Тот же стол, что и был долю назад. Те же бумаги, перья, чернильницы. Он постоял около него, присел, поёрзал в неудобном кресле, которое скрипело и готово было под ним развалиться, хотя он не отличался мощным телосложением. Встал, ещё раз прошёлся глазами по стопкам бумаг.

— Что ж, если ничего не делать, то ничего и не будет, — рассудил он вслух и стал думать.

Первое, что пришло в голову, это сделать Аннуриен аграрной столицей. Чтоб от них зависели все. Чтоб Анатор ни шагу ступить не мог. Завладеть всеми, обеспечить продовольствием, потом поднять цены и убрать с Аннуриена налоги — отличный план. Что нужно для реализации? Знать приблизительное количество потенциальных клиентов и их потребление, понять собственные мощности, прикинуть, рассчитать…

Бумаги валились стопками, он откапывал описи и переписи, странные исследования и не менее странные выводы, какие-то формулы, от которых ему плохо становилось. Он продолжал копать всё дальше и дальше, а потом явился он.

— Давай как договаривались. Ты мне без утайки всё, а я пойду дальше своими делами заниматься, — заявил граф, бросив лишь короткое приветствие.

Барон де Луиз, конечно же, смутился. Кто бы не смутился на его месте? Но, проглотив отсутствие этикета, очень быстро нашёлся, принявшись красиво и красочно описывать все преимущества принятого им решения.

Он долго распинался о выгоде, о доходах, о благополучии, о великолепных возможностях, а граф Гарри всё слушал с непроницаемым лицом. Обычно после его речи люди кивали и соглашались, или кивали и думали, или чесали затылок и задавали глупые вопросы. Подкованный в делах обсуждения Марсенас сейчас чувствовал себя некомфортно: самое обычное лицо со шрамом на щеке возле глаза застыло, лишь губы дрогнули в лёгкой улыбке.

— Нет, — сказал он без какой либо агрессии.

Марсенас дал себе время обдумать. «Нет». И что ему ответить?

— Что нет? — похлопал глазами барон.

Граф Гарри замер, взор его сделался стеклянным. Он побледнел и перестал дышать. Барон де Луиз уж было подумал, что графу стало плохо и дёрнулся подойти помочь. Но спустя вздох, как ни в чём не бывало, граф продолжил беседу:

— Мы не будем выращивать всей деревней муньку на продажу, — так же без особых эмоций отозвался он, словно и не живым человеком был, а бездушным зомби.

— Почему нет? — с едва скрываемой обидой бросил де Луиз. — Это отличный план, деревня получит огромную выгоду.

Граф замялся, вздохнул. Смутился? Расстроился? Нет и нет, скорее испытал раздражение. Марсенас никогда бы не построил бизнес, если бы не умел читать людей.

— Мне действительно объяснить? — с досадой в голосе бросил он.

— Ах ты ленивый слюнтяй! Если собрался сгноить Аннуриен с его жителями, то уж будь добр объясниться! — подумал барон де Луиз, при этом произнёс: — Соизвольте, господин граф.

— Итак…

Свеча догорала, задница болела сидеть на стуле, а граф Гарри всё рассказывал.

Вначале Марсенас злился, слушал вполуха про приоритеты, перенасыщение, про какие-то там модели и термины. При этом граф периодически замирал, глядя в Марсенаса мёртвым стеклянным взором. Барон ничего не понимал и думал лишь об одном: «Да отстань ты от меня и дай мне делать мою работу, Тинэбрис тебя побрал!». Однако этот вёрткий тип каким-то образом понимал, что Марсенас не понимает, и начинал разжёвывать. Новоиспечённый барон мимо своей воли принимался вникать, но всё никак не мог понять, что плохого в том, что денежная масса осядет в Аннуриене. Он ведь этого и добивается!

Решив для себя, что это просто заговаривание зубов, и что белоручка граф ничего не собирается менять, заставляя деревню по-прежнему утопать в багушкином дерьме, Марсенас стиснул зубы, выслушал очередную тираду до конца и распрощался.

Граф Гарри спустился вниз. Барон Марсенас стоял, поглаживая виски — голова гудела.

Всё тот же стол. На нём навалены бумаги, огарок свечи, покрывшийся коркой льда чай, выпитый лишь на треть, перья и чернильницы. Всё бесполезное.

