«Окно открыто…» Окно открыто. Дует ветер. Окно в душе моей сквозит. В нем виден мир. Он чист, всесветен, Он неразменен, неразлит. Ты собираешь в сумку солнце. Да, я возьму его с собой. Оно – предсердие эмоций, Оно – преддверие, предбой Любой судьбы. Еще? Сложи мне Немного нот, Немного слов. Ведь ими мы свой век вершили В застенках пыльных городов. Сложи мне скорость. Сто по встречной. Брось в сумку весь беззвучный крик. Любовь? Любви подвластна вечность. И рядом с нею жизнь – лишь миг, Она дается так, впридачу, В довесок, в досыпь той любви. А знаешь, брось еще удачи. И оставайся. И живи. Мой поцелуй – в твоей ладони. На память. Ну! Не плачь, не трусь. Я был в раю. Дорогу помню. Не провожай, я доберусь. «Проступает в глазах ребячество…» Проступает в глазах ребячество, Как ни прячу, ни крою в грусть. Потому и глаза – горячие, Потому нараспашку – грудь. Все вокруг еще двойственно, девственно, Все вокруг – семь шагов на гриф. Потому-то и снится детство мне, Что тот мальчик остался жив. Тот, казавшийся давним, пройденным, Тот, бежавший по брызгам луж Через сломленный и соломенный Сухостой измельчавших душ. Может, стоит ему довериться, Закатать рукава, запеть И в улыбку шального месяца Вцеловать листопадов медь. А под вечер – сбежать на улицу, Где аптека, фонарь, на ту. И поверить, что все окупится. И придумать себе мечту. Просто так. Не на ты, на я. И придумать себе – тебя. «Вползла ко мне в душу, всю грудь расцарапала…» Вползла ко мне в душу, всю грудь расцарапала, Свернулась, уснула. Я только вздохнул, Как в горло – интимность. Нагая. Две капсулы. И тянется сладкой помадой до скул. Инъекция чувств – чтобы сердце забилось, Рот в рот – ностальгию по жадным губам. И меткие пальцы, уверенно, с силой Уже прижимают ее. Не отдам Ни гари, ни горю, ни боли, ни убыли. Она меня лечит. Духовно. Собой. Вдыхает весь мир. В полумыслие? В губы ли? И скальпель по коже – лиричной резьбой. Разряд красоты, восемь кубиков творчества, Огонь внутривенно, озноб по груди. Из сердца все пьет – до небесного, дочиста. Но с ней я как-будто уже не один. Но с ней мне – что в ад, что на небо, без разницы. Но с ней я могу оставаться собой. Слова отражаются, время смеркается… Такая у нас, что поделать, любовь. «Исписанными желтыми страницами…» Исписанными желтыми страницами Осенних листьев и осенних лиц Мы станем завтра. Плакать? Веселиться ли? Бежать до новых мысленных границ? Любить или вернуться в одиночество, И молча видеть, как тоскует век, Как Богово немыслимое зодчество Ломает неуместный человек. Мы потеряли что-то между смыслами. Душа ушла, в бездомный дождь ушла. Бог прячется, как только слышит выстрелы, И в мире наступает тишина. И в мире все – непонято, не принято, И в мире мы – чужие для чужих. И мир разрезан по законам прибыли, И в мире я – над пропастью во ржи. А в пропасти – глобальная кастрация Ума и чувств. Постой, останься тут. Бог умер? Скальпель. Свет. Реанимация. Рот в рот. Вдыхая жизнь и красоту. «Пару строчек зимы – это все, что тебе обещаю…» Пару строчек зимы – это все, что тебе обещаю. Пару строчек снегов, пару строчек веков и грехов. Пару строчек лишений, мишеней, прощений, прощаний, Пару строчек, написанных рябью стареющих слов. Опоздает письмо. Время сложится в лед и застынет, Превратится в итог и исток, в бесконечный вокзал, На который надышит слежавшийся к вечеру иней: Опоздали стихи. Опоздали. И ты опоздал. Это выстрел судьбы, это выстрел, оставшийся в прошлом, Чтоб догнать и убить тебя здесь, на руках у зимы. Это самая крайняя, самая злая оплошность. Это голос из тьмы, это плачущий голос из тьмы. Это чувство вины. Это смотришь кругом обалдело, А вокруг – это жизнь, это ночь, это ты и толпа, Это небо вокруг, это звезды, и нет им предела. Это люди вокруг. Все чужие и нет им числа. А на рельсах – слова. Их читатель не совесть, а поезд. А на рельсах – слова, лабиринт кровеносных систем. Пара строчек зимы. И под ними – знакомая подпись. Пара строчек зимы, не прочитанных больше никем. «Тебе хотелось жить. Но жизнь сжимала жгут…» Тебе хотелось жить. Но жизнь сжимала жгут На горле у любви, выдавливая хрип. Разложена постель. Но: время, деньги, труд. И вечный недосуг, и вечный недосып. Тебе хотелось жить. Но не хватало жил, Они рвались на раз и шли для новых струн. Ты пел и обнажал, ты пил и ворожил, А мир кричал «ура» с заштопанных трибун. Тебе хотелось жить. Спины сухая жердь Ломалась от стихов, сгибалась от мехов. Ты так хотел сбежать, но пахла твоя смерть Не небом от руки, а терпкостью духов. Тебе хотелось жить. Тебя бросало в жар, Ты бился в духоте однообразных дат, Все ставил на потом, все превращал в базар. Тебе хотелось жить, но приходилось ждать. Тебе хотелось жить. Всего-то: просто жить. Любить ее лицо, смешить ее печаль, Идти своим путем по правде и по лжи. Тебе хотелось жить. Как жаль. |
