Мне отчего-то стало жарко под его быстрым внимательным взглядом.

- К вам, адепт Фокс, у меня вопросов больше нет. А вы, Джеймс, как вы могли пропустить тот удар? Это просто недопустимо. Вы хотите сказать, любые неприятности должны быть ожидаемы?

(На самом деле, я действительно хотела сказать, что это было довольно неожиданно)

- Адепт Фокс, раз уж вы все еще тут, не могли бы вы повторить ту прекрасную сферу?

Габ неуверенно взглянул на меня все еще какими-то потерянными расфокусированными глазами. На этот раз капли спешили к нему чуть медленнее, чем в прошлый, все-таки злость - лучший катализатор, это я знала по себе, но сфера, переливающаяся, посверкивающая, все-таки возникла и зависла перед лицом Габа.

- Неплохо, неплохо, - с энтузиазмом произнес сэр Джордас. - Так, придержите-ка ее немного. Смотрите, Джеймс...

Я хотела есть, хотела спать, да посетить ванную комнату, в конце-то концов, но сэр Джордас прицепился, словно моллюск к стеклу. Он заставил меня по нескольку отработать распыление воды, испарение воды, телекинетический отброс сферы (совершенно случайно отлетевшей чуть ли не в лицо заботливому наставнику и к моему превеликому сожалению, не достигший цели), и только потом мы с Габриэлем были милостиво отпущены на свободу.

Было уже очень поздно, мы шли рядом, уставшие донельзя, и только на верхних ступеньках лестницы жилого корпуса, в двух шагах от дверей наших комнат взглянули друг на друга. Габриэль вдруг дернулся и протянул руки к лицу. Я невольно улыбнулась и, достав очки из кармана, отодвинула со лба мягкие светлые пряди и одела их на него. Габриэль рассмеялся и, тихонько сжав мою руку напоследок, шагнул в свою комнату и закрыл за собой дверь.

***

Несмотря на зиму, сырую и холодную погоду, долгоиграющую утреннюю темень и категорическое нежелание вылезать из-под одеяла, уличные тренировки тела продолжались без отдыха, перерыва и снисхождения. Обязательный бег, растяжка, силовые упражнения и дыхательные, а в последний месяц у нас начались боевые тренировки, мысли о которых нехорошо и болезненно отдавались в сердце воспоминаниями о словах Габа по поводу "военной академии". Проще говоря, нас учили защищать себя. Другими словами - драться. Несмотря на регулярное и добросовестное посещение занятий - в ином случае нас бы просто размазали по земле и испепелили - драться на уровне парней у меня никак не получалось. Несмотря на успехи в дыхательных упражнениях и растяжке ("Ха”. ”Сам ты ха, это тоже успехи”) наш бессменный мучитель сэр Доган Муз, тоже, надо сказать, довольно щуплый и невысокий, смотрел на меня обычно как на полудохлую гусеницу, приклеившуюся у голой ступне. То есть, немного удивляясь необходимости моего существования. Его фаворитами были высокие плечистые парни вроде Джарда или Ларса. Не имея статуса "голоса" в Академии, свою скупую похвалу сэр Доган выражал двукратным похлопыванием по спине или труднопереводимым на язык слов, но несомненно одобрительным жестом поднятых вверх соединённых рук.

После пары недель вводных занятий сэр Доган переодически начал разбивать нас на пары. Как правило, в пару мне доставался скромный паренёк с факультета жизни Алекс, имя которого периодически вылетало у меня из головы или худенький светловолосый Бри. Но после того, как дохляк-жизневик - совершенно случайно - заехал мне по носу, и я минут двадцать бестолково отфыркивалась слезами и кровью, пока Арта не сообразила умыть нерадивого Джеймся подобием водяной сферы Габа, преподаватель стал ставить меня в пару исключительно с девчонками.

Наверное, парень бы на моем месте оскорбился бы и жаждал реванша. По крайне мере, внутренний голос жаждал, и ничем иным объяснить его подлую затею я не могла.

Самых сильных и рослых сэр Доган ставил в пару с собой. Щадить он никогда никого не щадил, принципиально, поддаваться не собирался, любого уделывал без особых травм, конечно, но и без особых сожалений, так что очередь к нему не толпилась. Что было на руку несчастному адепту Ласки, жертве собственного неуемного любопытства.

