Затем она обратилась к одному из разделов программы анализа данных – использовать его Жаклин почти не доводилось, – и на экране появилось развернутое изображение одного из интервалов. Многочасовые «хребты», составлявшие предмет ее диссертационного исследования, растянулись настолько, что теперь ни один из них не помещался на экране целиком. Гребенка стала преобладающей деталью изображения и выглядела такой же гадкой и зашумленной, как всегда. Она попробовала снова увеличить масштаб, но компьютер активировал контур блокирующего предупреждения:
ВНИМАНИЕ!
МАСШТАБ ГРАФИКА НЕ СООТВЕТСТВУЕТ
ЧАСТОТЕ ДИСКРЕТИЗАЦИИ ДАННЫХ.
ПОЖАЛУЙСТА, ПОДТВЕРДИТЕ КОМАНДУ.
Жаклин ненадолго задумалась, но затем все же нажала клавишу подтверждения. Экран моментально заполнила серия точек, расположение которых было практически случайным. Скачки между близкими точками были довольно выраженными, но в целом нарастание и спад амплитуды происходили довольно медленно, с периодом порядка нескольких минут.
Она вновь обратилась к компьютеру, чтобы выполнить операцию, которой ни разу не пользовалась до этого. Ее интересовал лишь характер изменения данных в масштабе нескольких дней или недель. Теперь же она попросила компьютер произвести гармонический анализ с периодом в несколько секунд. В ответ машина снова выдала предупреждающее сообщение.
ВНИМАНИЕ!
МАСШТАБ СПЕКТРАЛЬНОГО АНАЛИЗА НЕ СООТВЕТСТВУЕТ
ЧАСТОТЕ ДИСКРЕТИЗАЦИИ ДАННЫХ.
ПОЖАЛУЙСТА, ПОДТВЕРДИТЕ КОМАНДУ.
В этот раз заминки не произошло: Жаклин нажала клавишу подтверждения еще до того, как компьютер успел вывести на экран свои возражения. Перед ней моментально появилась график с результатами спектрального анализа. В окрестностях 1 Гц, соответствовавшего частоте дискретизации 1 отсчет/сек, наблюдался заметный всплеск; еще один приходился на 0.005 Гц, что указывало на флуктуации с периодом 200 секунд. Такие колебания, однако же, могли быть результатом биения, возникшего при наложении 1-герцовой частоты дискретизации зонда на некие высокочастотные колебания, близкие к одной из гармоник частоты дискретизации. Поведение данных подсказывало Жаклин, что источником гребенки были именно высокочастотные колебания, но доказать это, располагая частотой дискретизации в 1 герц, будет непросто.
Когда ее рвение, наконец, уступило раздраю и сонливости, Жаклин бросила распечатку с данными в почтовый ящик Солинского и легла в постель. Ей снова снилось, как она летает над Солнечной системой – только на этот раз ее тело быстро вращалось вокруг своей оси. Она очнулась с ощущением головокружения, а затем снова вернулась в мир сновидений – теперь уже самых обыкновенных и быстро канувших в небытие.
Проснувшись на следующий день, она вновь направилась к кабинету своего руководителя. Дверь оказалась открыта, а на столе были разложены листы с ее данными. Солинский беседовал с профессором Кёльном, астрофизиком.
– Высокочастотная гребенка точно не является случайным шумом, поскольку данные указывают на четко выраженную периодичность с интервалом в 199 миллисекунд, или чуть больше пяти циклов в секунду. Наложение 199-миллисекундных пульсаций на частоту дискретизации в 1 герц придает сигналу вид 200-секундной картины биений. Но речь не может идти о 200-секундной флуктуации, ведь технические пробелы в экспериментальных данных не содержат в себе ровно четное количество секунд, а после каждой порции технических данных 200-секундное биение начинается с новой фазы. Если проанализировать достаточно большой набор, вы наверняка обнаружите в нем 199-миллисекундную периодичность.
Пока он говорил, профессор Солинский показал ему распечатку Жаклин. Бегло изучив данные, он вернул бумагу со словами:
– Налицо признаки пульсара, но пульсары с такой частотой пока что неизвестны. Я бы предположил, что зонд умудрился каким-то образом превратиться в низкочастотный радиоосциллятор.
