Великий, что за чушь я несу?

Деймин, судя по взгляду, думал точно так же. Но комментировать не стал.

Снова воцарилось молчание, и стало ещё хуже. Мне было настолько не по себе, что захотелось спрыгнуть с понтона и переплыть на другой берег озера. Или утопиться. Щёки пылали, словно их прижгли раскалённым железом. Я поёрзала на месте, привлекая внимание Дея. Он повернулся ко мне и уставился, словно видел впервые, рассматривал. Я стоически держалась, смотрела исключительно на собственные потёртые кроссовки. Не то, чтобы не было возможности купить новые. Просто эти очень удобные. И вид собственной поношенной обуви рядом с таким идеальным Деймином заставил засмущаться ещё сильнее.

Что я здесь делаю? Почему я вообще допускала мысли о нас, как о паре? Да мы как огонь и вода — просто не можем существовать друг с другом! Я — малопривлекательная, ничем не выдающаяся бездарность в потёртых кроссовках. И он — идеален во всём, красив, как произведение искусства, одарён, в ослепительно белых кедах… Да я рядом с ним выгляжу оборванкой, серой мышью, чьей-то тенью.

Дей хотел что-то сказать, и я приготовилась-таки спрыгнуть в воду, но зазвонил его хрон.

К моему удивлению, парень не стал уходить, чтобы поговорить без лишних ушей, а ответил, не сходя с места.

— Да, миссис Сорт.

И мои глаза вылезли на лоб. Сорт — фамилия Джейми. Совпадение? Сомневаюсь.

— Да, всё хорошо. Чуть позже скину. Да не за что. Я стараюсь, но вы же знаете своего сына, это очень сложно. Звоните в любое время и по любым вопросам. Всего хорошего.

И Деймин свернул экран.

Я не смогла сдержать любопытства.

— Миссис Сорт?

Дей как-то странно посмотрел на меня, как будто обдумывал что-то, а потом заговорил.

— Четыре года назад Джейми первый раз приехал в «Тайну», попал в дом младших, где я был младшим воспитателем. Собственно, на средних я перешёл как раз из-за Джейми. Его родители обратились ко мне с просьбой быть на чеку, вызвав тем самым кучу вопросов. Понятно, что любой родитель волнуется, впервые оставляя своего ребёнка под опеку чужих людей. Но быть на чеку?

Деймин устало потёр лицо ладонью, повернулся ко мне и посмотрел прямо в глаза.

— У Джейми редкое заболевание. Ты ведь заметила, что он выглядит младше своего возраста? Это не просто так. Его сердце развивается гораздо медленнее, чем растёт весь остальной организм, — Деймин невесело хмыкнул, — вроде мышца, а прокачать нельзя. И в любой момент оно просто не выдержит нагрузки. Остановится.

Мои глаза увеличились до размеров любимых сервировочных тарелок моей мамы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— В каком смысле? — я плохо понимала, что именно сейчас сообщил мне Деймин. То есть этот маленький мальчик может в любой момент упасть замертво и больше никогда не открыть свои невероятные голубые глазки? Это как так? Разве может существовать мир без Джейми Сорта?

— В прямом. Я знаю, что вы сблизились, Джейми говорил, что общались весь год, и ты всё равно узнаешь, когда это произойдёт… Думаю, будет легче принять, если будешь готова…

— Да как к такому можно подготовиться? — я искренне не понимала, о чём он говорит. — Почему, если ребёнок болен, вместо того, чтобы лечить, родители отправляют его одного по лагерям? Да он тут носится, как угарелый! Ему же нельзя!

Я вскочила с насиженного места, мои глаза метали молнии. Что если прямо сейчас Джейми где-то там умирает, пока мы здесь прохлаждаемся? Надо же что-то делать!

Я начала расхаживать по понтону взад и вперёд, мой мозг пытался придумать что-то, но мысли не хотели собираться в кучу. Я была близка к настоящей истерике.

Деймин поднялся вслед за мной и не придумал ничего лучше, чем притянуть меня к себе и крепко обнять, впечатывая в своё мускулистое, приятно пахнущее тело, и меня прорвало. Я зарыдала. А Дей стал нежно поглаживать меня по спине, успокаивая.