"Не отчислят же тебя, - оптимистично предположил внутренний голос. - А покалечат немного, так целительское крыло близко"

Тем утром сэр Доган Муз уже ждал нас, неподвижный, вытянувшийся в струну, как крепкий деревянный шест. Бегло оглядев двадцать четыре сонных продрогших тела, мистер Муз, одетый, как всегда, в свободно болтающийся жилет на голый торс, махнул рукой и побежал.

В этот раз я почти не заметила как пролетело время. Вчера, например, парной тренировки вообще не было... когда наконец-то сэр Доган протяжно свистнул, привлекая внимание растягивающихся студентов, я не могла понять, что чувствую - предвкушение или страх.

"Одно, знаешь ли, не исключает другого"

В момент, когда тренер махнул рукой по направлению к себе, образовалась секундная звенящая тишина, подобная глубокой узкой расщелине в камне. И в эту расщелину, в эту паузу тут же втиснулась я, сделав шаг вперёд. Габ и Ларс вытаращились на меня -пришлось не посвящать их в эту часть плана, потому что они никогда бы подобного мне не позволили - и я решительно сделала еще шаг, с некоторым удовольствием глядя на не менее расширевшиеся глаза сэра Догана. Он несколько раз окинул меня недоверчивым взглядом, потом хмыкнул и кивнул.

Я ждала в отделении, пока тренер распределил юных бойцов по двое и показал удары и блокировки ударов, которые требовалось отработать. Тех, кого он ставил в пару с собой, эти ценные указания не касались и отрабатывалось стихийно все, что было, будет и даже не будет.

Сэр Доган позволяет мне сделать с десятка два ударов - нерешительных, слабых. Его тело словно каменное, и я подозреваю, что мне гораздо больнее, чем ему. Я ожидаю взбучки, и даже начинаю злиться из-за ее отсутствия, по-настоящему злиться - неизвестность страшит больше, чем боль, но тренер несколько минут просто присматривается ко мне, словно анализируя удары, а потом перехватывает руку - несмотря на небольшой рост, руки у него мощные, крупные, а хватка просто стальная. Я жду продолжения - но его нет, он просто сжимает мое запястье, еще более изящное по сравнению с его широким, словно отзвуком прикосновения проводит большим пальцем по голубоватой венке, и по лицу сэра Догана проскальзывает понимание какой-то странности, какая-то неправильность... Но какая - мне некогда вдумываться, я собираюсь с силами и резко опутываю его, словно тончайшей серебристо-розовой паутинкой, заклятием краткосрочного стазиса.

Сэр Джордас мог бы мной гордиться. Паутинка получилась легкая, широкая и такая тонкая, что ее даже можно было не снимать - сама истлеет, уже начинает исчезать, и при этом единственный раз до этого мне удалось сотворить подобное с крысой в лаборатории, а здесь, как мы могли уже убедиться, размеры тела имеют существенное значение... Я распахнула жилет сэра Догана одной, свободной, рукой, позволяя взмыться вверх огоньку

- небольшому, чтобы не привлечь внимание остальных адептов, но достаточному, чтобы разглядеть голую грудь преподавателя. Мне повезло: не пришлось искать еще и на спине. Под левой ключицей багровел знак магической печати, аккуратное, четкое, в четверть пальца диаметром темное кольцо. В центре внешнего кольца был круг, заключенный в квадрат, от каждой стороны которого отходили полукружия. Я, прищурившись, жадно всматривалась в рисунок, несложный, но в то же время отчего-то зачаровывавший. Сэр Доган моргнул, тряхнул головой, и, не давая ему опомниться, я со всей силы ударила кулаком прямо в солнечное сплетение.

Что я хочу сказать?.. Было больно. Мне.

Казалось, он даже не заметил этой наступившей паузы, скрутил меня в два счета и, словно мигом потеряв ко мне интерес, кивком отослал к стоящей унылым тушканчиком Криде, одновременно жестом подзывая к себе мигом поскучневшего Домана.

***

Я выжгла магическую печать на сидении деревянного стула вечером, и мы дружно рассматривали ее со всех сторон.

- Слишком простая, - высказался Ларс. - Странно, легко подделать.