Поэтому оставлю без внимания его жест с телефоном и подхватываю разговор:

— В смысле — намекаешь? Я как раз местная, на меня это правило не распространяется. У меня, может, иммунитет с детства!

— Он давно потерялся, — опираясь на открытые дверцы машины, Артур продолжает подкалывать меня. — Ты полжизни не здесь прожила. Считай, уже и не наша.

— Эй, что за шовинизм? Рождённый здесь навсегда остаётся местным!

— Ну, раз так, тогда проверим. Как-нибудь на днях. Может, завтра? Махнем ночью искупаться?

— Ага, — говорю, чувствуя в груди приятное волнение и какой-то юношеский восторг от романтики приключений.

Кажется, Артур вообще не заморочен на том, чтобы пускать пыль в глаза и производить впечатление. Сначала он зовёт меня за город, потом — искупаться ночью в место, похожее на инопланетный водоём, подобного которому я, на самом деле, не видела больше ни в одной стране. И никаких заказов столиков в супер-модных ресторанах, демонстраций лимит-карт престижных клубов, нового ремонта апартаментов и выписки на приём антидепрессантов, свидетельствующих о крайней сложности натуры. Некоторые из моих друзей даже ухитрялись соревноваться между собой — у кого таблетки круче и карта в фитнесс-клуб элитнее. Такая привычная, моя и невероятно далекая сейчас жизнь.

Артур, кажется, немного смущается от этой простоты и скудности нашего пикника, оглядывая его довольно скептически.

— Полин, а этого точно хватит? — недоверчиво спрашивает он.

— Более чем. Ещё и останется.

Меня так и тянет сказать, что мы сюда, вообще-то, не есть приехали. И не то, чтобы слишком много пить. Но я молчу, расслабленно глядя на звёзды и прислушиваясь к стрекотанию сверчков. Какое волшебное место — будто на краю мира. Не хочется ни о чем беспокоиться, ничего загадывать, ни о чем волноваться. Давно на меня не накатывало такое ощущение момента, когда не думаешь ни о прошлом, ни о будущем. Ни о чем не вспоминаешь и ничего не планируешь — просто живешь.

— Все хорошо, — еще раз говорю ему. — Все просто идеально. Лишнее может только помешать.

Он какое-то время смотрит на меня, после чего кивает и, открыв бутылку воды, делает несколько жадных глотков. Волнуется. Я стараюсь подавить улыбку, в который раз понимая, что все его эмоции для меня — настоящая находка, и удовольствия приносят больше, чем какие-то расписные ухаживания с безумными флешмобами и доставленными с другого конца света подарками. С которыми надо потом обязательно сфоткаться и выложить в сториз, иначе обида будет смертельная.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Послушай, а хочешь сыграть? — решаю немного разрядить обстановку. Я прекрасно понимаю, что коньяк сделает это в три счета, но чтобы не пить банально — ну, за нас, ну, за всё, — вспоминаю игру, оживившую мне не одну вечеринку и заставившую хохотать до коликов в животе. И полезную в плане разведки информации.

Я по-прежнему знаю об Артуре слишком мало, но что-то останавливает меня от того, чтобы задавать ему прямые вопросы в лоб. Не хочу превращать узнавание в допрос. А вот это… То, что надо.

К тому же — кто там у нас азартный парень и никогда не откажется от игры?

— А хочу, — в тон мне говорит он, подходя ближе. Я достаю из сумки свою любимую фляжку и протягиваю ему. Он аккуратно доливает в неё коньяк и прячет стеклянную тару обратно в пакет, стоящий на земле. Ещё на заправке мы договорились — никаких одноразовых стаканчиков, никакого студенческого разливания и шороха пластика. Если уж делить алкоголь — то только из одного горлышка. Пусть это будет похоже на ритуал, а не вороватое питьё на задворках.

— Хорошо, — довольно киваю я, после чего подтягиваюсь на руках и сажусь на капот его старенькой «Шкоды», прежде чем он успевает помочь мне. Но я пока что избегаю любых прикосновений — иначе игра может закончиться, не начавшись. — Тогда поехали. В «Никогда не»! Правила знаешь?