— Вия, ничего нельзя сделать. Это произойдёт. Ты же знаешь, даже ренхенские целители не лечат сердце. Конечно, можно было бы запереть его дома, не позволять вставать с кровати, это, возможно, продлило бы мальчику жизнь на год. Но нужна ли такая жизнь? Подумай сама. Его родители хотят, чтобы он прожил всё, что ему отмерено, счастливым ребёнком. Обычным, таким как все. Чтобы он познавал мир через доступные детям средства — бегая, ползая в грязи и падая. Чтобы он смеялся и радовался вместе с друзьями. Разве они не правы?

— Я бы не смогла отпустить от себя ребёнка на три недели, зная, что он уже может не вернуться, — пробубнила Деймину в грудь сквозь слёзы.

— Они звонят мне каждый вечер, и я пересказываю, как прошёл день Джейми. Они просили об этом четыре года назад. Собственно, в этом году я только из-за мальчика и приехал. Не знаю, как быть в следующем. Я уже буду на службе…

Деймин замолчал, а я немного успокоилась от его мягкого тона и поглаживаний, обдумывая всё, что он сказал.

— А ещё я снимал его для них. Да рука не поднялась удалить снимки.

— Ты делал что? — я отстранилась от такой уютной груди Ратсела-младшего и заглянула парню прямо в глаза.

— Да, — Дей невесело хмыкнул, — я вообще злостный нарушитель магитарианских законов. Смотри.

Деймин развернул свой хрон, увеличил экран, и в паре сантиметров от его ладони засветилось изображение маленького Джейми. Снимок явно был сделан несколько лет назад. Мальчик озорно улыбался. А на следующем фото он куда-то бежал, сверкая голубыми глазами. Были снимки и с прошлого года, где Джейми играл в теннаг, купался в озере, танцевал на дискотеке…

Это просто невероятно. Четыре года назад, фактически для чужих на тот момент людей, Дей добровольно согласился на преступление. И делал это регулярно, судя по огромному количеству изображений.

Фотографировать на Магитаре строго запрещено. Наличие чужих снимков на твоём алла или хроновике приравнивается к использованию личных данных, что также строго запрещено, является преступлением против личности и карается по закону. Как правило, блокировкой магии для магов и тюремным сроком для немагов. Боятся все, поэтому не нарушают.

Нет, конечно, личные данные и фотоснимки можно использовать, но лишь с письменного разрешения специальных органов, заверенного нотариально. А для этого, соответственно, надо обращаться к нотариусу, чьи услуги стоят очень дорого, да и очереди к ним на полгода вперёд. В общем, оно того не стоит.

— Джейми знает?

— Да, — ответил Дей, сворачивая хрон, — Сорты ничего не скрывают от сына. Он каждые полгода проходит обследование, но врачи не могут обозначить сроки… Констатируют лишь то, что сердце мальчика работает неровно и с большими остановками. Только окружающим не говорят о его болезни. Не хотят, чтобы на сына смотрели с жалостью… В лагере знаю только я и директор. Знают его учителя и тренер по теннагу. Джейми пару лет назад захотел заниматься…

— А почему ты с ним мало общаешься в этом году? — я сдала мальчика, не подумав. Нехорошо получилось. Теперь Ратсел знает, что он мне жаловался.

Деймин улыбнулся и заправил прядь моих волос, выбившуюся из хвоста, собранного на макушке, за ухо, провоцируя табун мурашек. И это, к слову, было совершенно бесполезно. Мои волосы не слушались ни меня, ни расчёску, и топорщились в разные стороны даже под флаконом лака для волос.

— Его родители считают, что будет лучше постепенно свести наше общение к минимуму. Потому что я заступаю на службу и не смогу проводить с мальчиком столько времени, сколько проводил раньше. В следующем году даже летом не увидимся. Я не думаю, что это правильно, но спорить не стал.

Я кивнула, и мы замолчали, каждый думал о своём. Лёгкий ветерок ласкал мои волосы, словно поглаживая, успокаивая, тихий плеск воды вызывал умиротворение, будто сговорившись с ветром. Подруга-природа всегда понимала меня лучше всех.

Деймин тоже молчал и смотрел на воду. Он был напряжён, но по-другому и быть не могло после подобного разговора.