Опоздали на дачный Опоздали на дачный… Ну что же такого? Я до ночи с тобой дожидаться готова. Ты сидишь на скамейке, унылый и злой. От тебя не дождаться улыбки былой. Хоть бы вымолвил слово, погладил бы руку… До чего же ты скоро к покою привык! Разве ты позабыл, что такое разлука? Как он краток, прощанья безжалостный миг? Ну, попробуй, представь: расстаемся с тобою. Вместе быть нам отпущено час или два. На меня ты глядел бы с какою любовью, для меня ты нашел бы какие слова! Опоздали на дачный… Ну что же такого? Даже рада, пожалуй, я, честное слово! На пустынной платформе, на жесткой скамье этим вечером столько припомнилось мне… Заметенные шпалы, окошки во льду… Шел в Ташкент эшелон в сорок первом году. Шел туда, где за вьюгой светал горизонт… А другой эшелон отправлялся на фронт. Время грозных разлук… Вот когда, вот когда расставанье хотелось продлить на года. Это с нами ведь было, мой друг дорогой! Я ж теперь не другая и ты не другой. Кинь скорее оттуда, из прошлого, взгляд, – двое дачников поезда ждать не хотят! Ночь Как душно и тесно в вагонном плену! Но я духоты, тесноты не кляну… Срываются версты, качаются звезды, играет, гуляет гармошка в Клину. Кивает огнями далекий уют, кузнечики в поле спросонья куют, ночная прохлада, чужая отрада. Нам здесь оставаться пятнадцать минут. Нам колокол дважды прикажет: «Пора!» И лязгнут сомкнувшиеся буфера, очнется граненый стакан в подстаканнике, со звоном отчаянным затрепыхав, кусты врассыпную шарахнутся в панике, с обрывками пара на тонких руках… И свист рассечет их ударом ножа, а ветер закружит и бросит в пространство, и примутся стекла – пример постоянства – в расшатанных рамах плясать, дребезжа. Мой спутник молчит, с головою укрыт, наверное, спит, а может, не спит, а может, как я с духотой не в ладах, томится, с бессонницей не совладав. Какое мне дело! Мне знать ни к чему… Своей я тревоги никак не уйму. Что там за окошком: платформы ли, дамбы ли, мосты ли кидаются в дымную мглу? В холодном, продутом, грохочущем тамбуре я лбом прислонюсь к ледяному стеклу. Летят закругленья, вагоны креня, ночные селенья, нигде ни огня, ночные просторы, нигде ни огня… Как встретит твой город назавтра меня? Печаль или радость? Любовь или ложь? А вдруг не захочешь? А вдруг не придешь? А вдруг это просто придумано мной? …В болотцах рассвет голубой пеленой… Пусть мысли, как версты, уносятся прочь, ведь что б ни случилось, теперь не помочь. О, только бы, только бы, только бы длилась вот эта на счастье похожая ночь! «А ведь могло бы статься так…» А ведь могло бы статься так, что оба, друг другу предназначены судьбой, мы жизнь бок о бок прожили б до гроба и никогда не встретились с тобой. В троллейбусе порой сидели б рядом, в киоске покупали бы цветы, едва заметив мимолетным взглядом единственно любимые черты. Чуть тяготясь весенними ночами, слегка грустя о чем-то при луне, мы честно бы знакомым отвечали, что да, мы в жизни счастливы вполне. От многих я слыхала речи эти, сама так отвечала, не таю, пока любовь не встретила на свете единственно возможную – твою! Улыбка, что ли, сделалась иною, или в глазах прибавилось огня, но только – счастлива ли я с тобою? – с тех пор никто не спрашивал меня. «Пусть мне оправдываться нечем…» Пусть мне оправдываться нечем, пусть спорны доводы мои, – предпочитаю красноречью косноязычие любви. Когда волненью воплотиться в звучанье речи не дано, когда сто слов в душе родится и не годится ни одно! Когда молчание не робость, но ощущение того, какая отделяет пропасть слова от сердца твоего. О сердце, склонное к порывам, пусть будет мужеством твоим в поступках быть красноречивым, а в обожании – немым. И что бы мне ни возразили, я снова это повторю. …Прости меня, моя Россия, что о любви не говорю. |
