— Да я не сужу, Вэл. Просто эта твоя театральщина… она мне как-то не к месту кажется. Все твои концепты — это же шоу, творчество. А смерть Виолы — очень даже настоящая. Это реальность, понимаешь, жизнь. Как можно это хоть как-то… переплетать?
— Очень даже можно. У неё вся жизнь как раз и была шоу. Я же это по себе знаю, ты же прямо май факинг лайф описала, когда про эту… Виолу, да? Когда про Виолу рассказывала. Слушай, у нас с ней даже имена похожи… А, может она моя кармическая сестра? Ведь все один в один, Полина! — стараюсь больше не перебивать Вэла со всеми его лирическими отступлениями, внезапно понимая, что он как никто другой, сможет обьяснить мне мотивы Виолы изнутри, раз уж считает себя ее астральным близнецом.
— У меня же точно так все было, — продолжает дизайнер. — Валеньке вручили роль и Валенька должен блистать. Валеньку все любят, а значит, он должен быть лучшим во всем, ведь он звезда, он срывает аплодисменты! А больше Валенька делать ничего не умеет, только искать своё отражение в глазах тех, кто ему хлопает. А если тебе не хлопают, а забрасывает помидорами, значит это ты виноват, значит, плохо старался и заслужил. Ты понимаешь, что это такое, когда ты сам не знаешь, хороший ты или плохой? Как толпа решит — так и будет!
— Нет, — я удивлена таким признанием старого друга. — Мне как-то пофигу, кто и кем меня считает… ну, за редким исключением действительно важных людей. А так я и сама знаю, чего стою.
— Аплодисменты, Полина, зачётно выебнулась! — едко хвалит меня Вэл. — Только не все такие, и это, знаешь, просто так не поменять. Как же меня достала эта ваша позитивная, блядь, психология! Люби себя — и тебя полюбят другие! Будь в себе уверен и не слушай никого, кто скажет что-то другое! А как любить себя — если ты сам не знаешь, кто ты! Кого любить? На месте твоего Я — слепое пятно! Зеркало, в котором отражается отношение людей, без которых ты никто! Кого любить? Пустоту?
— Вэл, ну что ты… Ну какая же ты пустота. Ты очень яркий и классный. Да, зловредный и пафосный, но это тоже твоя индивидуальность, — не помня, чтобы когда-нибудь слышала такое от него за пять лет знакомства, говорю я. — У тебя как ни у кого есть собственное лицо! И уж кому-кому, а тебе не откажешь в яркой индивидуальности.
— Я просто хорошо подражаю. Я хамелеон, Полина. Сливаюсь со средой. Сейчас она требует скандальных и резких, раньше требовала — послушных и хороших. Ты думаешь, я всегда таким был? Ты меня в школе не видела! Задрот задротом! Потому что надо было быть умным. Когда вы первоклашки или прочая мелюзга, взрослые уважают умных. Потом, в старших классах на мнение взрослых становится насрать, и уважать начинают смелых и раскомплексованных. Я стал смелым и раскомплексованным. Легко причём. Говорят, люди не меняются. А я меняюсь, легко, по щелчку, вот так! — Вэл театрально щёлкает пальцами и делает совершенно другое лицо. — Могу стать кем угодно, лишь бы на меня смотрели. Нормальные люди этого не могут. А если ты всего лишь отражение чьих-то ожиданий — то подстроишься тут же. Главное понять, для кого ты играешь, кто твои зрители и чего хочет режиссёр.
— Режиссёр? — хватаюсь за это слово как за подтверждение собственных мыслей. — То есть, ты тоже не исключаешь, что это мог быть не совсем ее поступок?
— Ты о чем, вообще? — не сразу понимает меня дизайнер.
— Ну, все то, что ты сказал о взаимодействии актера и режиссера. Актёр ведь не сам выбирает, кем быть и что делать. Он во всем слушает режиссера, который решает, каким ему быть в той или иной роли. Да, может быть какая-то импровизация, иногда ему кажется, что он действует сам, но мы-то знаем, что это заранее прописанный сценарий. И кто направляет его.
— Слу-ушай! — внезапно делая большие глаза, несколько секунд Вэл сморит на меня, полностью проникая в смысл сказанного. — Так ты думаешь, ее могли до этого довести?
— Не думаю, Вэл. Уверена. Вот только эта моя уверенность строится на одних догадках, а доказательств пока — полный ноль, — делаю над собой усилие, чтобы в голове не зазвучала фраза, произнесённая голосом Артура: «Предчувствия нутром — не доказательство, Полин». Хотя… нет. Уже зазвучала ведь.
