– Все в порядке, Маргарита Юрьевна, – спустя минуту отвечаю я. – Просто это было неожиданно. Вы ведь помните Инну Владимировну, она бы никогда так не побеспокоилась обо мне.

– Конечно, Маша, я понимаю.

Но по глазам учительницы я понимаю, что она мне не поверила.

После «дня чаепития» у меня было три дополнительных урока литературы, и сегодня должен был состояться уже четвёртый. Максим Михайлович вёл себя так, словно это не он отпаивал меня чаем со сладостями в пустой школе, словно и не было того странного разговора в полутемном кабинете. Не знаю почему, но от мысли, что для него это ничего не значило, меня выворачивало.

Уроки закончились, и я уже сижу за своей партой в кабинете литературы. Сегодня мы будем разбирать мое сочинение по «Судьбе человека» – провальное, насколько я знаю.

Дождавшись, когда последний ученик покинет кабинет, Максим Михайлович запирает дверь и садится напротив меня. На его лице я вижу чудовищную усталость – учитель даже закрывает глаза, словно солнечный свет причиняет ему физическую боль.

– Чай? – предлагаю я.

Максим Михайлович кивает, не говоря ни слова. Пока закипает чайник, я достаю из ящика коробку с чашками. На дне все также лежит кольцо, про которое мне каждый раз так отчаянно хочется спросить. Максим Михайлович сидит спиной ко мне, и я делаю то, на что не решалась до этого дня – достаю украшение из коробки. Оно тяжелое; на кольце нет ни камней, ни гравировки, но я уверена в том, что стоит оно недешево. Судя по размеру, украшение явно принадлежит мужчине. И прежде чем я успеваю задаться вопросом на эту тему, Максим Михайлович устало произносит:

– Это мое кольцо.

Каким-то чудом, не выронив украшение из своих рук, немедля прячу его в коробку. Сколько времени учитель уже смотрит на меня?

– Максим Михайлович, – хриплым голосом произношу я, – извините, пожалуйста…

Он встает и медленно подходит ко мне.

– Мы с тобой пьем много чая, Окулова, – тихо говорит учитель. – Рано или поздно ты бы все равно спросила про кольцо. Ты ведь увидела его еще в первый раз?

Я киваю и чтобы не встречаться глазами с Максимом Михайловичем, снимаю чайник с подставки и разливаю кипяток по чашкам. Жаль, что их всего две.

– О чем ты сейчас думаешь? – вдруг спрашивает он.

– О своей бестактности, конечно, – фыркаю я. – Я никогда не лезу с вопросами, никогда не беру чужого, но это кольцо… Каждый раз, когда я вижу его, мне почему-то хочется узнать о нем поподробнее. – О об учителе тоже, но об этом я благоразумно умалчиваю. – Извините.

Максим Михайлович достает кольцо, и некоторое время вертит его в своих пальцах.

– Я не помню, как оно оказалось в этой коробке, – через несколько секунд говорит учитель. – Я носил его около года, потом снял. Знаешь, Маша, я никогда не чувствовал, что оно принадлежит мне.

Он убирает кольцо обратно, а затем смотрит мне прямо в глаза. Я вспоминаю взгляд Маргариты Юрьевны – безжизненный и словно ненастоящий. Глаза Максима Михайловича совсем другие – более мягкий оттенок карего, наполненные живыми эмоциями.

– На мое пятнадцатилетие родители подарили мне золотой медальон, – вспоминаю я. – Это было какое-то фамильное украшение, передающееся по женской линии. Цепочку застегивал отец под шквал аплодисментов. В первую же минуту, как медальон лег мне на грудь, я почувствовала, что это неправильно.

– И ты сняла его?

Вместо ответа касаюсь рукой своей шеи – на ней нет никакой цепочки.

– А как отреагировали твои родители? – спрашивает Максим Михайлович.

Он берет со стола чашки с уже слегка остывшим чаем и идет с ними к моей парте. Сажусь напротив учителя и, сделав пару глотков, отвечаю:

– Они даже не заметили.

Учитель удивленно смотрит на меня, а потом хмурится, что-то вспомнив.

– Твоих родителей не было на собрании, – говорит он.

– Они и на последний звонок не придут, – признаюсь я.

