— Артур? — теперь уже я стараюсь скрыть замешательство. — Ты мне что, на неделю еды привёз? Ну… зачем? Я что — сама какая-то беспомощная?

Всегда, когда обо мне вот так заботятся, мне становится неловко. Я как будто возвращаюсь в детство, когда родители, находящиеся в состоянии перманентного развода, объединялись только по одному поводу — чтобы рассказать, какая я бесхозяйственная, безрукая, никчемная, и что никто меня такую замуж не возьмёт (не больно-то и надо, уже тогда решила я) И что таких убоищ свет белый не видывал, что скажут люди о воспитании такой лентяйки? А ничего не скажут, как-то выкрикнула я в ответ. Потому что нет никакого воспитания — одни только упреки и вечные придирки. За что получила ярлык не только ленивой, но еще и неблагодарной.

Поэтому меня всегда вводили в ступор подобные поступки. Не понимая, искреннее ли это желание помочь, или махровый способ уличить в безалаберности, я злилась и не знала, что говорить. Но сейчас от меня не требуется никаких слов — Артур спокойно, как будто так и надо, выгружает продукты, заполняя ими стол и полки небольшого холодильника, о вопиющей пустоте которых тоже не отпускает ни единого замечания.

— На пару дней хватит, — оглядывая принесённое, замечает он. — А дальше посмотрим. Ещё привезу.

Я сажусь рядом на высокий барный стул и молчу. Смущение я сейчас чувствую такое, как будто кто-то взрослый и мудрый залез ко мне в прошлое, погладил по голове распекаемую девочку Полину и сказал — да ладно, забей, ну разве это проблема?

И я не знаю, как реагировать. Просто не знаю.

— Эй… Ты что? — Артур наклоняется, чтобы поравняться со мной лицом, и обеими руками, как это делает только он, накрывает мои ладони. — Что-то не так, Полин?

— Да нет… Все так, — стараюсь выровнять голос, чтоы не выдать себя. — Спасибо. Просто я не… Ладно, забей. Тогда… завтрак? Как порядочная женщина с полным холодильником я хочу покормить своего мужчину. Ты добыл, я приготовлю — устроим такой себе мини-патриархат на пару часов.

И уже произнеся, прикусываю язык. «Своего мужчину».

Надо быть осторожнее с такими заявлениями. Они звучат слишком неоднозначно — ведь до конца моей поездки остаётся всего неделя. Поменьше статусов, поменьше заделов на будущее, о котором нельзя сказать ничего определённого.

Чтобы отвлечь его внимание от этих слов, поднимаюсь со стула — хватит сидеть, нужно что-то делать. Заодно и поговорим — мне не помешает мнение Артура по тому вопросу, на который я потратила полночи, но так ни к чему и не пришла.

Открыв дверцу холодильника, стою, задумчиво глядя внутрь. Знаю, не одна я склонна к такой своеобразной медитации. Это похоже на обращение к чему-то всемогущему, как будто именно из его холодных недр к тебе могут прийти ответы на все вопросы. На самом деле, я просто не знаю, что взять с полки и из чего приготовить завтрак.

Артур подходит сзади и через мое плечо достаёт запакованный хлеб, паштет и ветчину — все необходимое для бутербродов. Вот у него точно нет проблем с выбором продуктов. Он слегка касается животом и грудью моей спины, его рука, протянутая за продуктами — совсем рядом. Ловлю ее, прижимаясь щекой и прикасаясь губами. Мимолетная легкая ласка, от которой не могу удержаться — во мне сейчас слишком много нежности. Но в ответ на нее Артур прямо-таки вспыхивает — резко, в один миг, как сухоцвет в степной полдень от неосторожно брошенной спички.

Банка с паштетом и упаковка ветчины падают на пол, хлеб он все еще кое-как держит, пока другой рукой, развернув, прижимает меня к себе и целует, целует, целует, с такой отчаянной жадностью, с таким нетерпением, что только сейчас я понимаю, чего ему стоит это спокойствие с порога.

