Рита, встретившись с проницательным сапфировым взглядом, резко отшагнула назад, едва не упав. Она не была против, но все еще не могла сохранять спокойствие в присутствии Игоря Сергеевича. Вздохнув, физик подошел к ней и взял за руку, точно так же, как в тот день, когда рассказывал о своих первых рабочих днях в другой школе.

– Ты меня боишься? – прямо спросил Игорь Сергеевич.

Рита пришла в ужас, даже не догадываясь, что и учитель долго собирался силами, чтобы начать этот сложный разговор. Физик был выше нее, и девушка чувствовала себя глупой первоклассницей, испортившей классный журнал. Она понимала, что должна ответить «нет», но слова не желали произноситься, застряв тяжелым комком где-то в грудной клетке.

– Значит, – Игорь Сергеевич склонился над оцепеневшей Ритой, заправил белокурую прядь волос ей за ухо и прошептал, – боишься.

Рита, высвободив руку и отскочив назад, почувствовала позади себя преграду – мягкие кресла актового зала, обитые бордовой тканью. Все внутри горело странным огнем, и Зуева в очередной раз возненавидела жеребьевку. Когда рядом были Олеся и Семен Юрьевич, девушке было проще. Да, она все равно ошибалась, но присутствие Игоря Сергеевича не давило на нее так, как сейчас.

– В понедельник мы начинаем готовить твой урок для седьмого «А», – напомнил он, оставаясь на месте. – Скоро концерт. Впереди – учебный год. А ты и слова произнести в моем присутствии не можешь.

Игорь Сергеевич уже пожалел, что согласился на эту авантюру. Пожалел, что поддался на горящий взгляд Риты и кивнул, когда она все же нашла способ выступить вчетвером. А еще он пожалел о том, что привел ее в актовый зал и остался с ней наедине.

Впервые учитель подумал о том, что Рита никогда не была влюблена в него, как ее одноклассницы.

Она любила его. И это было опасно – не только для нее, но и для него тоже. Для них обоих.

– Рита, я все знаю. – Тихий голос физика разрезал тишину. – И в этом, поверь мне, нет ничего страшного. – Он никогда не лгал, но хрупкое душевное равновесие Риты стоило любой лжи. – Правда.

Девушка вскинула голову, явно не ожидая поворота разговора в такую личную для нее сторону. Но раз учитель был с ней откровенен, Рита решила ответить тем же. Быть может, после этого разговора все станет намного проще.

– Это совсем не страшно, Игорь Сергеевич, – прошептала она. – Это просто… неправильно. Я испугалась, когда поняла, что буду выступать вместе с вами, поэтому так живо откликнулась на идею Олеси. Я чувствую себя неловкой в вашем присутствии, глупой. Я не попадаю в ноты, потому что слушаю, как вы играете, пытаясь словно отпечатать это в своей голове, потому что знаю, что после концерта все закончится. Я боюсь этого выступления и в то же время жду его. И все это… – Она развела руками. – Все это очень сложно.

Уже второй раз Рита позволила себе быть откровенной с учителем. И пусть ее «я люблю вас» не прозвучало вслух, но им было пропитано каждое произнесенное девушкой слово. Игорь Сергеевич осознавал, что не понимает, что ему делать с этим, а потому поступил так, как не делал уже очень давно – поддавшись эмоциям и доверившись собственной интуиции.

– Я обещал тебе, что научу не бояться. – Физик протянул Рите руку, и она неожиданно смело вложила в нее свою ладонь. – Мы начнем с самого простого. Я сделаю так, что ты перестанешь нервничать в моем присутствии.

– С простого? – усмехнулась Рита. – Вы уверены?

– Вот видишь, можешь шутить, – ответил учитель. – Значит, мы на верном пути.

Рита не знала, в чем точно заключалась особая методика Игоря Сергеевича, казалось, он и сам в ней периодически сомневался. Они делали все то же, что и раньше, но как-то по-другому. И в определенный момент, когда Олеся повисла на ее шее, Рита поняла, что все получилось.

– Ты спела идеально! – закричала Афанасьева. – Семен Юрьевич, а вы ни разу не наступили мне на ногу! Сегодня исторический день!

Это случилось за два дня до концерта. Счастливая Олеся тут же убежала домой, физрук вернулся в спортзал, где его уже ждали волейболисты, а Рита и Игорь Сергеевич снова остались вдвоем.

