– Доброе утро. Я отбывающая, – ответила я. – А вы, видимо, из страны с ярко выраженными гендерными[8] различиями?
– А вы, выходит, из негендерной[9] страны? – улыбнулся он.
– Там, где я живу, за такой неприкрытый «кадрёж» можно и в полицию загреметь, – ответила я резко и прямо.
Он совсем не обиделся, только ещё сильнее заулыбался.
– Вот удивляюсь я «честным» странам. Сексуальность для полового размножения – нечто ненормальное… Как можно любовь променять на физиологию? К счастью, здесь действуют «курортные» правила, а значит, мы принимаем друг друга такими, какие есть. Я Андрей, и я мужчина. Самый настоящий гендерный самец с отметкой о половой принадлежности в паспорте и умением делать комплементы. Будем знакомы, – сказал он гордо и протянул мне руку.
– Я Ирина, человек, – ответила я в тон ему. – Самый настоящий человек, без отметок о половой принадлежности в паспорте. А любовь – всего лишь самообман на фоне гормонального всплеска.
Я не разгадала его хитрую уловку и протянула руку в ответ, ожидая рукопожатия. Он наклонился и поцеловал её так быстро, что я даже не успела отдёрнуть, и, ничуть не испугавшись моего возмущения, нахально продолжил:
– Напрасно вы так! С полом вам особо повезло. Женщины тут в большом дефиците, так что советую на время отойти от негендерных правил, натянуть обтягивающий топ и удариться в «несуществующую» любовь, пока вас отпустили из вашей физиологически обоснованной страны!
Мне было крайне неприятно поддерживать тему с человеком, из которого так и сочился откровенный неприкрытый сексизм. Благодаря местной вседозволенности он играл со мной, как кошка с мышкой. Там, где я живу, принято воспринимать гендерные различия как приложение к сути. То есть сам человек – главное, его пол – второстепенное. Майки в обтяг и прочая «сексистская хрень» – не про мою страну. У нас полное гендерное равенство, страна «без полов». Половая принадлежность – для медучреждений и санузлов, где анатомия важна, в остальном все равны. К такому нахальному заигрыванию мы не привыкли. Мне хотелось как можно скорее от него отделаться. Делая вид, что внимательно разглядываю зал, я двинулась к сцене в надежде, что мой назойливый собеседник отстанет.
Помещение было похоже на старую католическую церковь с длинными рядами храмовых скамеек. На передних я с удивлением обнаружила специальные подставки-генуфлектории[10]. Андрей упрямо двигался за мной, отбивая шаги жёсткими каблуками смешных остроносых сапог. Какой же настырный!
– Вы не будете против, если я стану сопровождать вас на этом мероприятии? – предложил он и, не дожидаясь моего ответа, быстро продолжил: – Я, например, знаю, для чего здесь эти скамьи. Рассказать?
Смена темы порадовала, и я кивнула. Он же, приняв вид полководца-победителя, зазвучал как солист духового оркестра, громко и натужно:
– Понимаете, Ирина, в директории «Мусорщик» встречаются люди со всей планеты. Каких гендерных правил придерживаться, какой ориентации, каких политических убеждений, норм обращения с химическими веществами, разрешений генной инженерии, возрастных модификаций, отношение к деторождению, телепатии, религии, искусству – всё это мы можем выбирать для себя сами, вместе со страной проживания. А вот экологические правила для всех общие, и они объединяют нас.
Андрей вещал тривиальные истины менторским тоном с видом всезнайки и смотрел на меня, серую и непросвящённую, словно с небес. Как же бедные женщины выживают в гендерных странах? Наверное, по привычке или в силу незнания ничего лучшего. Я представила на его месте огромного индюка: жёлтая куртка и яркая рубаха очень тому способствовали. Он же, ошибочно приняв блеск моих глаз за заинтересованность, с удовольствием продолжал:
– Эта резервация одна из лучших на Земле, с моей точки зрения. Здесь очень трепетно относятся к каждому убеждению, каждой стране, каждому правилу этого мира, так же как, пожалуй, только в Межстрановой Ассамблее[11]. Помещение, в котором мы с вами находимся, – тому прямое свидетельство. Многофункциональное, оно может быть вполне светским, а с помощью видеоэффектов легко превращается в католический или православный храм, мечеть, храмовые сооружения Востока или африканских племён. Если кто-то из вновь прибывших, придерживаясь религиозных устоев, решит помолиться, ему достаточно обратиться к администрации – и пожалуйста, место для духовного очищения готово!