Он уселся за стол, положил голову на ладонь, уставился в пустоту, в которой проглядывались очертания тёмного бога, смотрящего на него с сожалением и жалостью. Внутри, клокоча, пыталась вырваться ярость, но умирала, не находя выхода. Он умирал, не находя выхода.

Хуже самого лютого врага лишь друг, мешающий сделать жизнь лучше.

— Гарри, 21-ый день Белой ханты. —

Я почуял неладное, ещё вернувшись от Марсенаса. Разговаривать с ним из-за этого было сложно. Что-то ворочалось внутри, будто пыталось пробиться. Я бы подумал, что с желудком что-то не так, так как магических проявлений почти не ощущал. Это «почти» сводило меня с ума.

В какой-то момент ощущение исчезло.

Я сидел за столом в своей башне. Вечер плавно перетекал в ночь и в свете магического огня я делал пометки в книге, которая с некоторых пор стала моим дневником. Пометки касались очередного заклинания, которое помогло бы исследовать астральные потоки в Безымянном и помогло бы зафиксировать эхо творимых чар. Структуры слагались воедино, я как раз прорабатывал замыкающий контур.

В общем чары были сложные и для их построения требовалась открытость первого узла в астральном теле. Сняв защиту, я ощутил в который раз то, что почувствовал у Марсенаса, только намного отчётливее.

Ощущение было странно знакомое, будто спустя много лет я услышал знакомую мелодию. Я замер, переведя всё внимание в астральные чувства и даже дышать перестал. Чувство повторилось. На этот раз показалось, что даже острее, но я бы не сказал это наверняка.

Это были тончайшие колебания астральных потоков, но не обычные, что давали заклинания или создавались аурами присутствия тварей. Это было похоже на то, как срабатывает моя защита вокруг Аннуриена — точечно, направленным лучом или пучком, сообщая мне об опасности. Я был почти уверен, что здесь кто-то о чём-то тоже мне сообщал.

Я потянулся по тончайшему следу, даже не заботясь о защите. Отобьюсь как-нибудь, я уже не тот слабенький чародеюшка, что был в Пандемониуме. Пробираясь сознанием всё дальше и дальше, я в какой-то момент свернул не туда, либо след исчез — я потерял ту нить, по которой шёл. Повиснув в тонком мире, я чувствовал на себе присутствие алчных взглядов, которые жаждали выпить мою силу и боялись меня в одно и то же время.

Обложив себя парой оберегов я принялся ждать, «кинув якорь». Время шло, взгляды становились пристальнее, а жажда и голод начинали преобладать над страхом. Пора было возвращаться.

«Спаси!» — зазвенело у меня в голове вместе с тем странным чувством, и дальше пустота. Звон не был режущим, от него разливалось тепло по телу и я снова взял след.

Астральная нить привела меня в Грувааль. Я не спешил выходить из астрала, наблюдая за магическими потоками, мыслями и эмоциями всех жителей деревни: почти все спали и лишь в одном доме бушевал ураган страстей.

Нырнуть и угодить в ловушку, которую я так хотел подстроить суккубе в Пандемониуме? Хотя логика и подсказывала, что ловушкой это быть не должно. Меня отчётливо кто-то звал и терять время было глупо, нужно решаться. И я рискнул, начиная сворачивать пласты реальности.

Я запустил каскад чар, который облетел астрал в поисках самого «мягкого» пути и стал замыкать астральные слои, строя перемычки. На удивление путь нашёлся очень короткий, будто бы специально для меня составленный. Пласты схлопывались, разрезались, «проклеивались» и растягивались обратно. Всё это требовало гораздо меньше сил, нежели обычный портал, но скрепы почему-то отваливались, и я на миг замер, пытаясь понять, почему. Пришлось запустить дополнительные чары, дабы склеить всё воедино и моё тело рвануло в портал.

Опустившись на деревянный пол я едва удержал равновесие, налетев на тумбу и опрокинув пустую деревянную тарелку, которая наделала грохоту — заклинание портала легло кривовато. В тот же миг я услышал крик ребёнка и плач женщины. Мужчина — худощавый полуэльф — вскочил с кресла и вытянулся в струнку. Он хотел что-то сказать, но ничего не мог придумать, шевеля ртом, будто рыба, выброшенная на берег. Женщина всё лила слёзы, а мальчик пяти лет голосил не умолкая, останавливаясь лишь на то, чтобы всосать в лёгкие воздух.