– Даже не верится, что у нас получилось, – сказала девушка.

Игорь Сергеевич, сидя за фортепиано, одной рукой наиграл нечто похожее на фанфары, и Рита рассмеялась. Олеся выбрала для их номера взрослую, как казалось Зуевой, песню, которая требовала от вокалистки глубокого, даже напористого исполнения. Игорь Сергеевич смог изменить мелодию, сделав ее мягче и нежнее, но не менее пронзительной. И сейчас Рита была счастлива оттого, что сегодня смогла спеть так, как нужно – с нежностью и надрывом.

– Ты прекрасно поешь, Рита, – похвалил ее учитель и отошел от инструмента. – Ох, уже поздний вечер, – бросил он, взглянув на часы. – Я отвезу тебя домой.

– Не стоит, – тут же ответила Рита, вспоминая их прошлую, неловкую для нее поездку. – Я доберусь сама.

– Стоит-стоит, – прищурился Игорь Сергеевич, – заодно проверим, не будешь ли ты нервничать в моей компании в замкнутом пространстве.

– Это шутка, да? – против воли улыбнулась Рита.

– Разве я похож на шутника? – улыбнулся в ответ физик.

В машине – темно-синем «Фольксвагене» пахло одеколоном Игоря Сергеевича, играла ненавязчивая музыка, и Рита снова и снова прокручивала в голове их первую совместную поездку, которая, казалось, была в какой-то прошлой жизни.

Учитель и его ученица молчали на протяжении всего пути, но это молчание было каким-то уютным и ненавязчивым. Каждый из них думал о своем.

– Спасибо, что подвезли, – улыбнулась Рита, когда Игорь Сергеевич остановился у ее дома.

– Завтра меня не будет, поэтому встретимся только в День Учителя, – сказал Игорь Сергеевич. – Твой урок – самый первый, даже не выспишься.

Рита улыбнулась, пожав плечами.

– Рита, я все время забываю спросить твое отчество, – озадаченно произнес физик. – Нужно ведь представить тебя перед учениками.

– Юрьевна, – ответила Рита, – Маргарита Юрьевна.

Игорь Сергеевич на мгновение задумался, а потом мягко произнес, будто пробуя ее полное имя на вкус:

– Маргарита Юрьевна.

– Маргарита Юрьевна!

Учительница останавливается посреди коридора, когда я окликаю ее. Протягиваю женщине свою тетрадь с исправленной контрольной работой, виновато улыбаясь.

– До сих пор не могу поверить, что ты завалила ее. – Маргарита Юрьевна бегло просматривает задачи, выведенные моим корявым почерком. – Молодец, Маша, все верно. Но ты понимаешь, что я могу поставить тебе только «четыре»?

– Конечно, Маргарита Юрьевна, – киваю я. – В следующий раз буду собранее.

Учительница поджимает губы.

– Максим Михайлович говорил мне, что у тебя были неприятности. Но, Маша, ты уже взрослая девушка и должна понимать, что проблемы надо оставлять дома, а не ходить с ними в школу.

– Максим Михайлович говорил с вами? – Я хмурюсь.

– Он твой классный руководитель, – напоминает Маргарита Юрьевна.

– Что именно он сказал вам? – Я произношу это чересчур грубо, и будь на месте Маргариты Юрьевны кто-нибудь другой, меня бы уже ждала воспитательная беседа.

Учительница смотрит на меня с каким-то странным прищуром. В ее карих глазах, которые мне всегда казались неживыми, плещется нечто похожее на удивление.

– Максим Михайлович всего лишь предупредил меня, что ты можешь быть слегка… рассеянной. – Учительница прикасается к моей руке. – Маша, все в порядке?

Со «дня чаепития», как я окрестила его, прошла неделя. У Максима Михайловича отлично получилось вытеснить из моей головы мысли о Викторе, заменив их постоянными размышлениями о… нем. Я начала спокойно спать по ночам, круги под глазами постепенно рассасывались, ко мне вернулся аппетит, но вместе со всем этим в моей голове теперь постоянно обитал учитель литературы.

Я думаю о нем за завтраком, по дороге в школу, на уроках. Постоянно. Мне хочется понять, почему Максим Михайлович проявил ко мне такое участие, если не сказать больше – заботу.