След в океане В ночи Венера надо мной Горит, как дальнее окошко. Смотрю назад, где за кормой Кружится водяная крошка. Там пенный след вскипает, крут, На дне бездонного колодца, А через несколько минут Волна волной перечеркнётся. С водою сдвинется вода, Сотрёт затейливый рисунок, – Как будто вовсе никогда Её не вспарывало судно. Учёные немало лет Гадают за закрытой дверью, Как обнаружить этот след, Чтоб лодку выследить, как зверя. Среди безбрежной синевы Их ожидают неудачи, Поскольку нет следа, увы, И нет решения задачи. И ты, плывущий меж светил, Недолог на своей орбите, Как этот путь, что прочертил По небосводу истребитель, Как облаков холодный дым, Что завивается, как вата, Как струйка пенная воды, Что называется «кильватер». События недолгих лет Мелькнут, как лента на экране, И ты пройдёшь, как этот след В невозмутимом океане. 1977 Понта-Дельгада (песня) В городе Понта-Дельгада Нет магазинов роскошных, Гор синеватые глыбы Тают в окрестном тумане. В городе Понта-Дельгада Девочка смотрит в окошко, – Красной огромною рыбой Солнце плывёт в океане. В городе Понта-Дельгада, Там, где сегодня пишу я, Плющ донжуаном зелёным Одолевает балконы. Трели выводит цикада, Улицы лезут по склонам, Явственен в уличном шуме Цокот медлительный конный. Спят под лесами вулканы, Как беспокойные дети. Подняли жёсткие канны Красные свечи соцветий. Ах, это всё существует Вот уже восемь столетий – Юбки метут мостовую, Трогает жалюзи ветер. Если опять я устану От ежедневной погони, Сон мне приснится знакомый – Ночи короткой награда: Хлопают чёрные ставни, Цокают звонкие кони В городе Понта-Дельгада, В городе Понта-Дельгада. 1977, научно-исследовательское судно «Академик Курчатов», Атлантический океан Пётр Третий Немецкий принц, доставленный в Россию, Где груб народ, напитки и закуски, В солдатики играл, читал Расина, И не учился говорить по-русски. Всё делавший без толку и некстати, Казался слабоумным он и хилым. В своём дворце убогом в Петерштадте, В алькове под тяжёлым балдахином, Он пробуждался, страхами измучен, И слушал, как часы негромко били, И озирался на окно, где тучи На родину неторопливо плыли. Холодный ветер приносил с востока Рассветных красок розовые перья. Вздыхая о Германии далёкой, Дежурный офицер дремал за дверью. Болезненный, худой, одутловатый, Под барабаны, что играли зорю, Принц одевался, плечики из ваты Топорщились на набивном камзоле. И в зеркало балтийской светлой ночью Смотрелся над шандалом трехсвечевым. Мечтал ли он, голштинец худосочный, Об облике ужасном Пугачёва? 1977 Родина
Забытые ударят годы, Как одноклассник по плечу. Воспитанник сырой погоды, Я о другой не хлопочу. Закутанный в дожди и холод Фасад петровского дворца Стал для меня ещё со школы Привычным, как лицо отца. Над городом, войной разбитым, Светлело небо по ночам. Он был мне каждодневным бытом, И я его не замечал. Атланты, каменные братья, И кони чёрного литья – Без них не мог существовать я, Как без еды или питья Не существуют. Мне казалось, Что всадник с поднятой рукой, Музеев чопорные залы, Мост, разведённый над рекой, И шпиль, мерцающий за шторой – Домашней обстановки часть, – Простые вещи, без которых Прожить немыслимо и час. 1977 Батюшков Не пошли, Господь, грозу мне Тридцать лет прожить в тоске, Словно Батюшков безумный, Поселившийся в Москве. Объявлять при всём народе, Не страшась уже, как встарь, Что убийца Нессельроде, Что преступник – государь. Стать обидчивым, как дети, Принимать под ветхий кров Италийский синий ветер, Лёд Аландских островов. Тридцать лет не знать ни строчки, Позабыть про календарь, И кричать в одной сорочке: «Я и сам на Пинде царь!» И сидеть часами тихо, Подойти боясь к окну, И скончаться вдруг от тифа, Как в Гражданскую войну. 1977 Два Гоголя Два Гоголя соседствуют в Москве. Один над облаками дымной гари Стоит победоносно на бульваре, И план романов новых в голове. Другой неподалёку за углом, Набросив шаль старушечью на плечи, Сутулится, душою искалечен, Больною птицей прячась под крылом. Переселён он с площади за дом, Где в тяжких муках уходил от мира, И гость столицы, пробегая мимо, Его заметит, видимо, с трудом. Два Гоголя соседствуют в Москве, Похожи и как будто не похожи. От одного – мороз дерёт по коже, Другой – сияет бронзой в синеве. Толпой народ выходит из кино, А эти две несхожие скульптуры – Два облика одной литературы, Которым вместе слиться не дано. 1977 |
