Паренёк человек и девушка низушек смутились. Радя сделала глоток, Френк последовал её примеру.

— Однако были и грустные моменты. Недавно от нас ушёл Йен Григо — основатель денежной системы, — уже не так весело заявила Радя. — Кто-то умирает в лесах от чудовищ и зверей, кто-то в своих постелях от коварных болезней, а кого-то убивают демоны. Так вот, заявляю во всеуслышание — демоны с недавнего времени абсолютно и полностью вне закона, а поклоняющиеся им… Не поклоняйтесь демонам. Глоток за погибших!

Френк вспомнил Майвану и сделал два глотка.

— И вместе с тем нас становится больше. И новые детки, и новые аэльи! Они появляются рядом с деревнями, находят дорогу, кого-то находим мы. Каждый, кого мы находим, сам по себе уникален: в своих навыках, своих качествах и своей вере. До дна за рождённых!

Френк осушил кружку и с шумом поставил на стол, слыша стук деревянных кружек по всему Аннуриену. Радя стояла и смотрела на всех, искренне улыбаясь.

— За Алено-ой! — заорала она во всю глотку. — Мы демонам поперёк горла станем! За Алено-о-ой! — прокричалась княгиня — это было странно, но тот гнев, что внутри горел, он вдруг вспыхнул и Френк подскочил.

Он слышал голоса, сливающиеся в один шумный хор. Это напоминало волчий вой, полное слияние со стаей. Френку вдруг стало даже грустно, что он теперь обычный пахарь, а не разящий клинок, срубающий рогатые головы и распарывающий брюха. Он кричал, и кричали все вокруг, и на душе становилось тепло.

Френк плюхнулся рядом, крепко обнимая свою мягкую и нежную глазастую, да так, что та аж крякнула. Радя, переведя дыхание, принялась спускаться со стола, и пока заклинание не ослабло, буркнула себе под нос, но её слова разлетелись далеко окрест:

— Блядские демоны…

Озарив воздух Аннуриена заливистым хохотом толпы.

— 2-ой день ханты Деток, Марсенас —

В новой роли чувствовалось ещё немного непривычно, когда приходится разговаривать с высокопоставленными людьми, низушками и полуэльфами, держаться гордо, но не перестараться с напыщенностью. Ещё Марсенас признался себе, что нет ничего постыдного в том, чтобы растеряться, когда к нему подошёл Милфорт Ядковский и стал говорить что-то непонятное. Главное, напомнил себе барон, что в итоге они разобрались, что нужно было старому приятелю ныне покойного Йена.

Он стоял у входа в храм, созерцая статую Чёрного. Бог взирал заботливо, с толикой гордости, но в то же время с укором. Марсенас ощутил укол совести, что спустил на тормоза разговор с Микелем и так об этом и не рассказал никому. А вдруг в Анаторе его заумные доказательства вдруг окажутся весомыми, чтобы что-то сделать с Гарри?

Сзади подуло ветром и сыростью, это в такое ясное и свежее утро-то. Барон де Луиз обернулся уже зная, кого он там увидит. Чародей шагал к нему мокрый с ног до головы, выглядел слегка бледным, а одну руку прятал под полами плаща, достав из рукава куртки. Куртка его вся была перемазана в крови. Своей, чужой?

Марсенас всё не мог привыкнуть, что в кругу, когда Гарри и Радю никто не видит, они ведут себя, словно деревенские брат с сестрой. Несоблюдение этикета для господина барона было неуважением, но эти двое, похоже, наоборот приветствовали подобное. Вспоминая ту ночь, когда они колотили монеты, Марсенас вдруг испытал тепло, будто бы породнился с ними двоими, став словно частью семьи. Не своей семьи, где все только и ждали, пока ты отвернёшься, чтоб сцапать твой кусок, где все ругались и плели интриги, коварные козни между родными братьями, где младшему Марсенасу, доброму по своему характеру, просто не было места. Он стал частью совершенно другой семьи, и теперь чародей по имени Гарри, без рода и титулов, вдруг казался очень родным.

— Что с Вами случилось?

— Во, — поднял Гарри спрятанную под курткой руку. От кисти до локтя тянулась рваная рана, успевшая посинеть, чётко виднелись следы зубов. От следов растекались чёрные пульсирующие жилки. — Стрёмные волки с горящими в темноте глазами.

