Ферран отнёсся к сказанному с завидным спокойствием.

— Вот поэтому с нами пять кораблей, уставленных арбалетами, а не одна вшивая лодка, и стрелки все как на подбор, а не моряк из деревни. Мои парни с расстояния в милю комара уложат — что ж говорить о драконе.

— Я слышал, твой старший сын в стрелковом деле преуспел.

— Эларан? Лентяй ещё тот! Привык всю жизнь за мамкину юбку прятаться.  Стреляет сносно, но до идеальности ещё далеко. Иногда мне кажется, что толку от него так никакого и не будет.

Капитан хмыкнул.

— А я вот детьми так и не обзавёлся, хоть и было по бабе в каждом порту. Может, какая и родила, да только мне не сказала. Бывает, смотрю на какого вихрастого юнгу и думаю: а ну как это мой сын?! Те же глаза, та же походка...

— И сколько таких уже насчитал?

— Да с дюжину точно.

— Маловато.

— Так я по молодости на берегу редко бывал...

Оба — командир Стенден и капитан Мортенер — зашлись громким смехом. А что ещё было делать, когда уже и пить стало в тягость, а на море глядеть — тем более? Вдобавок ко всему, Ферран не любил море, и затянувшееся по погодным причинам плавание начинало его раздражать. Ему хотелось скорее ступить на сушу, привычно зачерпнуть носами сапог песок, сделать несколько широких, смелых шагов и втянуть носом разношёрстные запахи земли, леса и гор. 

Наступила тишина, и были слышны только довольные крики матросни, продолжавшей развлекаться тумаками, да причмокивание капитана Мортенера, с удовольствием допивавшего оставшуюся на донышке его кружки настойку.

— Не пора ли тушить фонари? — спросил Ферран.

— Пусть ребятки порезвятся. Когда ещё у них будет возможность посреди моря друг друга по-братски поколошматить? А ты мне вот что скажи... — Эмил вытер испачканный сладкой бормотухой рот. — Красивая у Нолфорта королева будет? А то я на свадьбе не был.

— Думаешь, лорд Гайлард станет королем? — Стенден звучал вкрадчиво.

Эмил от изумления выпучил глаза.

— Это ты просто пьян сейчас или как? Кто, если не он?

Ферран тут же махнул рукой.

— Да я просто спросил.

— Не смей больше подобное говорить. Ты меня пугаешь.

— Прости, друг, прости. — Стенден отвёл взгляд, потом взял в руки кружку и провёл пальцем по ободку. — Я просто на воде... себя... не слишком хорошо чувствую, вот и лезут в голову разные мысли.

— Ветра бы хорошего в паруса — будет тебе суша, — пробурчал Мортенер.

Ферран забарабанил костяшками пальцев по столу.

— Ветер... Где же этот ветер?

Задорный крик прервал его рассеянные мысли.

— Капитан! — Деревянная дверь распахнулась, и на пороге нарисовался круглощекий боцман. — Капитан, — выдохнул он, — ветер поднялся!

Эмил вскочил на ноги. И его тут же повело. Да так сильно, что капитан удивился. Старому морскому волку не привыкать к качке, но корабль накренило так, что даже кружки заскользили по поверхности стола, шмякнулись на пол и покатились по доскам, оставляя после себя липкие лужицы.

— Морской дьявол, — только и пробормотал капитан, — что это?

С палубы донеслись истошные крики, и Эмил Мортенер обменялся с Ферраном недоуменными и полными страха взглядами. Матросов не напугать высокой волной и слепящей молнией, вырывающейся из грозовой тучи, чтобы разрезать корабль надвое, и душераздирающие вопли и беспорядочный топот могли свидетельствовать только об одном: случилось что-то, к чему никто не был готов.

— Оставайся здесь — приказал капитан Стендену и быстрым шагом направился на палубу, к команде.

Налетевший из ниоткуда ветер в одно мгновенье превратился в обезумевший шквал и в клочья рвал паруса, в беспорядочной спешке собираемые матросами. Это было нечто грозное и стремительное, как внезапно лопнувший сосуд гнева. Злая волна обдавала захваченных врасплох моряков колючим льдом и шипела пеной. Все корабли швыряло из стороны в сторону, и стоило капитану Мортенеру собраться с мыслями и отдать первый приказ, как оглушительный треск заставил его вздрогнуть и позабыть обо всём на свете: два лучших брига налетели друг на друга, раздались крики, и оранжевое пламя шустро поползло юркой змейкой по одному из кораблей, облизывая тщательно просмоленные доски.

