— А, не обращай внимания. — Саймон тонкими пальцами коснулся обмотанного повязкой лба. — Это я, если угодно, разговариваю сам с собой. За вечность в одиночестве ещё и не такими дурными привычками можно обзавестись…

Распахнув тяжёлые створки в конце коридора, Ферн убедился, что за ними действительно часовня Идона, или, вернее, часовня Кошмара. Саймон дал ему ещё несколько дельных советов: например, как незамеченным миновать площадь, по которой бродят двое церковных палачей, и где поискать камни-кровавики для заточки оружия.

— Да, и вот ещё, — сказал Саймон в спину Ферну, когда тот, попрощавшись и поблагодарив, направился к выходу. — Не советую тебе драться со всеми подряд — где можно обойти, лучше обойди. Но вот если вдруг случайно увидишь… — Он на мгновение замялся, словно подбирая слова. — Если увидишь такую Охотницу… Девушка лет двадцати с небольшим, очень светлые волосы, голубые глаза. Вооружена Убийцей чудовищ… Постарайся убить её, хорошо? По возможности быстро, без мучений. Это моя… Личная просьба.

— Хорошо, понял. — Ферн обернулся и кивнул. — А кто она?

— Приёмная дочь моего друга, — глухо сказал Саймон и отвернулся.

— Какого друга? Его я тоже могу найти здесь?

— Скорее всего да. — Бывший наблюдатель Церкви Исцеления вдруг откинул капюшон и стянул с головы грязную повязку. На Ферна глянули глубоко запавшие серые глаза, обведённые тёмными кругами постоянной усталости и беспредельной боли. — Он много грешил в своей жизни. Он служил тем, кто залил Ярнам кровью и пытался похоронить следы своих злодеяний в очищающем пламени. Так же, как и я сам. Но… Он всего лишь делал то, что должен был. Он был человеком слова. Человеком чести, насколько это можно вообще сказать о нас, слугах Церкви Исцеления.

— Опиши мне его. — Ферн развернулся и шагнул к Саймону. В сердце толкнулось болезненное предчувствие — он уже догадывался, о ком идёт речь.

— Его зовут… Звали Брадор. — Лицо Саймона оставалось невозмутимым, но голос едва заметно дрогнул. — На его долю выпали такие испытания…

— Я слышал, — осторожно вставил Ферн. — Джура рассказывал. Лоуренс…

— Лоуренс, да, — вздохнул Саймон. — Но это только окончание его истории. А что было до того… Рита. Его напарница, его ученица… Она поддалась опьянению кровью. И ему пришлось… — Он замолчал и глянул в сторону.

— Так он сам… — Ферн сглотнул. Окончание фразы просто застряло в горле.

— Да. — Саймон кивнул. — Это была его работа — устранять… Последствия применения Древней Крови. Той самой крови, которой я только что вылечил тебя. Мы сражались с чудовищами, порождёнными кровью, и этой же кровью залечивали раны, которые они нам наносили. И то, что ни он, ни я всё же не обезумели и не обратились, — теперь я понимаю: это и есть наше наказание, наш кошмар, который начался ещё при жизни и продолжается здесь. Мы до самого конца оставались в полном рассудке, мы понимали, что происходит… И перед смертью мы полностью осознали, что творили всю жизнь. Мы это заслужили. — Он жёстко глянул на Ферна. — Бойся Древней Крови. Бойся её голоса в своей голове. Бойся мыслей, которые могут показаться чужими. Знаешь молитву Церкви? «Грязные твари будут искушать нектаром и заманивать все глубже. Всегда помни о бренности человеческой. Их воля слаба, разум молод. Если бы не страх, смерть никто бы не оплакивал».

— Я помню, — прошептал Ферн. — Я проклят, я это знаю. Я семь лет проходил переливания.

— Семь лет — это много. — Саймон сочувствующе покивал. — Следи за собой. Будь внимателен. Иначе… Ты рискуешь причинить вред тем, кто тебе дорог. Как Людвиг.

— А что с ним случилось?

— Он обратился и напал на товарищей по отряду. Его трансформация была настолько ужасна, что именно его облик преследовал меня в кошмарах постоянно, пока я не умер, а теперь… — Саймон глянул куда-то в ту сторону, в которую намеревался отправиться Ферн. — Теперь он здесь. Мой собственный кошмар… Я очень надеюсь, — он хрипло кашлянул, скрывая судорожный вздох, — что это действительно просто мой кошмар. Он обитает там, в здании, примыкающем к Залу исследований. Отчасти поэтому я не могу пройти дальше. Я знаю, что мне его не одолеть.