Барон мог вспомнить только одних волков, отличных от обычных, хотя сам их никогда не встречал. Сердце его ушло в пятки.

— Ругару?

— Слава кому-нибудь — нет, — улыбнулся Гарри и слегка скривился от боли. — Просто какие-то стрёмные волки и я отхватил, зато спас малыша. В Адон Ауме сейчас ливень льёт как из ведра.

Марсенас в очередной раз удивился.

— Гарри. — Обращаться без титулов было ужасно непривычно. — Ты честно слышишь молитвы?

Гарри открыл рот, ухмыляясь уголком рта, но вдруг переменился в лице, посерьезнел и кивнул.

— Дело намного сложнее, чем кажется, — он показал золотое кольцо с маленьким камнем на покусанной руке. — Если ты ещё не понял, то везде я быть не могу и обычно мне нужна помощь. Поэтому я и рассчитываю на тебя.

Барон улыбнулся и смутился, в очередной раз ощутив укол совести.

— Я хотел… — начал он и слегка замялся, лишь на мгновение подбирая слова. Он после подумает о последствиях подобного признания, ведь что будет дальше с Аленоем, если он ничего не сделает?

— Да знаю я всё, — отмахнулся колдун.

Прям всё?

— О чём Вы? — дистанцировался Марсенас.

— Ну как о чём? Ты хотел меня перед Радей подставить, мол, я привожу Аннуриен к стагнации, а то и вообще… — он посмотрел де Луизу прямо в глаза. Барон мог поклясться, что магию чародей не применял, но будто заглянул в самую душу. — А то и вообще завести Аннуриен в болото.

— В багушкино дерьмо, — завороженно кивнул Марсенас. — Но Вы… Ты согласился.

Гарри пожал плечами. Всё ведь он знает! И про Микеля явно знает. Чего тогда утруждать себя лишними разговорами и отвлекать господина графа-чародея по имени Гарри?

Колдун подошёл ближе, хлопнул здоровой рукой по плечу и пошёл дальше. Взгляд барона не отрывался от чёрных жгутиков больной руки колдуна.

— А что с рукой будет?

Гарри обернулся, глядя с лёгким удивлением.

— Заживёт, — пожал он плечами. — Я ж бессмертный, забыл? — расхохотался чародей.

Набежавший было средь бела дня дождь не смог испортить торгов, а торговались все словно черти из ада, словно пресловутые скряги гномы да дворфы. Марсенас ходил по рядам, записывал цены, как указал ему Милфорт. Вернее никто господину барону не указывал, ведь это он здесь главный и это его земля. Просто достопочтенный господин Ядковский мягко напомнил об одном из обязательств барона.

Рядом, ведя под узцы очень странного жеребца (или кобылу, тут не поймёшь), шла Гертруда со старшим сыном. Высокий и статный, но довольно тощий приёмный сын госпожи Штольнбах собрал делегацию из хохочущих в сторонке деревенских девок. Госпожа Штольнбах собрала похожую из глазеющих на костяную лошадь, не издававшую ни звука.

— Господин де Луиз, не желаете ли прокатиться? — она указала рукой на лошадку.

Марсенас поклонился.

— Госпожа Штольнбах. Вижу, даже смерть не оправдание у вас, чтоб отлынивать от работы, — усмехнулся Марсенас. — Нет, не желаю, потому как имею полное представление на счёт костяных лошадей. Или у Вас ко мне деловое предложение?

Гертруда сдула прядь с лица.

— Могу продать, могу обменять на жеребца. Такой и поле в одиночку вспашет, и доскачет до места не сбив дыхания.

— Сложно сбить то, чего нет, — кивнул Марсенас, глядя на пустую грудную клетку и торчащие в разные стороны рёбра.

Ощущение могильного холода принялось продираться наружу из глубин сознания.

— Треть цены — последнее моё слово, — без торгов скинула Гертруда.

Даже сын бровь поднял.

— А с чего такая щедрость?

Штольнбах поняла, что допустила оплошность.

— Не умею я торговаться, — смутилась она. — Жеребец хороший, стоит шесть Милфортов, отдам за два потому, что дорожу нашими отношениями и потому, что хочу, чтоб он здесь расплодился, а Вы мне потом жеребёнка подкинули. Идёт?

— А чего не за так? — дерзнул Марсенас.

— Пф, — лишь фыркнула Штольнбах. — За так только тумаки раздают.