Как так можно? Только что он со мной кадрился, а теперь вещает о духовном очищении как истинный пророк! Я читала о таких заносчивых мужчинах в старых романах, и вот он, передо мной, вполне себе настоящий. Оставалось спросить его, как он сюда попал, весь такой умный, но мероприятие уже начиналось, и я быстро прошмыгнула обратно к задним рядам, оставив Андрея впереди. Он повертел головой и, не найдя меня, развалился на первом ряду, смешно, по-ковбойски, положив ступню на колено, видимо, не сильно расстроившись.
Сзади мне удобно было наблюдать за всеми присутствующими. В основном это были мужчины, с виду расстроенные, небрежно одетые в спортивные костюмы или комбинезоны. С каждого из них можно было писать образ человека, собирающего дома мусорную кучу, и если бы я была художником, как, например, Женя, то сказала бы, что они серые, одинаковые, «никакущие». Среди них была лишь одна женщина, которую я видела раньше в столовой. Наверняка в возрасте, судя по тоске в усталых красноватых глазах и помятому лицу. Но несмотря на это, она пользовалась огромной популярностью: вокруг неё плотным кольцом уселись ухажёры, и среди них, кстати, мой молчаливый попутчик Антуан. Одета она была удивительно: в клетчатое платье и блестящие чёрные туфли с золотыми пряжками. Среди нас, всех джинсово-комбинезоновых, она была всё равно что апельсин в куче огурцов. Интересно, почему она здесь?
– Давайте начинать. Время не дремя. Раз, раз, раз, слышно меня?
Шустрый молодцеватый ведущий проверил микрофон, намекнув на тишину. Его послушались все, кроме группки ухаживающих за дамой в платье. Они, похоже, не видели и не слышали ничего и никого, кроме самки рядом.
– Граждане и гражданки директории «Мусорщик», пожалуйста, прервитесь на полчасика. Впереди у вас весь карантин, успеете ещё вдоволь наболтаться и не только. Я же к вам всего на полчаса в неделю приезжаю, я для вас палочка-выручалочка в этом прекрасном, но непонятном многим мире. Спасибо.
Зал притих. Акустика была отвратительной: от церкви тут лишь скамьи. Потолки низкие, звук плоский. Хоть всё это и напоминало мне плохой фильм, но с него не уйдёшь, так что придётся напрячься и потерпеть.
– Я ваш человеческий куратор на время нахождения в карантине вновь прибывших, зовут меня Супер Марио. Моя цель – чтобы все вы как можно скорее прошли карантин и приступили к работе. Я сделаю всё, чтобы вам в этом помочь, уж поверьте – моё имя не зря произносят с приставкой «супер»! Сегодня наша первая встреча, всего их должно быть четыре: вводная инструкция (сегодня), две поддерживающие с разбором вопросов по обучению в течение последующих двух недель и завершающая, выпускная. Мне верно сказали, что здесь не только отбывающие, но и специально нарушившие правила, хитрые, будущие постоянные граждане директории «Мусорщик», прибывшие за счёт государства? Ага. Тогда, чтобы у нас с вами всё было хорошо, напоминаю: разглашение условий нахождения в директории жестоко карается законом. Ваше обучение и пребывание в карантине не идёт в зачёт дней наказания. То есть отрабатывать вы начнёте, когда в табеле поставят первый полноценный трудодень. А это значит, что сначала вы должны хорошо отучиться тут, получить теоретический диплом, распределение, пройти практику на рабочем месте, и только потом стартует ваше «отбытие». Если вы будете очень хороши, то приступите к отработке через месяц. Всем теперь понятно, почему у вас такие неудобные комнаты и невкусная еда?