Отклоняя меня в сторону, он хлопает дверцей холодильника, закрывая его, и я автоматически прислоняюсь к ней, чтобы не оступиться. Я снова до головокружения, до покалывания в пальцах ведусь на его пыл, на эту открытую горячность, которая взрывает меня изнутри, заставляя кровь толчками разливаться по телу, а сердце — пульсировать так, что грохот отдаёт в барабанные перепонки. В этот раз, проскальзывает в голове быстрая мысль, я готова к любым сюрпризам, нам точно ничего не помешает. У нас весь день и вся ночь впереди.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Стой, стой… — слышу со стороны свой голос, еще сама не понимая, почему решила сдать назад. — Тс-с-с, горячая голова… Погоди. Остановись… У нас еще целый день впереди.

Про ночь уже решаю не говорить — у меня задача аккуратно остановить его, а не раззадорить еще больше. Хотя, куда уж больше. Черт, Полина, это не самая честная и не самая лучшая игра. Называется «динамо» и мало кому она нравится.

Но сейчас я не просто играю или дразнюсь. Мне действительно надо обсудить с ним кое-что важное, потому что эта тема не отпускает меня — как не отпускает и желание быть с ним.

— Что… Что случилось? — он останавливается через силу, его сбитое дыхание касается моих щёк частыми горячими выдохами.

Полина, ты что, идиотка, прерываться прямо сейчас? Что тебе еще надо для полного счастья?

Но где-то внутри чувствую — да, надо. Надо кое-что еще. Уверенность, что те, кто мне небезразличен, в безопасности. И что их никак не коснутся те странные дела, которые творятся в школе, и которые уже привели к одной трагедии.

— Ничего. Ничего, все хорошо… — приподнимаясь на носки, я обхватываю его лицо ладонями, успокаивающе целую едва заметную ямочку на подбородке, тонкий шрам в уголке рта. — Просто хочу поговорить… Ненадолго! — тут же уточняю в ответ на его ставший внезапно острым и цепким взгляд.

Смотрю, как он отходит от меня и поднимает с пола рассыпавшиеся продукты.

— Ладно, давай поговорим. Что ты хотела?

Стараюсь удержаться, чтобы не брякнуть «Тебя», понимая, что двусмысленные шуточки сейчас прозвучат как издевательство. Поэтому, для начала щёлкаю кнопкой на чайнике, после чего подхожу к столу, беру большой нож и распаковываю хлеб, глядя как Артур в это время вскрывает другие продукты.

— Да так… Узнать у тебя кое-что, что ты от меня скрываешь.

Его взгляд в ответ на эти слова становится таким тяжёлым, таким напряженным, что я чувствую, как будто во мне пытаются продавить дыру — и тут же уточняю:

— Артур… Я знаю, что случилось в школе. Знаю, почему ты возвращался к своей семье, почему пришлось забрать сестру. И теперь понимаю, почему приехал ко мне в таком состоянии. И ничего не говорил. Не хотел меня расстраивать? А я уже все знаю, и… Ну, не могу об этом молчать! Эта ситуация… она какая-то ненормальная. И я думаю о ней и думаю… А ты же был там. Совсем рядом, и почти сразу, как все произошло.

— Откуда знаешь? — он так и стоит с ножом, перерезав надвое кусок ветчины, и не делает ни одного движения.

— Кстати, ты будешь удивлён… — пытаюсь немного разрядить атмосферу. По всему видно, что эта тема вызывает в нем чувства не самые лучшие. Волнение, исходящее от него, можно буквально пощупать руками в воздухе. — Кое-кто из наших общих знакомых.

— Кто? — отрывисто бросает Артур.

— Да ладно, расслабься. Не так уж и много у нас с тобой общих знакомых. Денис это! Твой приятель, Дэн! Ещё и отчитать меня вздумал, за то, что я тебе мозги пудрю, представляешь? У тебя хороший друг, Артур. Защищал твою честь, даже понимая, что я могу про него пакости написать как ревизор. Ненастоящий, конечно. Но он-то об этом не знает.

— С чего бы это? — немного расслабившись от упоминания имени друга, интересуется он. — Дэн никогда никому не читал нотаций. Это ему бы не мешало лишний раз их прочитать.

— Да? А что так?

— Да ничего особенного, — Артур делает пространный жест рукой. — Раздолбай он. Но это не страшно. Так чего он к тебе прикопался? — спрашивает он, возвращаясь к нарезанию ветчины тонкими ломтиками.

— Ну… вот это, — показываю я на шею, где ярким пятном красуются следы нашей вчерашней встречи. — Он подумал, что это сделал мой тайный любовник, в то время, как днём я пудрю мозги исключительно тебе.