А вторая:

Знакомство Вергилия с Гаем Цильнием Меценатом (около 65—8) состоялось, вероятно, в конце 40‑го — начале 39 года. К сожалению, ничего не известно о том, где и как конкретно встретились и познакомились эти великие люди. Став другом и клиентом Мецената, Вергилий получил весьма могущественного покровителя, который щедро осыпал его своими благодеяниями. Например, Меценат подарил поэту сельскую виллу близ Нолы в Кампании[375], возместив ему потерянное отцовское имение. Кроме того, чтобы Вергилию удобно было останавливаться в Риме, Меценат предоставил в его распоряжение дом на Эсквилинском холме, неподалёку от своих садов[376].

Новый покровитель Вергилия родился в этрусском городе Арретий (современный Ареццо) в очень богатой и знатной семье Цильниев (по материнской линии), восходившей к этрусским царям (лукумонам) и некогда управлявшей этим городом[377]. Дедом Мецената по отцовской линии был всадник Гай Меценат, который в 91 году выступал в Риме против народного трибуна Марка Друза[378]. Отец же Мецената — Луций Меценат — известен лишь тем, что в начальный период гражданской войны перешёл на сторону Октавиана[379]. По своему социальному положению родители Мецената принадлежали к всадническому сословию[380].

После убийства Юлия Цезаря молодой Меценат принял сторону Октавиана и довольно быстро стал его ближайшим другом и советником. Часто именно ему поручались самые деликатные дипломатические миссии. Например, Меценат представлял Октавиана на важнейших переговорах с Марком Антонием в Брундизии в октябре 40 года, а в 36—31 годах в отсутствие Октавиана даже управлял Римом и всей Италией[381]. При этом он никогда не занимал никаких официальных постов, оставаясь частным лицом, и до конца жизни довольствовался положением всадника[382]. Впрочем, это не мешало Меценату обладать огромной властью при дворе и весьма активно участвовать в государственных делах.

Он сохранил своё положение даже после раскрытия в 22 году заговора против Августа, среди организаторов которого был ординарный консул 23 года Мурена, брат Теренции, жены Мецената[383]. Но позднее именно из-за Теренции и произошла серьёзная размолвка между Августом и Меценатом. Теренция первоначально являлась любовницей Августа[384], но затем была выдана замуж за Мецената. При этом она продолжала сохранять интимные отношения с императором[385], что, естественно, очень не нравилось Меценату, который, наравне с изменами жены, столкнулся с её холодностью и постоянными отказами выполнять супружеский долг[386]. Меценат пытался бунтовать,, заводил любовниц на стороне и даже несколько раз разводился с женой, но лишь для того, чтобы вновь вступить с ней в повторный брак[387].

В итоге любовь и ревность к жене сломили Мецената. Его нервная система из-за капризов и истерик Теренции пришла в негодность: началась постоянная бессонница, с которой он безуспешно боролся, пытаясь засыпать под тихое журчание фонтанов в своих садах, а также приглашая музыкантов, чтобы «усыпить себя с помощью мелодичных звуков музыки, тихо доносящихся издалека»[388]. Теренция не унималась, из-за чего болезнь Мецената только прогрессировала. Со временем его состояние настолько ухудшилось, что «ему в последние три года жизни не удалось уснуть даже на час»[389]. Умер он в 8 году в одиночестве, завещав всё своё огромное состояние Августу[390], так как брак с Теренцией не принёс ему детей. Раскаявшийся Август оплакивал смерть Мецената до конца своей жизни, и часто, оказываясь в ужасных ситуациях, восклицал: «Ничего этого не приключилось бы со мною, если бы живы были Агриппа или Меценат!»[391]

Меценат был искусным политиком и дипломатом, весьма мужественным и бесстрашным, но оставался при этом мягким и добросердечным человеком, мудрым и немногословным[392]. Он был единственным, кому удавалось обуздывать гнев Августа. Например, историк Дион Кассий описывает такой случай: «Меценат, представ перед императором, когда тот вершил суд, и видя, что Август уже готов многих приговорить к смертной казни, попытался пробиться сквозь обступившую императора толпу и подойти поближе, но не сумел и тогда написал на писчей табличке: «Встань же ты, наконец, палач!» И словно какую-то безделушку, он бросил её Августу в складки его тоги, а тот в свою очередь не стал выносить смертный приговор кому бы то ни было, встал и ушёл»[393]. Однако положительные черты характера Мецената несколько блёкли из-за его эксцентричности и изнеженности, тяги к яствам и роскоши, а также из-за навязчивого желания эпатировать публику своими выходками и одеждой[394].

В Риме Меценат жил на Эсквилинском холме, в роскошном дворце, окружённом великолепным садом. Самым высоким сооружением этого холма была каменная башня[395], с вершины которой открывался чудесный вид на Рим и Альбанские горы. В садах Мецената, вероятно, росли различные породы деревьев и кустарников, характерные для средиземноморского климата, были установлены великолепные статуи, разбиты прекрасные цветочные клумбы, построены мраморные беседки и изящные тенистые портики. Из садовых построек уцелела лишь так называемая «аудитория Мецената» — небольшое прямоугольное каменное здание для «рецитаций» (устных чтений), заканчивающееся в западной части полукруглой абсидой, где размещаются скамьи в семь рядов. Очевидно, в этой аудитории Меценат слушал новые произведения молодых писателей, искавших его расположения, а также своих друзей-поэтов.

Дворец Мецената был настолько роскошен и огромен, что даже сам Август, когда заболевал, предпочитал отлёживаться у своего друга[396]. К сожалению, неизвестно, как выглядело это здание, поскольку от него ничего не осталось. Скорее всего, его планировка была традиционной для I века до н. э. Дворцы римской знати по сути представляли собой сильно разросшиеся традиционные римские дома того времени. Центром такого дома считался атрий (atrium) — зала с неглубоким бассейном для дождевой воды под проёмом в крыше, которая соединяла все остальные части жилища. В атрии было принято принимать клиентов, гостей и родственников, обсуждать финансовые дела и политические новости. Не менее важным помещением, напрямую соединявшимся с атрием, был таблин (tablinum), который служил кабинетом хозяину дома. По сторонам от таблина симметрично располагались две парадные комнаты — «крылья» (alae), где обычно устраивали родственников или гостей. Здесь же находились в специальных шкафчиках восковые маски предков. Другие комнаты, соединявшиеся с атрием, служили столовыми или кладовыми. Особое помещение отводилось для кухни. Дома часто были двух- или трёхэтажные, но на верхних этажах обычно помещали рабов. Таблин соединялся с перистилем (peristylium) — внутренним двором, окружённым по периметру крытой колоннадой, центр которого занимал небольшой садик с бассейном, фонтанами и статуями. Вокруг колоннады располагались многочисленные комнаты: столовые (triclinium), спальни, ванные, библиотеки, гостиные, залы для бесед (exedra). Дворцы римской знати обильно украшались мраморными плитами и колоннами, бронзовыми и мраморными статуями, фресками и картинами[397].