Я никогда особо не переживала по этому поводу. Когда с самого рождения знаешь, что ты – нежеланный ребенок в семье, со временем перестаешь волноваться на эту тему. Инна Владимировна, не имеющая привычки вдаваться в подробности, никогда не спрашивала, почему мои родители не ходят на родительские собрания и школьные мероприятия. Максим Михайлович же, явно решивший стать образцовым классным руководителем, обратил на это внимание.

– Мой отец – Алексей Окулов, – говорю я.

– Это логично, учитывая, что ты – Мария Алексеевна Окулова, – с улыбкой отвечает учитель.

– Нет, я в том смысле… – Мысли в голове почему-то путаются, и я не могу сформулировать вопрос.

Максим Михайлович, обладающий пугающей способностью понимать других людей без слов, равнодушно произносит:

– Я понял, что ты хочешь сказать. Я прекрасно знаю, кто твой отец, но я плохо понимаю связь между успехами в бизнесе и родительскими обязанностями.

– Он – прекрасный отец, – говорю я, чем явно шокирую учителя. – О, да, Максим Михайлович! Главный спонсор школы, посещает все родительские собрания, сидит на первом ряду в актовом зале, с улыбкой любуясь своим ребенком. Здорово, правда?

Судя по выражению лица учителя, он совсем не понимает, о чем я говорю.

– Он образцовый отец, – повторяю я. – Для моего младшего брата – Никиты. В этом году он оаканчивает пятый класс.

– Я не знал, что у Алексея Окулова есть сын, – признается Максим Михайлович.

– Это странно, учитывая, какие надежды возложены на него. – Я беру чашку в руки, с досадой осознавая, что она пуста. – Моя мама долго не могла забеременеть, а когда это случилось, отец, как и его родители, были на седьмом небе от счастья. Все ждали мальчика, а родилась я. И, несмотря на то, что в семье Окуловых были и женские традиции, рождение девочки было совсем не радостным событием. Когда родители все-таки обращают на меня свое драгоценное внимание, они каждый раз указывают на мои промахи, непременно напоминая мне о том, что я – их разочарование. Конечно, они обеспечивают меня, но не потому что любят, а потому что должны.

Максим Михайлович берет меня за руку, и я искренне улыбаюсь. Я никому не рассказывала о своей семье – только ему.

– Я привыкла быть нежеланной, поэтому, наверное, не могу ни с кем подружиться, – признаюсь я. – И поэтому я так реагировала на вашу заботу – для меня все это чуждо.

– Для меня тоже, – признается учитель, отпуская мою руку. – Начнем занятие? – Снова его манера перескакивать с темы на тему. – Не ожидал от тебя такого кошмарного сочинения!

Он пересаживается – теперь мы сидим не напротив друг друга, а рядом. На парте лежит тетрадь с моим сочинением, в котором красной ручкой Максим Михайлович отметил все недостатки. Я завалила работу по одной-единственной причине: в тот вечер я думала об учителе, а не о Шолохове и его героях.

Сегодняшнее занятие длится чуть больше двух часов: я успеваю переписать сочинение, а Максим Михайлович – проверить его. Все так же, как и с контрольной работой по физике – вторая попытка оборачивается успехом.

– Скоро ЕГЭ, – говорю я, бросив взгляд на календарь. – Школа вот-вот останется позади.

– Не у меня, – шутит Максим Михайлович. – С первого сентября у тебя начнется новая жизнь, а у меня, как и остальных учителей, все останется, как прежде. Те же тетради, уроки, звонки…

– Влюбленные в вас ученицы, – продолжаю я.

Максим Михайлович смотрит на меня с удивлением. Я, если честно, и сама не ожидала, что ляпну это. Эта не та тема, о которой мне хотелось бы поговорить с ним. Но я хочу задержаться в этом кабинете еще на чуть-чуть.

– Максим Михайлович, все-таки, что это за кольцо? – спрашиваю я, чтобы перевести тему и остаться. – Оно ваше?

Учитель медленно кивает. Я чувствую, будто стою на пороге какой-то необыкновенной тайны. Будто узнаю что-то такое, чего не знает никто в целом свете.

– Это мое обручальное кольцо.

Настает мой черед удивляться. Я, наверное, ожидала чего угодно, но только не этого.