«Скажи этим людям о том, что ты знаешь истину…» Скажи этим людям о том, что ты знаешь истину, Вбивай свою правду в податливость, в мягкость лбов, До крови, до рева, до рвоты словами в письменность, До шрамов ума, до душевных больных рубцов. Пусть верят, как ты. И пусть любят, как надо, правильно. Разуют глаза и увидят – вокруг стена, И люди, все люди, от прадедов и до правнуков Глупцы. Всем им боль одна и юдоль одна. Скажи, что вокруг – война, что вокруг все сумрачно, Надежда подохла вчера. Не успели спасти. И ценность осталась одна – добежать до булочной, И влипнуть судьбой в экран. И уснуть к шести. Что Бог подписал наш мир молчаливым прочерком. Что ночь началась и не будет другого дня. Но жизнь – это зал зеркал, амальгама, тест Роршаха, Ты видишь в ней только то, что внутри тебя. «Проснешься: кофе, новости, мигрень…» Проснешься: кофе, новости, мигрень, Обычный полубред, обычный день. И надо бы ожить, но как-то лень, И смысла нет, и мысли набекрень. К полудню ты становишься мудрей. Вся жизнь твоя срослась в тугую сеть, И ты способен, царствуя над ней, Светло и вдохновенно сатанеть. Под вечер – межпланетный апогей, Конфликт миров, скандал, прощенье, секс. И даже хорошо, что так – больней, Но чувство жизни входит в каждый текст. А ночью разбавляешь соком спирт, И новый облик истины готов: Ты слово, изменяющее мир, Но ты и мир, не требующий слов. «Все люди – мое отчество и певчество…» Все люди – мое отчество и певчество, Все здесь, от февраля и до рубля, Но стоя по колено в человечестве, Мне хочется смотреть лишь на тебя. Затем, что остальные здесь – ненужные, Пустые, исковерканные лбы, Живущие от завтрака до ужина В отрезке от прицела до пальбы. Затем, что остальные не пришились мне К изнанке измочаленных висков, Ни к выкрику, Ни к выдоху, Ни к вышагу, И, кажется, не стоят даже слов. Возможно, это в чем-то даже правильно, Смотрю в тебя сквозь лиц метельных фирн, Сквозь ум и глупость, Сквозь грехи и праведность, И взглядом этим связываю мир. Бинтую, пеленаю. Что есть творчество? Попытка убаюкать жизнь в стихах, Попытка жить сквозь певчество и отчество И в пол строки – разменная тоска. Ты разреши – лицом в твои горячие, Дарующие право быть собой Ладони. Что мы знаем? Что здесь значим мы? Не спрашивай. Молись, люби и пой. Закат. Притушен свет. Окно. Чернильница. И люди. Здесь так много, много их. Весь век шумит вокруг, растет и ширится. Но ты живешь во мне. И нет других. «Она бежит по снегу в легком платьице…» Она бежит по снегу в легком платьице, И прячет по карманам адреса, Бежит от понедельника до пятницы, А в воскресенье смотрит в небеса. Смеется и баюкает все горести На осторожно дышащей груди, И вы ее надежды не оспорите, И не поймете, что там позади За этими ажурными предплечьями, Исписанными строчками стихов, За этой горькой верой в человечество, И в человечность поздних женихов. Ей можно только жить, взлетать на выдохе, Плести волос растрепанную медь, Бросать в утробу жизни свои вызовы, Ей можно только плакать, только петь. Держательница тихого достоинства, Хозяйка ног изранено-босых, Распущенных по ветру мыслей собственница Владелица эмоций расписных. Она, она… Она ведь просто девочка, Тростиночка, снежинка по весне В реальности осиротело певческой, В оттаявшей к полудню белизне. Беречь, беречь, сражаться и заботиться. Любить, любить, хранить ее в себе, И слушать, как душа ее колотится, И слышать только небо, только свет. «Здесь пахнут сиренью и верою…» Здесь пахнут сиренью и верою Нагретые стены избы, Здесь время того милосердия, Которое ввек не избыть, Здесь Бог пробирается травами Под ноги босой детворы, Здесь место спастись Между травлями, Здесь время спасать. Здесь обрыв В покой, В малословность, В забвение, В умение просто обнять Тебя возле печки. Здесь зрение Находит кругом благодать. Здесь что-то от мудрости прожитых Веков. Здесь способность прощать Живет, словно в небо проросшая, И словно с людьми сообща. И ты здесь становишься радостной, Задумчивой тишью лесов, Становишься знаменем, адресом В проулки земных вечеров, Где тепломолочной туманностью Баюкают песни святынь, Где мы вдруг становимся данностью, Из мифа большой суеты. Ты видишь? Все песни – разрезами Болят и кровят на снегу. Ты видишь? Стою между безднами, Прозрачный от сердца до губ. Ты видишь? Тоска нелечимая Стоит у меня за спиной. Уедем в деревню, любимая, Уедем дышать тишиной. |
