И вот Франц Лаэн стоит передо мной, он гораздо выше меня, и вблизи кажется более внушительным и весомым. Я вижу мельчайшие морщинки на его коже, заметные только вот так, лицом к лицу, словно это потрескавшаяся фарфоровая маска. Его ладонь, сухая и теплая, касается моих губ отстраненным безучастным жестом - ничего нового или особенного в себе я не чувствую, разве что сознание проясняется. Я кошусь на Ларса, тот стоит, вытянувшись в струну и смотрит куда-то вперед. Наконец, ректор снова выходит перед нами.
- В Академии мы приветствуем друг друга так, - он склонил голову и приложил ладонь к своим губам уже знакомым жестом. - А прощаемся так,- он нарисовал рукой некое подобие треугольника в воздухе. - Молчание, внимание, смирение. Завтра ровно в шесть утра согласно вашему расписанию вы собираетесь на площади в удобной для физических нагрузок одежде - каждый день будет начинаться с тренировки тела. Всего доброго.
Он рисует в воздухе треугольник: молчание, внимание, смирение, - и уходит.
Мы стоим, растерянные.
- И что это было? - хочу спросить я.
Хочу, но не могу.
Воздух заходит в легкие и выходит из них. Губы, нёбо, язык - я провожу им по деснам, по альвеолам, - все работает, все на месте, как надо. Нет звука.
«Не дрейфь, я-то по-прежнему могу с тобой разговаривать»
Слабое утешение. Зря они думают, что молчание помогает освободиться от мыслей -невыпущенные, запертые мысли напоминают полчища гудящих мух.
***
Следующие двадцать четыре дня пролетели незаметно, - хотела бы я сказать. Хотела бы, но не скажу, потому что это была вечность. Мучительная, ноющая загноившейся раной вечность.
«Какой пафос, можно подумать!»
«Заткнись»
«Если еще и я заткнусь, кто будет озвучивать твои будни?!»
В тот день адепты немо разошлись с площади, как ожившие напуганные куклы. Мы с Ларсом прошли в свою комнату и попытались переписываться, но это быстро нам надоело. Оказалось вдруг, что занять себя до обеда совершенно нечем, и мы пошли бродить по территории Академии. В конце концов, дорогу теперь не спросишь.
Рядом с корпусом общежития для мальчиков - где нас и поселили, стояло точно такое же здание, по всей видимости, жилой корпус для девочек.
«Зайдем посмотреть, что ты потеряла?»
«Да с какой стати?!»
На башне общежития девочек обнаружились огромные часы. Большие металлические стрелки двигались абсолютно бесшумно. Я засмотрелась на них, потому что часы видела только в городе, и Ларс потянул меня за рукав. За центральной площадью начинался лес, густой, темный. Мощеная дорога неожиданно закончилась. Однако никакого забора не наблюдалось, из чего я сделала вывод, что лес принадлежал территории Академии. А раз так, почему бы там не прогуляться?
Мы с Ларсом смотрим друг на друга за неимением других способов взаимодействия. Я подняла валяющуюся ветку и нарисовала стрелку, ведущую в лес, а рядом с ней -вопросительный знак. Парень кивнул, и мы пошли вдоль густых зарослей колючего и непривычно высокого шиповника, в поисках какой-нибудь тропинки. Однако тропинки не наблюдалось. Создавалось ощущение, что лес обнесен живым забором, словно замок из сказки о спящей королевне, погруженной в магический сон.
«А может, просто не надо лезть туда, куда тебя не звали?»
«Странное замечание, совсем на тебя непохожее. По мне так, это вызов. Можно прийти сюда с ножом и...»
«Иуйти без головы»
«Если бы ходить сюда было запрещено, ректор или кто-то из них об этом бы сказали» «Если бы они хотели, чтобы вы сюда ходили, они бы сказали, что это запрещено»
Что ж, резонно. И все же...
Лес был тихий, даже какой-то притихший, уже местами по-осеннему побуревший и пожелтевший, только густой и непривычно высокий шиповник, сплошь усеянный крупными ржаво-оранжевыми ягодами, радовал глаз темно-зеленой листвой. Мы шли и шли вдоль, живая изгородь все не кончалась, и это отчего-то нервировало и злило. Наконец я остановилась и с какой-то непонятной для себя досадой протянула руки к упрямым колючим ветвям.
«Что мне сделать?»
«Перестань думать о том, что ты хочешь сделать»
«А о чем тогда мне думать?»
«О том, что ты делаешь. О том, что ты чувствуешь. Внешнее молчание только рамка. Чтобы постичь свою магию, ты должна замолчать изнутри»
Я старалась не зацикливаться на безумных внутренних диалогах.
Зрительные образы? Зелень, желтизна листвы высоких дубов, пыльно-коричневые стволы. По ветке ползет крошечная мошка с желто-зеленоватой спинкой. Зрение едва позволяет разглядеть в подробностях сетчатый узор ее крыльев.
Звуки? Тихо шелестит листва. Еще тише - дыхание Ларса, стоящего рядом. Еще тише, еще - казалось, вот- вот, и я услышу стук собственного сердца.
Ощущения? Кончики пальцев чуть касаются шершавых прохладных листьев, острых шипов на стеблях, холодных налитых ржаво-оранжевых тяжелых на вид ягод. Еще миг - и я ощущаю тепло, нет, жар, с вскриком отдергиваю обожженный палец. Обалдело трясу головой.
Куст шиповника тлеет. Не горит, а обугливается, чернеет. Ветки, безжизненные, словно бы закопченные, падают на землю, крошатся. Съежившиеся листья отваливаются и кружатся в воздухе.
Эла говорила, что моя стихия огонь, но никогда еще до этого момента мне не доводилось ничего сжигать. Демоны, это же порча имущества Академии! А я ведь даже объяснить ничего не смогу... Как же это у меня получилось? Ларс же как ни в чем ни бывало, поднял вверх ладонь, скрестив средний и указательный пальцы в знаке одобрения и первым полез в образовавшуюся дыру.
Мы шли, хрустко наступая на какие-то ветки, хлюпая попавшимися под ноги грибами, совсем недолго, как вдруг вышли на небольшую и вполне себе солнечную поляну, очевидно, побывавшую в человеческих руках. Поляна была ухоженная, перекопанная земля с редкими вкраплениями сорняков наводила на мысли об огороде.
Или кладбище.
Небольшие холмики, в локоть или даже короче локтя, были аккуратно обложены разнокалиберными камушками. Никаких табличек, естественно, не было, но на нескольких «грядках» - или все же могилках? - я увидела изрядно потрепанные украшения, отчего по телу пробежала волна ледяных мурашек.