Снова стараюсь сосредоточиться на разговоре, подавляя в себе желание взять бутылку вина и выпить ее залпом. Недолго же длился эффект неприятия алкоголя, ещё пара мыслей об Артуре и спиртное у меня надо будет насильно отбирать. На секунду прикрываю глаза, концентрируюсь на настоящем и слышу, как Вэл продолжает свои размышления:
— А, собственно, почему нет… Почему нет, Полина? Раз она такой разгуляй устраивала, а все только ржали, снимали и требовали больше хайпа… Это же закономерно! Когда толпа вызывает актера на бис, раз за разом, он с лёгкостью умрет ради оваций. Ну-ка покажи! Покажи мне ее страничку, я тебе сейчас все скажу. Мой взгляд просветит эту тайну как мощный рентген!
Согласно киваю и, пряча улыбку из-за все более возрастающей патетичности его речей, несмотря на то, что темы мы тут обсуждаем не самые весёлые, захожу в сохранённые закладки и вывожу на экран страничку Виолы.
Всё же, как хорошо, что у меня появился такой помощник как Вэл. Пусть повод, из-за которого он приехал, был не самым лучшим — но, пока он приводит себя в порядок после неудачного полета и мы оба здесь, я могу открыто обсуждать с ним то, с чем осталась один на один. Краем уха слышу, как иронично дизайнер отпускает комментарии по поводу моего нового интернет-воплощения, заявляя, что теперь будет называть меня только Сэмкой, в отместку за то, что в начале знакомства я звала его Валькой — и снова благодарно улыбаюсь ему за то, что тормошит и не даёт зависнуть в негативе и страдашках.
— Так, все, Полина! — прикрикивает на меня Вэл, перетягивая макбук себе на колени. — Давай, соберись! Мы тут серьёзными делами занимаемся! Так-так… — уже тише повторяет он, ожидая, пока страничка Виолы прогрузится с мобильного интернета. И, спустя минуту, добавляет: — Вот, значит, она. Вот она какая…
В этот раз коменты под последней записью Виолы не оказывают на меня такого впечатления, как в первы раз, и я, смирившись с тем, что по любому поводу — радостному или трагичному, — народ все равно разведёт срач, пробегаю их взглядом довольно отстранённо.
Эту часть ее аккаунта я уже разобрала, и теперь мне интересно, какое впечатление она произведёт на дизайнера. Истерика в коментах продолжается, соболезнования и стихи в поступают с завидной регулярностью, многие начали рассказывать Виоле, какая без неё тут стоит погода, в каких магазинах скидки, успевая при этом переругиваться между собой из-за того, кто говорит глупости, а кто нет, и по другим менее значительным поводам. В общем, обычная вакханалия, которую в интернете почему-то принято называть небезразличием и сопереживанием.
Вэла, в отличие от меня, впервые увидевшей этот посмертный чат, сам характер дискуссии мало трогает.
— И что? — не выдерживаю я. — Как тебе сочувствие от друзей?
— Да ничего нового, Полина, — автоматически отвечает Вэл, продолжая листать вниз и лишь время от времени иронически приподнимая бровь в ответ на самые безвкусно сделанные коллажи. — А ты расстраиваешься? — внимательнее приглядываюсь ко мне, переспрашивает он. — Да брось! Что ты как первый день в интернете! Тут всегда было полно долбоебов. Пока есть долбоебы — есть интернет. Так что забей… — уверенно добавляет он, продолжая смотреть и сканировать, сканировать и смотреть.
От взгляда, который друг вперил в экран, мне становится немного не по себе — похоже, он не привирал, когда говорил про рентген. Я и раньше видела его в таком состоянии — когда глазами он, казалось, разрезал пространство, переставляя его как части паззла, а потом подчинял этой картине окружающую реальность, кроя ее так же размашисто и смело, как опытная швея кроит материю.
— Так… Здесь мне все понятно, надо назад. Как сразу пролистать назад, на самое начало, Полина? Чтоб не постранично, а сразу. Мне надо видеть все сразу и быстро, — говорит он тоном доктора Хауса, готового явить чудо диагностики. Я помню, что Вэлу жизненно необходимо играть какую-то роль, и уже подкалываю его из-за этого. Выводы, которые он сделает, очень важны для меня — кроме того, мне и самой не мешало бы, наконец-то восстановить хронологию произошедшего не со слов очевидцев, а из тех записей, которые делала она сама.