— Разворачивай! — орал Мортенер рулевому, но среди паники и порывов ветра его голос был сродни комариному писку.

Море шумело и поднималось горой воды, бурлящей и мертвенно-тёмной. Казалось, всё взрывалось вокруг судна, потрясая его до основания, заливая волнами, не щадя никого и ничего.

С неба ударила молния, и всякий, кто хоть на миг бы узрел её, выжег бы себе глаза и ослеп, а грот-мачта вдруг тоскливо застонала, накренилась и, переломленная, повалилась прямо на капитана. Эмил Мортенер едва успел метнуться в сторону. От сильного удара на палубе вздыбились доски, Эмила отбросило к сваленным у борта канатам и накрыло тяжёлым парусом. Барахтаясь в лабиринте из парусины, капитан и не заметил, как разверзлось небо и выпустило их себя поток убийственного дождя, а из морской черноты потянулись вверх такие же чёрные скалы, больше похожие на зубы огромного чудовища, жадные до крови и беспощадные. Своими острыми лезвиями они принялись дырявить деревянные судна, отдавая их на съедение ненасытному морю, бесновавшемуся в неистовой пляске во славу смерти.

Гайлард легонько коснулся щекой, к вечеру уже колючей, щеки девушки и еле слышно прошептал:

— А ты как думаешь?

Но Рики думала лишь об одном: о лорде Альгервильде, так некстати спустившемся вниз.

— Молчишь? — выдохнул Гай. — Продолжаешь гадать, случайно или нет?

Рики машинально кивнула, а мысли были далеко-далеко, рядом с кроватью хозяина Папоротниковых земель, в которой тот лежал, уставившись в потолок и безутешно вздыхая.

— Я не знаю, когда именно это всё началось, — начал Стернс, и Рики переключилась с дум о лорде Альгервильде на Гая и, как оказалось, не зря. — Может, когда ты постоянно путалась у меня под ногами в Торренхолле, может, когда не отходила от меня больного на корабле, может, даже на том проклятом острове... Не знаю. Пытаюсь разобраться, но не получается. Пытаюсь призвать к собственному разуму, и снова ничего не выходит. Мне не по себе, когда тебя долго нет, и мне плохо, когда вокруг тебя вертится кто-то ещё. Старик Дагорм, таракан Швидоу, нахал Эларан и даже твой брат — они все для меня равны. Стоит им заговорить с тобой — я их всех ненавижу; стоит тебе подарить им свою улыбку — начинаю ненавидеть тебя. Вот и сегодня... когда я увидел тебя и его...

— Милорд, — шёпотом отозвалась Рики, — отпустите меня, милорд.

— ...я просто вышел из себя и в итоге не сдержался. А ты меня не оттолкнула.

— Я растерялась.

— И всё же не оттолкнула.

— Я готова сделать это прямо сейчас. Не хочу, чтобы утром вы жалели обо всём, что сделали.

— Жалел?

— За ночь вино из головы выветрится, и вы вспомните, каких бед натворили. Потом вспомните, что всё это видел лорд Альгервильд, и начнёте срываться на мне.

— Хочешь, чтобы я срывался на старике Рее?

— Вот это совсем ни к чему, милорд. Он несказанно предан вам — это видно. Вы совершите большую ошибку, если обидите его.

— А ты? Тоже предана и верна мне?

В этот раз Гай смотрел Рики в лицо. Она это чувствовала, хоть ничего и не видела. Ей страшно было вновь встретиться с тем омутом в его взгляде, который она до сих пор не до конца понимала.

Какая же она глупая! Тысячу раз прав был брат: Рики совсем не думает о последствиях, живёт одним днём и лишь своими мечтами. Как можно было ответить на поцелуй хозяина, которого все вокруг жаждут видеть в образе сильного правителя, заботливого мужа и любящего отца? Разве это не сумасбродство? И пусть её сердце уже давно замирает при виде одной лишь его тени, пусть губы растягиваются в счастливой улыбке, стоит ему только поманить её к себе, она всё равно не должна давать волю чувствам и позволять им хлестать через край, искушая и умоляя переступить черту. Задача слуг — быть тенью хозяев, предугадывать их желания, а не идти на поводу у своих и уж точно не мнить о себе чего-то большего. Гайлард Стернс — тот, кого нужно защищать, кому всегда нужно говорить правду и от кого нельзя ничего утаивать, как Рики это делает вот уже почти сутки. И поступает так она лишь ради себя собой и ради исполнения собственных желаний. Тысячу раз был прав брат... а то и две тысячи!