— Это… Долго объяснять. — Эмили, совладав с собой, снова приблизилась и демонстративно опустила трость на пол, разглядев наконец лежащую женщину: залитые кровью белые одеяния, на глазах повязка, треугольный колпак валяется рядом. Хор?.. — Я не собираюсь вас убивать, наоборот… Я немного врач, я могу помочь… Если это ещё возможно.
— Вот как… — В голосе собеседницы прозвучало плохо скрываемое сомнение. — Это очень странно, но… Я не откажусь от помощи, я же не сумасшедшая. Если вправду можешь помочь… Буду очень благодарна. Ох… — Она помолчала, явно пережидая приступ боли, потом медленно выдохнула. — А если… Не получится… Я прошу тебя, будь милосердна к мастеру Виллему. Он и так настрадался… Если этот ненормальный не убил старика, конечно.
— Какой ненормальный? Что тут произошло? — Эмили опустилась на колени перед женщиной и сняла со спины заплечный мешок с припасами. Она задавала вопросы, а руки будто бы сами по себе выполняли привычную работу: разрезать окровавленную одежду, осмотреть раны, обработать, прикинуть, нужны ли швы…
— Ну, тот Охотник, который… А-а-а… Ничего, ничего, потерплю. Тот, который меня так отделал. Он решил, что убил меня… обшарил… А-а! Ох… Обшарил мои карманы и пошёл дальше. В лунарий, к мастеру Виллему. И не вернулся. Ох, боюсь… М-м-м…
— Всё, уже всё, — пробормотала Эмили, обрезая нить, которой зашивала рану. — Вы очень сильная. Многие мужчины, которым я накладывала швы, вопили и брыкались так, что мне приходилось звать на помощь, чтобы их кто-то подержал.
— Ну, у нас тут всегда было… Скажем так, не очень легко. — Женщина подняла руку и стянула с лица повязку. Эмили уставилась ей в лицо: немолодая, серые глаза обведены тёмными кругами, волосы то ли светлые, то ли совершенно седые. — Я привыкла к боли. А почему ты лечишь меня… Так, по старинке? У тебя нет крови?
— Есть… — Эмили растерялась. Она совершенно не была уверена в том, что этой странной женщине в одеяниях высших иерархов Церкви Исцеления следует рассказывать о её сомнениях насчёт целительной Древней Крови. — Просто я…
— Просто ты решила не тратить её на незнакомку, да ещё и, возможно, на врага. — Женщина устало прикрыла глаза. — Что ж… Понимаю.
— Нет, не в этом дело! — запротестовала Эмили. — Просто вы… Вы из Хора, верно? Вы ведь знаете, что творится в Ярнаме?
— А… — Женщина снова открыла глаза. — Вот ты о чём. Ты не хотела… Опасалась оказаться наедине со зверем. Боялась, что я обращусь в чудовище так же, как… Наш глава когда-то. Как Лоуренс.
— Н-ну… Примерно так, — пробормотала Эмили, пряча взгляд.
— Примерно? То есть дело всё-таки не в этом? А в чём же?
— Просто… — Эмили глубоко вздохнула и стиснула руки перед грудью. — Я… Не доверяю Древней Крови. Меня ни разу не лечили ею, я ни разу не проходила кровослужения. И, возможно, только благодаря этому я…
— Благодаря этому ты — до сих пор человек, — закончила за неё бывшая служительница Хора. — Что ж, понимаю тебя. О Идон всевидящий, я как никто понимаю тебя! — Она прерывисто вздохнула. — Я стольких коллег и друзей потеряла… Я вернулась сюда, надеясь, что мастер Виллем за эти годы нашёл хоть какие-то ответы… А нашла только… Нескольких бывших однокурсников, почти лишившихся рассудка от одиночества и отчаяния. Мастера Виллема, беспомощного, неподвижного… И мою малышку Ром… В таком состоянии… — Женщина прикрыла глаза и закусила губу. — Я помогала им чем могла. Ректор уже совершенно не способен позаботиться о себе. А Ром… Ей уже ничего и не требовалось. Она уже не принадлежит… Не принадлежала миру яви.
— Не принадлежала?..
— Да. Тот Охотник… Я знаю, зачем он явился. Кто-то сказал ему, что Ром охраняет врата в Кошмар. Кто-то, кому нужно, чтобы кошмар стал явью…
— А что делает… делала Ром на самом деле?
— Ром осталась вершить ритуал, сдерживающий Кровавую Луну. Только она одна могла… Скажи мне, добрая не-Охотница… Луна на небе… Она красная?
— Да, — прошептала Эмили, уже зная, что будет произнесено дальше.