Профессор Солинский увидел ее стоящей в дверях. – А, Жаклин, входите. Я как раз показывал профессору Кёльну наши последние данные. Я решил, что нам следует договориться об увеличении частоты дискретизации, как минимум, до десяти отсчетов в секунду – так мы сможем лучше разобраться в изменчивой природе этих пульсаций.
– Но как же деньги… – вмешалась Жаклин.
– Конечно, придется немного раскошелиться, но пока до нас дойдут счета за пользованием компьютером, мы уже давно успеем начать новый планировочный год, – ответил он. – Не могли бы вы зайти в ЛРД и договориться насчет обновления команды?
– Nom de Dieu![4]– едва слышно пробормотала Жаклин. – То денег не хватает, то их вдруг полно.
Вслух же она ответила:
– Да, профессор Солинский. Хотите, чтобы я заодно проверила вариант с последовательным опросом всех антенн?
– Нет! – бесцеремонно отозвался он. – Сколько раз вам повторять, в эксперименте не меняют больше одного параметра за раз!
– Да, профессор, – сказала Жаклин и, чуть ли не кланяясь, вышла из кабинета.
Оказавшись в коридоре, она поняла, что машинально направилась вниз по лестнице в компьютерный зал. Она остановилась и уже было развернулась назад, собираясь отправиться в ЛРД, но затем решила посвятить немного времени изучению командной системы космического аппарата. Ей казалось, что так она сможет удовлетворить не только профессора Солинского, но и свое собственное любопытство.
Проведя несколько часов за просмотром технических руководств, Жаклин с улыбкой поднялась по ступенькам и села на калтеховскую маршрутку, которая и довезла ее до здания ЛРД. Благодаря имени Солинского, она быстро преодолела бюрократический лабиринт, и вскоре была прикреплена к Дональду Нивену, одному из проектных менеджеров ЛРД.
Войдя в кабинет, куда ее направила администрация лаборатории, она увидела коренастого молодого человека с аккуратно подстриженными волосами; на нем были слаксы, спортивная куртка и галстук, которые, судя по всему, составляли профессиональную униформу инженеров ЛРД. На вид ему было чуть меньше тридцати. Жаклин ожидала, что проектным менеджером окажется человек постарше, но за разговором поняла по его рассудительным, спокойным и методичным вопросам, что Дональд, несмотря на свой возраст, имел за плечами не один год работы в сети дальней космической связи. Их разговор наполовину касался технических вопросов, наполовину – финансовых.
– Значит, ни длина, ни сложность команды на стоимость передачи практически не влияют? – спросила она.
– Так и есть, – ответил Дональд. – Мы просчитали стандартные расценки для каждого командного цикла, чтобы группы вроде вашей могли заранее планировать свои расходы.
– Что, если команда включает в себя несколько шагов? – уточнила Жаклин.
– Если эти шаги затрагивают исключительно компьютер зонда и не требует нашего вмешательства, то сколько бы их ни было – один или десять, – цена останется прежней, – ответил он. – Что именно вы задумали?
Жаклин достала программные бланки. Дональд развернул свою консоль так, чтобы она была видна им обоим. Он ввел нужный код, открывая руководство по эксплуатации внеэклиптического зонда.
– Во-первых, я бы хотела установить максимально возможную частоту дискретизации низкочастотного радио, – сказала она. – В таком режиме зонд должен проработать неделю, после чего я бы хотела попеременно собирать данные со всех четырех антенн, так чтобы на каждую уходило по одной минуте за раз. Во-вторых, я хочу вновь активировать рентгеновский телескоп. Его угол обзора равен одному градусу, и мне нужно, чтобы он просканировал пространство между этими двумя углами со скоростью один градус в сутки. – Дональд взял в руки лист бумаги, который ему вручила Жаклин.
– Насколько я вижу, координаты заданы относительно самого аппарата, – заметил он; мнение Дональда насчет девушки росло с каждой секундой. – Спасибо, что избавили меня от лишних расчетов.
– Это было нетрудно, – спокойно ответила она. – Я так долго живу с этим зондом, что уже практически думаю, как он.