— Нет, — Артур опирается совсем рядом, задевая локтем мое колено. Присматриваюсь внимательнее — это случайно или нет? Я уже успела понять, что его простота и неожиданная застенчивость (как он только ухитрился до сих пор сохранить ее в себе) испаряются сразу же, как только дело касается игры. И тогда на их место приходят спортивный расчёт и готовность вывести противника из себя любыми способами.

Всеми, кроме грязных — Артур не я, это мне становится плевать на принципы, я рискую слепо и бездумно, и чаще всего — проигрываю. Посмотрим, как выйдет на этот раз.

— Вот сейчас и узнаешь, — говорю убежденно. — Это очень интересная игра. Поможет достать все твои скелеты из шкафов.

— Полин, — он улыбается, будто я сказала несусветную глупость. — У меня нет никаких скелетов.

— Да ладно тебе. Скелеты есть у всех. И сейчас мы их хорошенечко вытряхнем. Слушай правила, — стараясь не отвлекаться на его согнутую в локте руку по-прежнему почти касающуюся моего бедра, немного отодвигаюсь и говорю: — Играем так. Я говорю утверждение, любое, какое захочу. Если это правда — ты пропускаешь свой глоток коньяка в знак согласия. Если нет — тогда пьёшь, как бы сознаваясь в этом. А дальше уже начинается самое интересное. Прояснение обстоятельств. Но говорить надо честно, как есть, в этом весь смысл. Ну что, играем?

— Например? — уточняет он. — Давай пробный вариант.

— Давай, почему нет? — я стараюсь собраться. — Ну например… Например, первый факт… И звучит он… Звучит так — я никогда не попадался на краже! Да или нет Артур? Если да, ты пропускаешь, если нет — пьёшь.

Повисает пауза. Я смотрю на него. Смотрю на его руку — не на ту, которая совсем рядом со мной, а на другую, которая держит фляжку. Ожидаю, что вот сейчас он поднимет её и сделает глоток в знак признания в тайном грехе. Да кто в детстве не тырил хоть что-то, изображая из себя разбойника иди главаря шайки воришек?

Но он просто стоит и ничего не делает. И не врет же! Это видно по его слегка недоуменному взгляду, в котором как будто написано — что с тобой, Полина? Почему ты, вообще, спрашиваешь меня о таком?

— А-а, черт с тобой! Давай сюда! — требую я у него флягу и делаю нервный глоток, от чего давлюсь и начинаю кашлять.

— Ухты, как интересно, — замечает он. — А чьи это скелеты начинают вываливаться из шкафов, а, Полина?

— Ничьи, — бурчу я, утирая губы тыльной стороной ладони. — Со святошами в эту игру играть неинтересно. Ты что, ни разу ничего не воровал?

— Да нет, почему. Воровал. Пару раз таскал абрикосы и груши с соседского двора. Только вопрос был про то, кто и когда попадался. У меня все прошло шито-крыто. А у тебя?

— Засыпалась, — отвечаю, понимая, что сама же попалась в ловушку своего вопроса. — На кильке. Пыталась вынести в восемь лет в кармане из магазина.

— Ясно, на кильке, — принимает мое признание Артур, бросая на меня веселый взгляд. — Следующее говорю я, да?

— Давай, — соглашаюсь, ожидая какой-то лёгенький вопрос, типа «я никогда не ездил без билета» — и тогда мы выпьем из одной фляжки, а после, может, и набрудершафт. Надо обязательно проследить, чтобы брудершафт состоялся.

— Я… — Артур на мгновение задумывается, — Я никогда не целовался с женщиной, — не моргнув глазом, заявляет он и смотрит на меня по-прежнему внимательно, а уголок его губ слегка ползёт вверх.

— Что? — я действительно теряюсь от этого вопроса. Не потому, что он слишком откровенный — на будущее я подготовила и похуже, — просто неожиданный.

Ещё я теряюсь от того, что Артур снова не спешит выпить — это еще что такое? Не может быть, чтобы для него это было правдой! Он же не семинарист и не священник! Хотя, если бы Денис не раскрыл пару страниц его биографии, кто знает, может, я начала бы подозревать его и в этом. Но еще больше я прозреваю от того, что мне снова приходится делать глоток.

— Даже так, Полина! Даже так? — в открытую смеётся Артур, после чего берет у меня фляжку и отпивает — и я облегченно выдыхаю. Нет, я понимаю, что он хороший парень — вот по-настоящему хороший, без притворства. Но не до обета безбрачия же!