Служительница Хора закусила губу сильнее. Из уголка ее глаза к виску покатилась капелька, блеснувшая в свете факела.
— Это означает, что моя милая Ром погибла, — прошептала женщина. — И… Это означает, что миру пришёл конец. Кошмар вырвался в мир яви. Тот Охотник… Да, он не знал, что творит, он хотел спасти всех, но… Он погубил всех нас. Ярнаму конец. Всему нашему миру — всему тому, что мы знали и любили, теперь настанет конец.
13
Неужели явь обернулась кошмаром?..
Или она всегда им и была?
Ферн метался по часовне, не решаясь выбрать направление. Куда бежать, где искать Эмили? Что вообще происходит, почему Агата ведёт себя так, будто…
Внезапное озарение обожгло космическим холодом. Он… Во сне? И как же теперь проснуться?
Выбежав из дверей часовни, Ферн бросился вверх по лестницам Соборного округа — зачем-то ноги сами несли его к Главному собору. Поднимаясь по его широкой лестнице, Охотник вдруг увидел у перил на самом верху какую-то тёмную кучку то ли тряпья, то ли…
Ползли по ступеням тоненькие ручейки крови, срывались каплями всё ниже и ниже, и следом за ними будто бы липким туманом стелилось по каменным плитам хриплое тяжёлое дыхание…
Охотник несколькими прыжками взлетел на верх лестницы и бросился на колени рядом с нахохлившейся, как настоящая ворона, Эйлин.
Старая Охотница дышала рвано и тяжело, с присвистом, опущенная голова её бессильно покачивалась в такт дыханию. Ферн положил ей руку на плечо.
— Госпожа Эйлин… Что с вами? Кто это вас так?.. У вас кровь закончилась? Сейчас я… — Он потянулся к подсумку, но Эйлин покачала головой.
— Не волнуйся, мальчик… Есть у меня кровь, всё будет хорошо. Просто надо… Отдохнуть, да… А ты… Берегись, не ходи в собор, там… — Она кашлянула и тихо застонала. — Там засел один… Он — моя добыча, уходи, это мой счёт.
— Кто там? — Ферн с тревогой оглянулся на распахнутые двери собора. — Это он вас ранил? А почему он не выходит, не… — Он хотел сказать «добивает», но не смог произнести этого. Эйлин выглядела… Умирающей. А Ферну очень не хотелось верить в то, что он видел.
— Затаился и ждёт, — выдохнула Эйлин. — Не знаю, чего… Он… Он безумен, разве он будет действовать логично? Уходи, пока он тебя не заметил.
— Вы точно подлечите себя? — с сомнением спросил Ферн. — Давайте я вколю вам кровь…
— Иди-ка ты отсюда! — сердито выдохнула старая Охотница. — Не заставляй меня… Ещё и за тебя переживать.
— Ну уж нет. — Ферн решительно помотал головой. — Я вас тут одну не оставлю. Давайте я отнесу вас в часовню. Тут недалеко, да вы и сами знаете. — Он поднялся на ноги и, не обращая внимания на шипение и слабые попытки сопротивляться, взял на руки старую Ворону. Она оказалась лёгкой, будто перья её костюма поддерживали её тело в воздухе, как у настоящей птицы.
«Ох, как бы сейчас мне пригодилась помощь Эмили…» — мелькнула горькая мысль. Ну что ж, раз они с женой оказались по разные стороны барьера, отделяющего сон от яви, придётся справляться самому.
Уложив Эйлин на тюфяк в комнатке, служившей Эмили лазаретом (и мимолётом удивившись: почему здесь так затхло и пыльно, будто бы комнату не открывали и не проветривали уже очень давно?), Ферн, несмотря на протесты, вколол раненой Охотнице пару шприцов крови. Дождавшись, пока она перестанет тихо постанывать от боли и расслабленно откинется на набитую соломой подушку, он помог «пациентке» улечься поудобнее и накрыл ветхим одеялом.
— Так-то лучше, — пробормотал он. — Давайте-ка снимем с вас маску, и вы отдохнёте. Здесь безопасно. Сейчас принесу вам поесть.
— Неугомонный ты, парень, — проворчала Эйлин, стягивая свой «клюв». — Такие долго не живут, ты знаешь?..
— Сколько надо, столько и проживу, — отмахнулся Ферн и вышел из комнаты.
В часовне всё было не так… Охотник с трудом отыскал скудный запас еды, налил в надколотую кружку чистой воды и вернулся в лазарет. Эйлин дремала, но при звуке шагов вскинулась и сжала рукоять сложенного Клинка Милосердия, которую так и не выпустила из руки.
