Что усатый извращенец собирался делать?

Нинтр и не думал подсматривать. Если бы он просто ждал своей очереди, то определённо не прятался бы. Однако он сидел, словно в засаде, и даже мой кровавый вид с засохшей в волосах кровью гарпии и… зубом? не вынудил его произнести и слова. Он немного нервничал, потому как «тссс» тоже можно было услышать, особенно это могла услышать обладательница лучшего в Порядке слуха.

Время шло, ничего не происходило.

Я попытался одним лишь лицом спросить, в чём дело. Нинтр кивнул на дверь, за которой слышались лёгкие всплески. А после Сеамни стала петь.

Высокие переливы сменялись тенором, звуки лились чисто, слова невероятно мелодичной эльфийской речи сливались в трогательную песню о бесконечной любви и привязанности молодой эльфийки к суровому эльфу, который не разделял её чувств, но она не сдавалась, потому она страдала десятилетие за десятилетием. От её страданий засохли деревья в лесу, а тёмные думы привлекли болезни на смертных, что жили рядом, но она всё никак не осмеливалась поговорить со своим возлюбленным во второй раз, потому что была недостойна его.

И на ярком, возвышенном крещендо эльфийка признаётся своему избранному в любви, и тот отвечает взаимностью, после чего песня, долгая и неспешно развивающаяся, уходит в развязку, а мелодия тянется высокими переливами невероятно красивого голоса.

Не заканчивая песни, Сеамни открыла дверь, поглаживая мокрые волосы и замерла, мгновенно умолкая.

Мы с Нинтром переглянулись.

— Я раньше пришёл, я следующий, — мгновенно сообразил Нинтр, краснея.

Сеамни ничего не сказала, лишь смущённо ушла из виду.

Я юркнул за ней.

— Как с Эльстаном прошло?

Эльфийка окинула меня взглядом, вздохнула.

— Вы с ним очень похожи. У тебя в волосах… — она указала на мою голову пальцем. — Где ты был?

— Анэмиваэль, — развёл руками я. — И что может быть общего у такого классного меня и занудного чистюли Эльстана?

— Он тоже не рассказывает, что делает и зачем ему это надо.

— И что, ты просто постояла в пиктограммке, и всё? — сделал я смелое предположение.

Сеамни кивнула.

— Ты красиво поёшь, — бросил я ей напоследок и на щеках у эльфийки появился лёгкий румянец. Она смущённо улыбнулась и поспешила удалиться.

Отмывшись, я отправился вниз, на второй подземный ярус. Идя тёмными коридорами, я гадал, что увижу на этот раз. Подходя к двери я услышал голоса:

— …и он всё мнётся и мнётся. Вижу же, что хочет. И что, мне всё самой делать? — голос Марьяны, осипший и слабый.

— Ник такой же. Я ему говорю — это всего лишь сон. А он стоит, красный как рак, — голос Сильфиды совершенно обычный.

Я постучал, голоса умолкли.

Приоткрыв дверь, я увидел Марьяну, сидящую с ногами на кровати, завёрнутую в одеяло, словно в кокон. Губы её были потрескавшимися, глаза ввалившимися, с опухшими веками.

Ни слова не говоря, я достал из сумки-мир бурдюк с водой и всё ещё горячую похлёбку с куском тушеного мяса. Марьяна пила долго и жадно, после аппетитно ела, хватая куски мяса руками. Лишь утолив жажду и голод, она потянулась, сбрасывая одеяло.

— Может наконец оденешься? — предложил я, поглядывая на голое, слегка исхудавшее тело.

Марьяна зыркнула на меня.

— Твоя хранительница — бессердечная сука.

— Однако я смотрю вы поладили, — парировал я.

— А что делать. В четырёх стенах хуже смерти. Я живой человек и имею право на свободу! Я не твоя собачка! Я ничем тебе не обязана! — принялась она выплёвывать в меня претензии.

Кнута достаточно, пора подключать пряник.

— Хочешь к дереву?

Глаза её сверкнули, лицо сделалось непроницаемой маской.

— Предлагать больному дурман? — нахмурилась она. — Ты в курсе, что рыцари так не поступают?

— Я не рыцарь, — пожал я плечами. — Я это я, просто Гарри. Рано тебе ещё к дереву.

