«Теперь скажи мне, что ты видишь…» Теперь скажи мне, что ты видишь? Когда познание себя Вдруг стало нищим. Стало лишним. А под тобой горит земля. Когда все траты и потери Так безнадежно губят жизнь, Что ты уже распят, потерян И обескровлен до души. Ты в сырь, Ты в серь, В сирень, В сиротство Кричишь до хрипа о любви. Не слышат. Смейся, плачь, юродствуй! Ты здесь один. Мы здесь одни. Когда ты век бежал за эхом, Стирая сердце до прорех, И встретил, встретил человека, Но жалок этот человек. Когда ты осознал по телу Всю хрупкость лбов, Всю хриплость слов. Всё в мире, Всё, Всё опустело. И космос стар. И ты не нов. Все наши судьбы – эпос, хаос. Все наши свечи – в темноте. Чертовски мало просто пауз. Чертовски сильный шум везде. И бездна смотрит с каждой крыши. И у нее твой лик, твой взгляд. Теперь скажи мне, что ты видишь? Теперь я слушаю тебя. «Все хорошо. Привет-пока…» Все хорошо. Привет-пока. Зима, зима… Да нет, не мерзну. Снег опустился с потолка И пропитал собою воздух. Все хорошо. Вы где-то там. Вы где? Молчание и шорох. Каким молиться здесь богам, Чтобы не тлеть как мокрый порох? Все хорошо. Болит? Слегка. Слегка болит, слегка болею. У вас холодная рука И обжигающая шея. Все хорошо. Простите мне Невозвращенство листопада. Ах, пани, счастье на земле Не больше, чем наивность взгляда. Все хорошо. Да, Вам пора. Уйти, уснуть, не в этом дело. Здесь билось сердце у ребра, Пока ему не надоело. Все хорошо. До новых встреч. А может, посидите рядом? Да, да, пора. Рубите с плеч, Но не смотрите виновато. Все хорошо, опять клише, Не запирайте двери, пани! Вдруг станет сыро на душе, И ты устанешь жить. Устанешь. «Шагая по стеклам разбитых прелюдий…» Шагая по стеклам разбитых прелюдий, Не веря уже ни газетам, ни людям, Из боли любви и земного бессилья Она собирала непрочные крылья. Грустила тайком, не любя театральность, По шрамам и ссадинам знала реальность: Закрытые перед лицом ее двери, Вкус смерти последней отчаянной веры, И чуждость свою, и свою одинокость, Разбитый в побеге от прошлого локоть. А кошка у ног неизвестной породы Учила ее чувству гордой свободы, Учила гулять по обшарпанной крыше, Учила, что люди почти что как мыши, И если любить, то не жалких, не слабых, И если уж падать, то только на лапы. Они уходили вдвоем вдоль прибоя, Прозрачные крылья сжимая в ладонях, Вдоль долгого неба, осенних морозов, Шагая по стеклам, по людям, по звездам. «Что ты можешь сказать мне нового…» Что ты можешь сказать мне нового? Что стихи – это только плешь На затылке всего прошедшего? Что ни шерсти с них, ни рубля? А я знаю. Я сам растраченный. Покатился по полю – срежь Эти маки и эти маковки. А не то зацветут поля. Да, я знаю, я сам исписанный. Я подгрудный еловый сбор — Принимать по стакану вечером, пока звезды стоят кругом. Только, кажется, не закончится этот долгий бездарный спор: Спор любовника с импотенцией, спор поэзии с топором. Да, я знаю. И тоже, в принципе, соглашаюсь порой молчать, Потому что слова бессмысленны, не заменят простой сохи, Не залечат простой царапины, не окупят твою печаль. Но когда я целую женщину – продолжаю писать стихи. «Ничего не пугайся и держи меня в холоде…» Ничего не пугайся и держи меня в холоде, Так сбивается жар истеричного хохота Раскаленной души, обнаженной до выкрика, До голодных стихов беспощадного выводка. И границы – тесней, и реальное – кажется, И под каждым лицом вместо истины – сказочник. Твои руки безумные на плечах моих спаяны, В этом что-то от Брута, в этом что-то от Каина. Мы сорвемся в туман, мы останемся в вечности, В этом что-то от неба, от его безупречности. Твои руки безумные раздевают сознание, Обрывай тормоза и включай зажигание. Бесполезны слова и нелепы потребности, Гроб руби на дрова, и тогда мы согреемся. Горячо? Горячей! Пусть дотла, до духовного. Ты не хочешь обжечься? Так держи меня в холоде. «Странная женщина: тонкая, тихая…» Странная женщина: тонкая, тихая, Вяжет судьбу и сидит у окна, Время ее не стремится, не тикает, Медленно льется подобием сна. Звездное небо в ней, рядом с ней холодно, Но без нее – словно нечем дышать. Тихая, тонкая, острая. Больно мне. Острая, вечная, словно душа. Словная, славная, млечная, тонкая, Шепчет молитвы в прозрачную тьму, Любят таких не касаясь, не трогая, Не задавая вопрос почему. Только любить. Только верить признаниям. Плыть в этом шепоте гаснущих звезд. Сонно баюкать и греть пониманием. Только любить. И любить – лишь всерьез. |
