уильям и оказался в петле с кровью на руках. — Нет. Нет-нет, — тут же запротестовал алхимик и поник. — Я никакой не листок, я валун!

— Не знаю, о чём вы, но как не таким великим людям, как Вы, разбираться с этим?

— 4-ый день Деток —

Всё так же скрипя колёсами телега въехала в Анатор.

Ну как въехала?

Просто вдруг появились дома, а дорога превратилась в мощёную камнем. Дома здесь были немного другими: рядом с обычными деревенскими встречались домины по три этажа, огромные, словно крепости. И все они стояли настолько плотно, что Микель быстро почувствовал себя в тесноте — каменные стены напирали со всех сторон.

И ни души.

Они ехали каменными улицами, заворачивали за один угол, за другой, и изредка встречали низушка или человека, идущего по своим делам. Улицы тянулись, а картина не менялась.

Лишь ближе к центру стало более оживлённо. Уильям упёрся на повозке в морду встречной лошади и принялся ругаться, кому из них нужно было ехать до ближайшего перекрёстка, чтоб разъехаться. Микель наблюдал шпиль башни, торчащей где-то сбоку — башня храма Лазурного Меча — и приближение к ней стягивало его кишки в узел.

— Уильям! — окликнул он своего приятеля. — Спасибо Вам за путешествие и историю, дальше я пешком.

— Удачи, и пусть те боги, в которых Вы верите, хранят Вас, — сообщил он вежливо и с улыбкой и продолжил матом поносить упрямого возчего.

Микель шагал тесными улочками и вскоре выскочил на главную: в две телеги шириной, ухоженную и убранную. Дома здесь помечались табличками с надписями: «пряду», «лечение зубов», «огранка самоцветов», «посуда из дерева»…