Я понимал, что просто дразню её, но чтоб мотивация работала, нужно о награде сообщать заранее.

— Это ведь… — она закусила губу, закрывая глаза и поправляя прядь рыжих волос, упавших на лицо. — Это как…

Марьяна была не в силах подобрать слова.

— У меня нет цели тебя оградить от силы. Моя цель, чтоб ты научилась контролировать себя при её избытке.

— Это невозможно! Ты просишь невозможного! — выкрикнула мне в лицо ведьма и слёзы навернулись у неё на глаза.

— Держи себя в руках. Никто не терял голову рядом с деревом, хотя Сеамни его вообще коснулась. Никто, кроме тебя.

— Что мне с собой сделать, если я такая? — утерев слёзы, погладила она себя по груди, хищно на меня поглядывая.

— Давай без манипуляций. Восстановишься — пойдём к дереву, — словно маленькой пообещал я. — И оденься наконец.

Марьяна надула губки, наклонилась, чтоб встать с кровати и продолжать бомбёжку моего мужского начала, чтоб выторговать у меня хоть что-то. Я лишь развернулся и вышел, закрывая дверь.

Ведьма осталась одна. Я слышал её рыдание у себя за спиной.

А нужно ли так мучить человека? Словно я садист какой-то… Ведь есть же не совсем нормальные, но всё же существующие маги, эмоционально неуравновешенные, поломанные и сгнившие, но всё же существующие. Если мне нужна сила, может быть спустить Марьяну с поводка?

Я не мог прямо сейчас ответить на свой вопрос. Может быть срабатывала забота об окружающих — я изолировал опасный социальный элемент от остального законопослушного общества. А может быть какие-то принципы обучения магов, если они у меня были. Вполне возможно, что пройдёт время и я смогу дать себе ответ.

Проведав Марьяну, я отправился в заклинательную, где уже сидели в медитации Сеамни и Фернандо. Маг в просторных одеждах с лысой головой сидел без единого движения, закрыв глаза. Сеамни же постоянно ёрзала, поглядывая на вновь прибывшего.

Я уселся рядом.

Магические потоки дерева идеально подчинялись внутри Замка Древней и отказывались подчиняться вне его. Эти потоки были грубы и угловаты, содержали слишком крупные магические структуры, из-за чего их было проблематично поглощать, но плотность была велика, да и источник бурлил этими структурами. Один из четырёх источников этого мира, и он оказался в моём распоряжении — удивительная удача.

У мага, особенно использующего тяжеловесные заклинания мгновенного перехода и иллюзии, есть две проблемы: истощение и перенапряжение. Как и у физического тела, у астрального есть запас выносливости и потребность в пище. Пищей астральному телу служит сила, которую он впитывает, пропускает через себя, замещает повреждённые структуры свежими, накапливает остатки в диссациаторе — специальном узле, в котором сила пребывает в очень плотном постоянном перемешивании мелких активных структур. Чем мощнее развит диссациатор, тем больше он структур может диссациировать, тем больше силы маг может накопить в себе. Однако, сколько бы ты не накапливал, этого будет намного меньше, чем можно взять из мира.

Когда же маг творит заклинания, он берёт частицы из мира и из диссациатора, прогоняя через специализированные отделы астрального тела. Их в астральном теле человека семь, у других рас их иногда бывает до двенадцати, но от количества тут мало что зависит. Астральное тело целиком участвует в создании заклинаний и, так же как физическое от поднятия тяжестей, напрягается. Чем сложнее заклинание, тем больше напряжение. Опытный маг умеет контролировать напряжение, снимать его частично прямо во время сражения или плетения заклинания. Именно по этой причине чаще всего у мага заканчивается внутренняя сила и это причина, почему обычно маги жалуются не на перенапряжение, а на магическое истощение.

У меня под рукой был бесконечный источник силы, подчиняющийся мне безоговорочно, пока я был на территории охранных чар Замка Древней. Как только я покидал замок — начинались странности.

Я зачерпнул силы, наблюдая, как структуры слипаются в кластеры, как проходят реакции, как искры пробегают между пальцев моей правой руки, как ветерок начинает гулять вокруг и тут и там вспыхивают огоньки. Я не придавал силе никакой специфической формы, позволяя ей мутировать так, как она этого сама захочет. Сила была в избытке.