Нужные слова будто бы сами появились в голове.

«Бойся Древней Крови».

Почему он так уверен, что это и есть таинственный пароль от запертых много лет назад ворот, ведущих в лес, окружающий заброшенный университет?

Виски снова кольнуло холодом и озарением.

«Наследник кровавого ритуала, проповедник служения. Положи руку на священное покрывало алтаря и отпечатай в своей плоти изречение Мастера Лоуренса».

Ферн опустился на каменную ступеньку, сквозь трещины в которой пробивалась трава.

Было?..

Вихри из мозаичных плит, витражных окон, белой шерсти и крови. Молитвенно сжатые лапы чудовища, золотое сияние, алые брызги. Свист клинка, визг зверя, звон разбившейся склянки с Мглой оцепенения. Боль, укол, жжение, снова боль. Усталость, обречённость… Снова белая шерсть и кровь. И — недоверчивая радость, когда чудовище, издав последний агонизирующий вопль, падает на плиты пола, на которых уже не разглядеть мозаичных узоров — под ногами всё сплошь красное, блестит в свете свечей. По алой глади рябью проходит угасающее эхо жизни.

«Спасибо…» — слышит Ферн в этом эхе. И не верит, что слышит это.

Чудовища не умеют говорить.

Особенно мёртвые чудовища.

«Если бы не страх, смерть никто бы не оплакивал».

— Почему ты не переодеваешься? — с тревогой спросила Арианна, укутывая дрожащую Эмили заштопанным плащом. — Простудишься, а в твоём положении…

— Всё в порядке, мне не холодно, — стуча зубами, прошептала девушка. — Не хочу… Не хочу случайно разбудить Кори. Пусть отдохнёт.

— Но ты скажешь ему? — Улыбка мигом пропала с лица бывшей «женщины из тени», когда Эмили от этого вопроса дёрнулась, как от пощёчины. — Что такое, милая? Не хочу лезть не в своё дело, но… У вас что-то не так?

— Нет, нет… — Эмили вцепилась в края плаща, словно пытаясь спрятаться в его складках от неудобных вопросов. — Просто… У него сейчас и без того забот хватает. Вы же знаете, как он за меня переживает. А если он ещё узнает… — Она, не сдержавшись, всхлипнула.

— Понимаю, — мягко сказала Арианна, заботливо обнимая девушку, чтобы согреть побыстрее. — Что ж, это ваше семейное дело. А твоё самое важное дело сейчас, милая, — беречь здоровье. Теперь оно принадлежит не только тебе. Давай, садись поближе к огню. Я принесу тебе чаю. И чего-нибудь поесть.

Согревшись, Эмили сама не заметила, как задремала.

«Что это… Я заснула?»

Эмили, отбросив плащ, резко поднялась со скамьи — и, беззвучно охнув, снова села, чтобы не упасть: голова закружилась, в ушах противно запищало. Да, надо быть осторожнее…

Дождавшись, пока туман перед глазами рассеется, девушка огляделась по сторонам и охнула снова. Похоже, проспала она довольно долго: в часовне не осталось никого, кроме задремавшей на своём стуле Флоренс и, конечно, Агаты, который, услышав шорох, испуганно обернулся и уставился на Эмили незрячими глазами.

— Милая… Это ты?

— Да, это я, не беспокойся. — Эмили снова поднялась, на этот раз осторожно, и подошла к смотрителю часовни. — Долго я спала?

— Да. девочка, — проскрипел Агата. — Уже вечер. Я даже начал волноваться.

— А Кори? — Эмили встревоженно оглянулась на лестницу, ведущую на второй этаж. — Он уже ушёл?

— Да, кажется, я слышал его шаги. Спроси у Флоренс. Тут была какая-то суета, но мне никто ничего не объяснил… — Агата жалобно всхлипнул и сложил костлявые руки перед грудью в молитвенном жесте.

Эмили осторожно приблизилась к скорчившейся на стуле старушке: ей не хотелось будить её, если та действительно забылась недолгим сном. Но Флоренс, почувствовав её приближение, вскинулась и подняла голову. На Эмили глянули покрасневшие, припухшие глаза.

— Что случилось, матушка Флоренс? — испуганно спросила девушка, наклоняясь и беря старушку за руку.