— Если Кошмар у каждого свой, это означает, что для меня его там не будет? — уточнил Ферн.

— Я не знаю. Законы этого места неподвластны нашему пониманию. Есть только один способ выяснить это — пойти и проверить. Но, если ты найдёшь его там… — Саймон снова отвернулся и обхватил себя руками. — Если ты сможешь убить его и освободить его сознание от Кошмара… Я буду тебе очень благодарен. Я бы сказал — я буду у тебя в долгу, но… Вряд ли тебе нужны какие-то услуги от призрака, обитающего в Кошмаре.

— А ты сам… — Ферн хотел задать совсем другой вопрос, но в последний момент передумал и спросил: — А сам ты как умер?

— После того, как Брадора забрала Церковь и заперла в камере для особо опасных прест… подопытных, я взялся выполнять его работу. И, конечно, первый же обратившийся высокопоставленный клирик убил меня. Я никогда не был и вполовину так же силён на Охоте, как Брадор или Рита.

— Так зачем ты тогда вызвался?.. — вырвалось у Ферна. Саймон глянул на него так, что слов больше не понадобилось.

— Я думаю, что те, кто принял меня на эту службу, верно оценили ситуацию, — глухо сказал бывший наблюдатель Церкви. — Они понимали, что я слишком много знаю, но не могли отдать прямой приказ о моём аресте или ликвидации. За мной не было никакой вины, а Церковь… Милосердная Церковь не убивает людей без причины. — Он испустил хриплый смешок. — А так… По сути, я оказал им услугу — им не пришлось думать, как деликатно избавиться от пронырливого шпиона, намерения которого после смерти Лоуренса никто не взялся бы предугадать.

— Понимаю, — пробормотал Ферн, хотя на самом деле понимал всё очень смутно, и всё-таки задал тот самый вопрос, который вертелся у него на языке изначально: — А ты не хотел бы, чтобы кто-то… Освободил от Кошмара тебя самого?

— Я ещё не выполнил свою задачу, — твёрдо сказал Саймон. — Я не трус и не сдамся без сражения. Знаешь… Когда Людвиг обратился, он очень мучился. Трансформация была просто ужасной. И я пробрался в подвал Зала исследований и предложил Людвигу… Помочь с этим. А он отказался. Сказал, что хочет даже в таком состоянии принести как можно больше пользы человечеству. Согласился, чтобы церковные врачи испытывали на нём разные новые препараты. Он был… Настоящим героем.

— Понимаю, — после короткого молчания сказал Ферн. — Если я найду его здесь — обязательно постараюсь сделать то, о чём ты просил. Ведь, в конце концов, я — Охотник мастерской Людвига. — Он коснулся рукояти Священного клинка над плечом. — Я сражался с чудовищами, веря в то, что продолжаю его дело. И пусть, возможно, он во многом ошибался — и мы вслед за ним, — тем не менее его намерения были благородны, и он был и остаётся для нас примером храбрости и самоотверженности. И я горжусь тем, что сражаюсь этим мечом, носящим его имя.

— Спасибо, Охотник. — Саймон поклонился. — Желаю тебе удачи. Да воссияет над тобой рассвет. — Он резко развернулся и скрылся в коридоре, ведущем в часовню.

Ферн постоял ещё мгновение, глядя ему вслед, а потом начал неторопливо взбираться на гребень каменного наплыва, наполовину поглотившего здание с плоской крышей.

Вдали, на отвратительно искажённых, таких знакомых и незнакомых улицах, раздавались дикие крики обезумевших Охотников, визг заражённых, выстрелы и лязг трансформируемого оружия.

Кошмар продолжался.

Вид зданий и надгробий, вросших в землю и камень под самыми разными углами, вызывал головокружение — через некоторое время начинало казаться, будто они все раскачиваются в разные стороны и не в такт между собой. Отсутствие запахов (даже кровью здесь почему-то не пахло, хотя она текла и хлюпала под ногами) ещё усиливало ощущение нереальности происходящего. Да, Ферн осознавал, что он и так находится не в мире яви; но всё же опасности здесь были вполне реальны, и свойственная путешественникам по миру сновидений беспечность могла обойтись очень дорого.