— Ох… Как же так, как же так… — забормотала пожилая леди, закрывая лицо второй рукой. — Как же так получилось… — И она тихо и горько заплакала. Плечи её тряслись, голова склонялась всё ниже и ниже. Эмили опустилась на колени и попыталась заглянуть Флоренс в глаза.

— Что случилось? Расскажите мне…

— Ох, — старушка ненадолго убрала руку от лица. Взгляд её был полон горя и тоскливого непонимания. — Наша викарий… Наша заступница… Ох, дитя… — И старушка снова безутешно зарыдала.

— Викарий? — переспросила Эмили, поднимаясь на ноги. — Амелия?..

При звуке этого имени Флоренс заплакала ещё горше и замотала головой, сжимая виски ладонями, будто пытаясь не впустить в мозг страшное известие.

Эмили ещё немного в нерешительности постояла рядом с пожилой дамой и, покачав головой, вернулась к Агате.

— Флоренс, кажется, пытается сказать, что с викарием Амелией случилось что-то плохое, — сказала она.

Агата скорбно опустил голову.

— Да, я слышал что-то такое от Охотников, которые проходили сквозь часовню. Но они говорили слишком тихо, потому что видели, что ты спишь. И я… — Агата испуганно глянул на Эмили снизу вверх. — Я боюсь, что случилась беда.

— Пойду разузнаю, что там такое. — Эмили решительно направилась к лестнице на второй этаж.

— Куда ты? — испуганно окликнул её смотритель. — А как же…

— Кори ушёл, сейчас вечер, он до утра не появится, — коротко проговорила девушка, не оборачиваясь. — Я быстро.

Через пару минут она спустилась в зал уже в охотничьем плаще, с тростью-хлыстом в правой руке и с пистолетом в левой и, не замедляясь, пробежала через часовню до выхода в Соборный округ, чтобы Агата не успел окликнуть её.

Багровый шар солнца дрожал над шпилями Соборного округа, как наполненный кровью пузырь; казалось, ещё немного, и остроконечные крыши проткнут его, и улицы Ярнама зальют потоки остро пахнущей алой жидкости…

Эмили, держа трость наготове, быстро поднималась по лестницам, ведущим к Главному собору. Всё выше, выше… Величественное здание увенчивало этот район города, как корона. И каждый из здешних обитателей знал, что алтарный зал Главного собора, где проводятся кровослужения, куда сотни ярнамитов ежедневно приходят за своей порцией исцеления и благословения Великих, — это ещё не «голова» Церкви. Все тайны скрывал Хор — верхний ярус собора, куда не было доступа горожанам и даже простым служителям Церкви. И где-то рядом находился таинственный Приют — место, куда церковники забрали многих маленьких временных подопечных Эмили. Ни одного из них она с тех пор больше не видела. Оставалось надеяться, что с ними всё хорошо…

Усталый закат заливал все закоулки чернильными лужами глубокой тени. В них мог скрываться кто угодно… Эмили зажгла висящий на поясе охотничий фонарь, но с него было мало толку: он, казалось, только сгущал темноту там, где она до сих пор оставалась полупрозрачной.

А вот и собор. Вход охраняют мрачные церковные стражи с лицами белыми, как фарфоровые маски (а может, это и есть маски, скрывающие их истинные лица — нечеловеческие лица?..) Эмили проскальзывает мимо них, надеясь, что они пока ещё в своём уме и не решат напасть, приняв её за врага.

Под неживыми и незрячими, но почему-то ощущаемыми всей кожей взглядами статуй с уродливыми миндалевидными головами, застывших по обе стороны широкой лестницы, Эмили медленно поднимается в алтарный зал. И запах — такой знакомый резкий, горький запах заранее готовит её к тому, что откроется её взору через пару мгновений…

Пусто. И только кровь, кровь кругом — на полу, на стенах, на алтаре. И вроде бы клочья…

Эмили осторожно наклоняется, разглядывая на мозаичных кругах каменного пола…

…клочья белой шерсти? Пропитанные кровью, но цвет всё ещё кое-где различим…

А на алтаре…

— Викарий? Госпожа Амелия! Где вы?

…а на алтаре — череп того, кто был Первым Викарием, но стал далеко не первым чудовищем.